Раиса и сама не всё знала, что у них, Иванцовых по деду-прадеду, случилось, – в каком-то уже туманном далеке, от Натахи-племянницы – в пятом поколении… Уже и не рассмотришь всё, не различишь. Прабабушку свою, Наталью, Раиса почти не помнила, а бабушка Ефросиния и мать, Полина, не любили об этом говорить, устало отмахивались. Роняли, бывало, какие-то скупые воспоминания, да сразу и умолкали. Не верили, может… А, может, недосуг: уж так велось, что женщины у них одни оставались, без мужиков, – до воспоминаний ли о родовом прошлом! Да и доброе что вспомнить, – это одно. А о том, что – верь-не верь! – легло упорной, безотрадной ношей на женские плечи в роду Иванцовых, говорить не хотелось.
Наташку Раиса жалела: единственная она у них с Татьяной, младшей Раисиной сестрой, одна на двоих, последний отросточек. Они поэтому и учиться никуда не отпустили девчонку. Наташка и сама не слишком охотно училась: не двоечница, но и выше троек редко поднималась. Не потому, что не получалось, – просто над учебниками не любила сидеть. Когда мать, Татьяна, строго спрашивала, почему снова тройки, Натаха слегка удивлённо, а, в общем-то, беспечно, плечами пожимала: не двойка же!..
Зато выучилась от тётки Раисы вязать. Получалось хорошо, – и спицами, а особенно крючком. Теперь и себе, и подружкам поселковым такие кофточки и платья вяжет, – хоть на выставку, на показ самых модных брендов.
Чего Наташке, при её равнодушии к учёбе, хотелось чуть ли не с девятого класса, – это выйти замуж. Татьяна с Раисой переглядывались: главное желание у девчонки!.. Больше всего любила говорить о том, какая у неё свадьба будет, какое платье и фата… Какой дом у них с мужем будет, какие дети. Наташка красивая: волосы тёмно-русые, а глаза серые, как и у всех у них, – ещё из той самой, уже туманной, дали. Сильная и гибкая, – такая же, как все женщины в их роду. И очень рано Наташка чувствовала, что женой она будет хорошей, что есть в ней всё, чтобы муж любил её, и она мужа любила бы. И это было гораздо важнее, чем учёба. Мальчишкам Наташка нравилась, – бегали за ней ещё с пятого класса. То Илюшка Бегунков на велосипеде катал её – аж на тот край степи, то Вадик Аршинцев первые степные ясно-жёлтые тюльпаны в Натахин портфель незаметно подкладывал. В старших классах уже на новеньком мотоцикле катал Наташку Олег Марков. Учительницы и мамы подружек головами качали, предупреждали Татьяну: ранняя она у тебя, за такой глаз да глаз нужен. Один на мотоцикле катает, другие после школьной дискотеки провожают… А Натаха смеялась, откровенно-беззастенчиво успокаивала мать:
- Мам, да я ещё ни с кем не целовалась!
После выпускного Наташка не долго думала: прямо при шахте был учебный комбинат, где учили на рукоятчиц, – так в просторечии называют одну из самых главных женских шахтёрских профессий. А вообще-то, – стволовая поверхности. На курсах Наташка училась неожиданно серьёзно, на одни пятёрки, легко и быстро разобралась в системах управления спуском-подъёмом. Матери с тёткой Раисой гордо объясняла: я же буду спускать шахтёров в забой… а самое главное, – буду поднимать их на-гора. (На-гора – не на гору! – неотъемлемое шахтёрское понятие, означает – наверх, на поверхность шахты. В древнерусском языке слово «гора» означало «наверху»,– вот так красиво и загадочно: из шахтной глубины всё то, что остаётся под солнцем и звёздами, всё, что остаётся наверху, называют – гора, примечание автора).
