Волновалась ли красавица, когда ехала, покачиваясь в закрытом возке, в Манису? Скорее нет. Она настолько была уверена в своей неотразимости, что даже минуты не сомневалась в том, что молодой принц обязательно падет под ее маленькие ножки.
Тем более у нее имелось тайное оружие. Сафие невероятным чудом удалось сберечь золотую булавку с жемчужиной, некогда подаренной случайной прохожей, а, быть может, настоящей орой. И она твердо уверена: с ее помощью навсегда привяжет к себе будущего султана.
Правда, чем ближе они подъезжали к исходной точке, тем уверенность в том, что все получится, как-то незаметно гасла, а сердце начинало тревожно биться. Причиной всему стали разговоры о Нурбану-султан, ставшая главной темой на протяжении всего пути. Даже имя Мурада реже упоминалась. В итоге Сафие стало казаться, что венецианка незримо присутствует в возке.
Принцесса и Берку-хатун довольно много о ней судачили и практически все время не лицеприятно. Больше всего в своих разговорах женщины делали акцент на том, что она была очень злой, хотя, с другой стороны, видимо, желая быть объективными, замечали:
— С чего ей быть доброй? Жить в таком гадюшнике, постоянно чувствовать завистливые глаза на своей спине и излучать доброту! Такое не каждому доступно!
— Ясное дело, — мысленно соглашалась юная хатун, — в этой борьбе за место под солнцем очень тяжело сохранить сердце.
Радовало только одно — мать шехзаде находилась в другом санджаке рядом с шехзаде Селимом и им не придется часто встречаться. Ну, по крайней мере, первое время. А там будет видно…
Еще вспоминали что ее когда-то для своего сына лично выбрала Госпожа Босфора, а она, как известно, так просто свой взор не останавливала. Значит, было в ней нечто такое, что привлекло внимание великой султанши.
Михримах-султан уверяла: лучистые синие глаза венецианки потрясли хасеки. Едва девочка бросила на нее свой взор, как родительница, не раздумывая, нарекла новую рабыню красивым именем «Нурбану», в переводе «Принцесса света».
Если верить сказанному, то Хюррем-султан оказалась едва ли не единственным человеком, который хорошо относился к баш-кадын сына. Все остальные и, в первую очередь сама принцесса, даже не пытались скрывать своей неприязни к любимице брата. Причем, как она честно призналась, данное чувство зародилась с первой минуты общения.
— Таких красивых женщин просто не может быть на свете, — произнесла задумчиво султанша, — но они есть.
В этой фразе сразу чувствовалась женская зависть. Сама-то госпожа особой привлекательностью не отличалась, если что ее и делало красивой, так это близость к Османской династии. Именно от этого кружилась голова у всех, кто общался с госпожой Луны и Солнца. Не будь столь высокого родства, лично у Сафие сомнений не имелось, никто бы на принцессу просто не обратил бы внимания. Один нос чего стоил! А возрастом он все резче и резче выступал на ее личике.
Никто не спорит, госпожа была очень образованна, обаятельна, в меру кокетлива, воспитана, умна. Но всем известно: ум без женской привлекательности еще никому не помогал стать счастливой. Впрочем, султанша считала себя несравненной и ее абсолютно не волновало, что думают о ней окружающие.
— Главное, — не уставала повторять она, — что я думаю о людях.
Потом эту фразу взяла на вооружение хатун и при случае всегда повторяла с ссылкой на автора, показывая тем самым свое уважение к своей наставнице. Надо сказать, что Михримах-султан навсегда останется для своей воспитанницы эталоном во всем.
Она во всем старалась ей подражать, даже косметику старалась наносить так, как это делала принцесса, не говоря уже о масках, секреты которых султанше передала ее мать. Более того, когда предстояло принять важно решение всегда ставила на свое место именно Михримах-султан и задавалась вопросом: а как бы на ее месте поступила госпожа? Насколько это было правильным не задумывалась, но в силу того, что при жизни, султанша всегда оставалась довольной ее решениями, все делала грамотно.
Публикация по теме: Некоронованная королева Османов, часть 40
Продолжение по ссылке
