У меня тут случился на днях небольшой, но оживлённый диалог в Сети с неким сетевым анонимом – о дальнейших судьбах мирового кинематографа. Иногда приятно, как в поезде, поболтать с человеком, которого ты наверняка больше не увидишь – так сказать, привести в порядок информацию, которая бесцельно бултыхается у тебя в голове.
Уже очевидно, что Голливуд не протянет долго на лидирующих позициях, если будет по-прежнему усиленно продвигать идею квот для наиболее скандальных меньшинств, вне зависимости от таланта и умения конкретного исполнителя, а зрители по-прежнему станут последовательно проваливать в сборах передовые, идеологически выдержанные и кругом правильные боевики вроде нового «Терминатора» и «Хищных птиц». Тогда спрашивается вопрос: какая кинематография ныне достаточно денежная, качественная и могущественная, чтобы подхватить знамя из ослабевших рук гегемона?
Понятно, что вроде бы богатый Китай с его идеологической зашоренностью, которая запросто даст сто очков вперед токсичной голливудской толерантности, и трагическим неумением снимать настоящие универсальные блокбастеры, которое проистекает из слишком большой разницы менталитетов между китайской и евро-американской цивилизациями, такую крупную культурную роль потянуть пока не способен.
Болливуд вроде бы ежегодно выпускает сопоставимое с Голливудом число фильмов, но даже самые международные и кассовые из них вроде «Робота» все равно имеют прискорбно местечковый оттенок, все там непременно поют тонкими голосами и массово пляшут, и всё это несметное количество кинопродукции уходит в основном на внутренний рынок, в лучшем случае – на рынок ближайших соседей. Здесь разрыв с менталитетом главных мировых потребителей кино – Штатов, Евросоюза, Японии – ещё более велик, чем у Китая.
Тогда конфидент предложил на роль грядущего гегемона Южную Корею.
Действительно, кинематографические дела у них последние десятилетия идут на редкость хорошо – вспомним хотя бы «Паразитов», взявших три главных «Оскара» и три второстепенных. Да, согласен, Ким Ки Дук, «Олдбой», «Служанка», «Воспоминание об убийстве», «Сквозь снег», «Хозяин», всё такое. Любопытный трейлер нового южнокорейского фильма, который вскоре выходит в наш прокат – про полицейских, которые для прикрытия покупают местную харчевню и внезапно для самих себя становятся авторитетами в кулинарной среде.
В эту же сторону конфидентом были отгружены «Поезд в Пусан» и «Поезд в Пусан – 2» как примеры прекрасного американизированного боевика…
И вот тут я несколько пришел в себя.
На этом дискуссия была завершена, и конфидент пошел своею дорогой, а я – смотреть «Поезд в Пусан – 2».
Признаюсь сразу: первый фильм, традиционно объявленный новым словом в зомби-хорроре, оставил меня холодно-равнодушным. Слишком привычно всё было в этом «новом слове», слишком часто я всё это уже видел. Мутанты бегали со всех ног, как подорванные, подобно муравьям строили из собственных тел мосты и эстакады, но при всех своих супергероических способностях не могли разбить стекла между вагонами.
Человек в стрессовой ситуации опять неизбежно оказывался гораздо страшнее зомби (весьма спорное утверждение, конечно, но прекрасно подходящее для аннотации). Имелся ребенок и связанная с ним драма – детям, конечно, совершенно не место в мире постапокалипсиса, так что его неизбежное присутствие порождает неизбежную драму.
Только вот все эти драмы, все эти жуткие кальки с американского кино отнюдь не заставляли душу тревожно заёрзать.
Для чего я частенько иду на второй фильм, если не понравился первый? Трудно сказать. Трейлер глянулся, к примеру. Или редакционная труба зовёт. Или просто любопытно, чего это опять все так возбудились, хотя вроде бы не было никаких предпосылок.
