– Ты, вообще, как себя чувствуешь? – спросил Акимов, в упор глядя на друга, пытаясь в темноте разглядеть выражение на его физиономии, после того, как стих стук лошадиных копыт.
– А ты? – в свою очередь полюбопытствовал Фалин.
– Ну, если ты имеешь в виду мое мнение о дальнейших действиях, я бы прошелся хотя бы по Арбату и его окрестностям.
– Шутишь?
– Нисколько. Неужели не интересно?
– Может быть, и интересно. Но я не могу понять, как получилось, что мы приперлись сюда без подготовки?
– Честно?
– Ну, разумеется.
– Ну, так вот… С самого начала, пока мы не оказались здесь, я не верил в эту хрень. После рассказа дяди Пети я, грешным делом, решил, что у него что-то с головой случилось от возраста. Просто любопытно было увидеть этот чертов правительственный метрополитен. Информация выживающего из ума старого чекиста тоже, как ты понимаешь, не показалась мне убедительной.
– Зато меня уговорить у тебя отлично получилось. Как я повелся, не представляю.
– Но результат, как говорится, налицо. Ну, так что, обследуем старую Москву?
Фалин ответить не успел. С той стороны, куда несколько минут скрылись конные милиционеры, опять послышался приближающийся стук копыт. Это был явный галоп.
– Надеюсь, не по нашу душу, – произнес Акимов.
Они присели, спрятавшись за горой досок. Когда стражи порядка были уже достаточно далеко, Акимов взглянул на часы.
– А ведь идут. И я думаю, что они не останавливались. Помнишь, мне это показалось, когда вышли из лифта.
– Помню. Все-таки телепортация заняла какое-то время, но мы его не ощутили физически. Только не об этом нам сейчас надо думать.
– Я тебя понял, Юра. Правда, раком ползти сквозь этот завал я не согласен.
– Догадываюсь. В таком случае – за работу, товарищи!
Не меньше часа ушло на то, чтобы осторожно, не создавая шума, передвинуть десятка два длинных досок для освобождения подхода к люку. И тут Фалин что-то вспомнил:
– Погоди, Жень, я сейчас.
Вернулся он через минуту.
– Письмо Петровича бросил в почтовый ящик, иначе обидится старик.
Задвинув за собой крышку, Акимов, спускаясь вслед за Фалиным, произнес:
– Надеюсь, к нашему возвращению рабоче-крестьянское руководство Москвы наведет порядок хотя бы на центральных улицах столицы нашей Родины.
– А ты уверен, что возвратимся?
– Почему бы и нет? Надо только хорошо подготовиться.
– Ты учти, что для начала неплохо было бы вернуться туда, откуда прибыли.
– А что может помешать?
Фалин не ответил, Акимов тоже не стал развивать тему. Мысль о том, что можно затеряться во времени или, по Альберту Эйнштейну, в пространственно-временном континууме, до этого ни одному, ни другому не приходила в голову. Оказавшись через полчаса у знакомой платформы с тем же, рядом стоящим, поездом, оба облегченно вздохнули и в ту же секунду явственно услышали звук чьих-то шагов. Не сговариваясь, они мгновенно нырнули под головной вагон поезда. По платформе с фонарем, судя по всему, шли двое. Шли молча и, лишь открыв какую-то дверь, ранее не замеченную затаившими дыхание друзьями, о чем-то тихо заговорили. Прошло минуты две после того, как за неизвестными захлопнулась дверь.
– Ну, что делать будем? – прошептал Фалин.
– Что-что! Когти рвать будем, пока еще кого-нибудь не принесло. Я первый.
Взобравшись на платформу, Евгений включил фонарик.
– Никого. Быстро за мной!
Странно, но конструкция, видимо, была такова, что снаружи вход в лифт не запирался. Так же после закрытия двери автоматически включился свет.
– Как бы не ошибиться, – нервно произнес Акимов. – Юра, в какое время мы сюда отбыли?
– Ну, смотри. Встретились с Петровичем в полночь. На все про все, пока добрались до лифта, ушло минут сорок-сорок пять. Набирай два часа ночи, не ошибешься.
– Ладно, диктуй. У меня что-то голова не варит, боюсь накосячить.
– Понятно, не хочешь брать на себя ответственность. Тогда слушай внимательно и запоминай. Две тысячи двадцать четвертый год, пятое июня, два часа.