Илюшка с Вадиком после горного техникума уже работали на соседних шахтах, женились оба. Олег Марков остался в армии, на сверхсрочную. Толик Любавин и Максим Ефимов, что наперебой провожали Натаху с дискотеки, машиностроительный в Луганске окончили, на тепловозостроительном работают, а невест нашли ещё в студенческие годы, женились… Как-то непостижимо получалось, что вокруг Натахи всё равно оставалась пустота: все, кто когда-то катал её на велосипеде или на мотоцикле, кто подкладывал в портфель цветы, провожал после дискотеки, – незаметно куда-то уходили, уезжали, встречали других девушек, – совсем необъяснимо… Поселковые бабы, правда, были уверены: чтоб замуж выйти, женой стать, – гулять меньше надо!.. Наташкины тёмные реснички удивлённо и обиженно вздрагивали, когда себе вслед слышала такие колкие замечания: никто не знает, как ей хочется, чтобы всё-всё – самое сокровенное… самое желанное… чтобы всё – ему одному, тому, кто мужем станет…
А замуж Наташку никто не брал. Пошутить, посмеяться… погулять, – таких немало находилось. Ну, и от всего остального, если б она позволила, никто не отказался бы: девчонка красивая… и сладкая, должно быть. Но Наташке замуж хотелось. Тайно и горестно она присматривалась к шахтёрам, которых каждую свою смену спускала в забой и поднимала на-гора: все красивые такие… весёлые, смелые, сильные и уверенные… И так хотелось, чтоб кто-то её полюбил… И предложил выйти замуж. А Наташку звали на свидания, даже цветы дарили и конфеты… А потом – ну, вот исчезали куда-то. Вроде и рядом оставались, – здесь же, на шахте, в посёлке. А женились – на других.
Наташка уже не раз прибегала к любимой своей тётке Раисе, – чтоб помогла: вон сколько трав у неё вечно сушится. И из каждой готовит тётка какое-то тайное снадобье, и бабы в посёлке не раз – ну, как водится, по секрету – всему свету, – признавались, что помогает Раиса. Но Наташку с её пылкими просьбами-надеждами Раиса холодно отстраняла: нет. Строго говорила: любви и счастья самой надо дождаться… А потом – суметь не предать его. Это Раиса знала по скупым семейным преданиям, что передавались у них по женской линии…
… Раисин и Татьянин прадед, а Наташкин, получается, аж прапрадед, Андрей Иванцов, смолоду работал на местной шахте. Здесь все шахтёры красивые и сильные, – с деда-прадеда, по крови от отца и от степи в разнотравье и цветах, от столетних дубов в здешних балках, от криниц, от самого угля – крепкого донбасского сердца. И Андрей тоже был высоким и рослым, тёмные брови – со смелым изломом, синева в глазах сливается с густой свинцовостью грозовой тучи. А руки!.. Даром, что уже не смывается с них угольная пыль, – девичьи сердца прямо заходились от тайного желания Андрюхиных ласк. Андрей был строгим и серьёзным, жениться не спешил, хотел среди всех девчат рассмотреть единственную, чтоб – на всю жизнь. Чтоб умела ждать его из забоя.
Была в Яснодольском девчонка, Натальей звали. Как-то удивительно повторялись цветом грозовой тучи их с Андреем глаза. Не одна девушка в Яснодольском ждала и надеялсь, что Андрей Иванцов именно её выберет в жёны. А Наталья ещё с пятнадцати лет была уверена, что женой Андрея станет она. Андрей тоже посматривал на смелую и рослую Натаху, но не торопился: может, ждал, пока подрастёт, может, присматривался. А Наташке не терпелось: очень уж много девчонок хотят выйти за него замуж! Натахе бы подождать, пока Андрей сам её выберет, подождать, рока рассмотрит… А она побежала к тётке Пелагее, дальней Андреевой родственнице по материнской линии. Во всех окрестных шахтёрских посёлках Пелагея была известна как целительница: знала силу местных трав и цветов, умела такие отвары и настои приготовить, что вмиг заживали шахтёрские раны и переломы, от простуды лечила… от многих болезней. И от сердечных – тоже. В своих извечных женских обидах и горестях бегали к Пелагее бабы и девчонки. Не всем, но, случалось, и в этом, самом сокровенном, помогала Пелагея своими травами. Наталье отказала: рано тебе, научись ждать сначала. Андрей – он такой: его надо ждать. Не только любви его ждать, – любви дождёшься, полюбит он тебя, красивую такую… Его потом надо будет всю жизнь ждать: хоть и молодой совсем Андрей, а уже десятник в шахте, поэтому и такое случается, что он сутками не поднимается из забоя… (десятник – старинное название должности в угольной шахте, соответствует современной должности горного мастера, – примечание автора).
Продолжение следует…
Начало Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»