Второй фильм «Поезда в Пусан» не похож на первый – здесь, несмотря на название, нет никакого поезда (сказывают, в мировом покате тоже не было, это наши присоединили такое название для лучшей прокатываемости). Действие в нём вообще происходит через четыре года после первого, когда вся Южная Корея уже захвачена монстрами (северные коммунисты, сказывают, успешно отбиваются от них при помощи артиллерии). Однако выстроен он всё на тех же ингредиентах, что и первый: бегающие со всех ног зомби, дети в постапокалиптическом мире, рефлексирующий главный герой…
Основная идея здесь, правда, другая: на сей раз не спасение от внезапных толп кровожадных мутантов, а наоборот – проникновение на закрытую территорию Южной Кореи в поисках потерянного Триадами грузовика с баксами. Для чего гангстерами зачем-то нанимаются именно бывшие корейцы, в основном доходяги-беженцы и бомжи. Ну, наверное, китайской мафии виднее, кто именно способен отыскать на зараженной территории и эффективно доставить в Гонконг машину с деньгами. Мне вот это совсем не очевидно; видимо, поэтому я не азиатский гангстер.
Также зрителю вполне ясно, что в случае успешного завершения операции мафия сделает всё, чтобы максимально сократить накладные расходы. Ясно это всем, кроме корейских доходяг, которым за смертельно опасную операцию обещано десять миллионов, и отнюдь не японских йен.
Если вы полагаете, что заражённый Пусан – мёртвая территория, населённая одними мутантами, то вы ошибаетесь. Здесь проживает армейская рота, которая вначале наводила порядок на этих землях, а затем выродилась в банду мародеров, регулярно проводящих гладиаторские бои между захваченными людьми и мутантами (привет, «Безумный Макс»).
Капитана этой банды, всеми презираемого алкоголика, сыграл какой-то юный красавец, явно из южнокорейских айдолов – мне было лень гуглить, кто таков. Представить, что этот манерный мальчишечка успешно командовал армейским подразделением, а тем более толпой головорезов, в которую выродилась рота, совершенно невозможно. Он и ведет себя со своим солдатами соответственно имиджу – извиняющееся-заискивающе. В фильме он играет весьма важную роль, но актёр для этого выбран совершенно неподходящий.
Ещё здесь постоянно обитает девушка с двумя дочерями и сумасшедшим папой, одно время жившая у бандитов, но в итоге бежавшая от них вместе со всей семьёй. Поскольку женщин среди бывших военных нет, в целом понятно, какие функции семья выполняла в логове мародёров. Режиссёр старательно обходит этот момент, однако не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два.
Одна из девочек совсем маленькая, другая – почти взрослая женщина. Обеим битвы с мутантами очень нравятся. А дедушка в своем тихом безумии вообще полагает себя полковником.
И, конечно, вершина Станиславского «не верю!» в этом фильме – это доблестные, справедливые и мудрые войска ООН. Которые легко спасают из эпицентра заражения случайно встреченных людей: фигли, они же люди, а что могут быть заражёнными – так у каждого свои недостатки. Корейскую роту вот, в которой никто не заражен, не выручили, а случайных людей взяли и выручили, причем с большим риском для себя: скажем, терпеливо ждут, пока спасаемые сбегают среди толп мутантов по своим делам. Представитель ООН, чёрная бодипозитивная тетка, легко и с полным пониманием воспринимает наставленный на себя пистолет: фигли, у героини же наверняка были на это веские причины! (Положительный Брюс Ли, помнится, в сходной ситуации спарринг-партнера в исполнении Роберта Уола таки убил, чтобы неповадно было размахивать розочкой из бутылки).
Нет, судя по всему, крошечная Южная Корея все же не станет новым гегемоном, даже в кинематографе. В лучшем случае – регулярным ниспровергателем Канн, как в свое время Франция или Италия (кроме всего прочего, зритель артхауса, привыкший к периодическим маленьким киночудесам из самых экзотических уголков мира, гораздо проще относится к обилию азиатских актеров в южнокорейских фильмах, чем средний поклонник, скажем, боевиков). Безусловно, и снятая для американского и европейского зрителя очередная голливудская калька с некоторым сентиментальным привкусом азиатской дорамы, вряд ли поможет Южной Корее стать новым кинематографическим властителем дум.
Подождём ещё.