Евгений набрал нужные цифры и хотел уже продолжить, как вдруг дверь лифта резко открылась и в дверном проеме возникла фигура человека в военной форме. Немая сцена длилась не более секунды, после чего рука незнакомца потянулась к кобуре, но Акимов, довольно долго занимавшийся боксом в интернате, затем в институте, его опередил, нанеся удар в солнечное сплетение. Молодой парень охнул и начал медленно оседать на пол. Евгений намеревался вытолкнуть его из лифта, но на платформе послышались стремительно приближающиеся чьи-то шаги. Решение было однозначным – Фалин захлопнул дверь, Акимов нажал кнопку «Ввод».
Боец толком не пришел еще в себя, когда Акимов с Фалиным вытащили его на платформу и его же ремнем связали за спиной руки. Евгений вытащил из кобуры револьвер системы «Наган» и спрятал его в карман джинсов.
– Вы кто такие? – спросил наконец ничего не понимающий парень, пытаясь в темноте рассмотреть лица осмелившихся напасть на него людей.
– Сейчас это не важно, все равно не поймешь. Вперед, по шпалам!
– Куда вы меня ведете? Вы ответите по всей строгости закона за нападение на сотрудника НКВД.
– Ты в каком звании, товарищ сотрудник? – спросил Акимов, рассматривая при свете фонарика нашивки на рукаве.
– Лейтенант! – ответил тот с вызовом.
– Значит, так, товарищ лейтенант, – как можно миролюбивей проговорил Акимов. – Меня зовут Евгений, моего друга – Юрий. Ничего плохого мы тебе не сделаем, а сейчас извини, но тебе лучше помолчать, пока не прибудем на место.
– А действительно, куда мы его денем? – спросил Фалин.
Услышав, что его куда-то должны деть, лейтенант насторожился.
– Что значит, куда денем? – удивленно спросил Акимов. – Не пугай парня. Приведем к тебе в гости.
– Почему ко мне? – возмутился Фалин. – Я работаю, у меня дома серьезные люди бывают, а ты – свободный художник.
– Хорошо, уговорил.
Оказавшись на поверхности, где опять шел проливной дождь, друзья раскрыли зонты и облегченно вздохнули, осмотревшись. Чего нельзя было сказать о лейтенанте, который, озираясь, испуганно спросил:
– Что это?
– В каком смысле? – рассмеялся Акимов
– В Москве дождей нет уже второй месяц, и не ожидаются. И вообще… Мы в Москве?
Что означала его фраза «И вообще…», друзья догадывались. Лейтенант, очевидно, был москвичом, хорошо знал город. И то, в каком виде предстал перед ним Арбат, даже в такую темную ночь привело парня в шок.
– Юра, вызови такси.
Увидев в руке у Фалина смартфон с засветившимся дисплеем, лейтенант задрожал от страха. Но тот вдруг спохватился.
– Ну, какое такси, Жень? Ты забыл об обстановке, в которой живем? Таксист сразу же полицию вызовет по твоему адресу.
– Ты прав, не подумал. Пешком надежнее, вряд ли в это время мы кого-то встретим за пятнадцать минут. Большинство питейных заведений позже двенадцати ночи сейчас закрыты.
При подходе к дому, где живет Акимов, лейтенант, очевидно, уже потерял связь с реальностью, а когда поднимались в лифте на двадцать второй этаж, был уже на грани обморока от полученных впечатлений, не в силах понять, что происходит. К этому времени друзья уже как следует рассмотрели лейтенанта. Это был молоденький белокурый парнишка с голубыми глазами, ростом и телосложением имевший отдаленное сходство с Акимовым, вероятно, не так давно окончивший школу. У обоих сложилось впечатление, что происходил он из интеллигентной семьи, и как оказался на службе в НКВД, можно было только догадываться.
– Как тебя звать? – спросил Евгений, когда вошли в квартиру.
– Виктор.
– А фамилия?
– Малеев.
– Ух, ты! – восхищенно воскликнул Акимов, вспомнив детскую книжку с названием «Витя Малеев в школе и дома». – Прямо литературный персонаж! А родители у тебя есть?
– Есть.
– Чем занимаются?
– Папа – хирург. Мама – учительница истории.
– Ну, вот. У родителей самые гуманные в мире профессии, а ты в НКВД служишь. По призванию?
Лейтенант с удивлением посмотрел на Акимова, совершенно не понимая, что тот имеет в виду. После непродолжительной паузы хмуро ответил:
– По комсомольскому призыву после окончания института.
– Факультет?
– Исторический.
Фалин, глядя на этот импровизированный допрос, не выдержал:
– Слушай, Жень, оставь парня в покое! Разве не видишь, устал он. Посмотри на время!
– Хорошо, – с улыбкой согласился Акимов. – Значит, говоришь – Витя Малеев… У тебя наручники есть, Витя?
– Есть, – с готовностью ответил лейтенант, словно у него попросили закурить. – В заднем кармане. Там же ключ.
Акимов развязал неожиданному гостю руки, но сразу же наручниками пристегнул к радиатору отопления, придвинув к нему кресло.
– Ты, Витя, не переживай. Это временная мера, чтобы не наделал глупостей, пока не врастешь в обстановку. Побудешь с Юрием, а я на кухне соображу что-нибудь перекусить. Ты, поди, есть хочешь?
Лейтенант отрицательно махнул головой, не в силах что-либо произнести, потому что Фалин в это время включил домашний кинотеатр с экраном размером около двух метров, где на одном из круглосуточных новостных каналов комментатор рассказывал о боях на подступах к Киеву.
– Да ладно! – улыбнулся Акимов. – Последний раз пищу принимал лет девяносто назад. Неужели не проголодался? В общем, я думаю, яичница с беконом всех устроит.
Чтобы снять с гостя стресс, Евгений налил в граненый стакан водки по самый поясок. Как и следовало ожидать, средство было выбрано верное. Едва успев покончить с яичницей, лейтенант, утомленный свалившимся на него происшествием, отключился прямо в кресле.
– Что делать будешь с этим чудаком? – спросил Фалин.
– Вообще или в ближайшей перспективе?
– И то, и другое.
Акимов посмотрел на спящего парня и понял, что вопрос друга был как нельзя кстати.
– Ну, если честно, я в растерянности. Надо подумать. А у тебя есть какие-нибудь предложения?
– Никаких абсолютно.
– Ну, что ж, утро вечера мудренее, – философски заметил Евгений. – Что-то придумаем. Для начала, мне кажется, лейтенанта надо по Москве прокатить. А то ведь этот бедолага так еще и не врубился в то, что с ним произошло.
– А что потом?
– Ты спрашивала шепотом: а что потом? а что потом? – процитировал, смеясь, своего тезку Евгения Евтушенко Акимов. – Наверное, решение будет зависеть от того, как он себя поведет. Самым правильным, я думаю, будет, так сказать, депортация лейтенанта НКВД в его историческую эпоху. И, кстати, только что мне в голову пришла гениальная мысль. Ведь Виктор может стать нашим проводником.
– Ну, да! Ты, как всегда, оригинален, – не без сарказма произнес Фалин. – Прямиком в застенки Лубянки времен наркома НКВД Ежова.
– Ладно, дружище, не парься. Я же сказал, что все будет зависеть от его поведения. Пока лейтенант находится, если можно так выразиться, в лагере неприятеля, нам ничто не угрожает. В общем, в обозримом будущем положись на меня. А у старого чекиста поинтересуйся, что он знает о Шахтинском деле, в котором был замешан мой дед. Конечно, во время тех событий Петрович был еще сопляком. А вот позже, скажем, в период реабилитации жертв сталинских репрессий, он мог каким-то образом соприкоснуться с этим делом. Чем черт не шутит, как говорится.
– Хорошо, Женя, ты и мертвого уговоришь. Не понимаю, почему я все еще продолжаю принимать участие в твоей авантюре. Кстати, не забудь переодеть парня в свои шмотки перед тем, как повезешь по Москве. Хотя, в этом дурдоме сейчас вряд ли кого можно чем-то удивить. – Юрий взглянул на часы. – Черт возьми! У меня на сон времени всего ничего. Не провожай.
Лейтенант открыл глаза и тут же часто заморгал от упавшего на лицо яркого солнечного луча. Именно в этот момент солнце, бывшее уже достаточно высоко над горизонтом, выглянуло в образовавшийся в облаках просвет.
– Ну, что, Витя, выспался? – как можно дружелюбней спросил Акимов, сидя в кресле напротив.
Лейтенант не ответил. Он взглянул на руку, прикованную наручниками к радиатору отопления, пытаясь, очевидно, воспроизвести в памяти ночное приключение. Затем привстал с кресла, посмотрел в окно и практически с высоты птичьего полета увидел прекрасный, незнакомый ему город с фантастически красивыми постройками, широкими оживленными проспектами, уходящими за горизонт, и мчавшимися по ним на огромной скорости диковинными автомобилями. И только башни Кремля невдалеке свидетельствовали о том, что из окна квартиры открывалась панорама Москвы. По всему было видно, что лейтенант заворожен представшим перед ним зрелищем, но в глазах по-прежнему стоял застывший с ночи испуг. Он опустился в кресло, не говоря ни слова, осмотрелся и остановил взгляд на телевизоре. Евгений понимающе кивнул и взял в руки пульт. На экране красивая молодая женщина рассказывала о том, что президенту надоело слушать вопли Европы, ежегодно обещавшей в течение двух лет отказаться от российских энергоресурсов, и со словами «Зачем же ждать два года, мы пойдем навстречу европейским коллегам» он дал команду перекрыть все экспортные нефтяные и газовые заслонки. В ответ на это послы практически всех европейских государств, за некоторым исключением, были отозваны из Москвы для консультаций по вопросу прекращения дипломатических отношений с Россией.
Услышав новость, Акимов воскликнул, обращаясь к ничего не понимающему лейтенанту:
– Нет! Ну, ты видал, что эти недоумки делают? Войну будут объявлять нам, что ли?
В следующее мгновение он схватил телефон.
– Юра, привет! Я не ослышался? Или это шутка была такая? – Выслушав Фалина, Евгений взглянул на лейтенанта.
– Нет, братан, не шутка. Ну, ладно, позже все поймешь.
В это время в прихожей раздался звонок. Акимов вышел и вернулся с двумя коробками пиццы.
– Слушай, Витя, ты чего молчишь? Оклемался или как? Если пообещаешь не делать глупостей, я освобожу тебя от наручников, а после завтрака покажу современную Москву, столицу нашей Родины.
Лейтенант тяжело вздохнул и, наконец, вымолвил:
– Я не понимаю, что происходит, в том числе – о каких глупостях вы говорите.
– Ну, хорошо. – Акимов освободил руку лейтенанта. – Вставай, провожу тебя в ванную. Пока ты будешь принимать душ, я сварю кофе.
Пицца явно понравилась Виктору. Уплетал он ее с завидным аппетитом, запивая крепким кофе, хотя сначала с недоверием поглядывал на незнакомый пирог. Прием пищи прошел все так же в молчании, но Акимов не хотел торопить события, давая парню возможность попытаться адаптироваться в новой обстановке самостоятельно. А после завтрака Евгений, порывшись в шкафу, достал джинсы, рубашку с коротким рукавом и новые кроссовки.
– Переоденься. В нашем мире трудно кого-либо удивить даже самыми экзотичными шмотками, в том числе военной формой образца тридцатых годов прошлого столетия. Просто в современном прикиде тебе будет комфортней.
По-прежнему не произнося ни слова, с удивлением рассматривая джинсы и незнакомую обувь, Виктор переоделся. А потом Акимов часа три возил гостя по городу на китайском внедорожнике, в который тот сел не без опасения. Он с удивлением узнавал знакомые исторические места и изумлялся при виде современных строений, а район Москва-сити вогнал лейтенанта НКВД в ступор. В заключении экскурсии, стоя в многокилометровой пробке на МКАДе, Евгений спросил:
– Ну что, Витя, как впечатления?
– Слишком ошеломляюще, чтобы быть правдой, – подавленно ответил лейтенант.
– Понимаю, – улыбнулся Евгений. – Без соответствующей подготовки – тяжелое испытание для психики нормального человека. Но не переживай, вернем тебя туда, где взяли, и ты вскоре забудешь об этом приключении, как обычно забывается кошмарный сон. – Взглянув на часы, он позвонил Фалину.
– Привет, дружище! Мы с общим знакомым проголодались. Ты как насчет того, чтобы пообедать на нашем месте?.. Ну, замечательно. С учетом пробок через час будем. А ты как себя чувствуешь? Не заболел? Что-то настроение твое мне не нравится… Совсем поспать не получилось? Ну, понятно, расскажешь на месте.
Неважное настроение Фалина, а если точнее, его обескураженный вид, стал понятен, когда в ресторане во время обеда Акимов спросил у него:
– Ты говорил с Петровичем о деле моего деда?
– Нет, не говорил.
– А что так? Когда поговоришь?
– Никогда, – угрюмо проворчал Фалин. – Нет Петровича.
– Что значит, нет? – удивился Евгений. – Умер, что ли? Когда успел?
– Нет Семена Петровича Матвеева и никогда не было в Министерстве иностранных дел такого сотрудника.
– То есть? – не переставал удивляться Акимов.
– Не доходит?
Евгений задумался, затем подавленно произнес:
– Черт возьми! Письмо…
– Вот именно! С нашей помощью отправив письмо в прошлое, ветеран конторы глубокого бурения изменил историю. Слава Богу, очевидно, только в части узкого круга лиц.
– Ай, да Петрович! Ай, да старый пень! – воскликнул вдруг Акимов. – Ну, спасибо тебе!
– Ты о чем? – пришла очередь удивляться Фалину, увидевшему внезапно возникшее воодушевление на физиономии друга. – Что-то придумал?
– Честно говоря, Юра, еще и сам не знаю. Но, думаю, скоро пойму. – Евгений посмотрел на лейтенанта, который все это время молча слушал разговор своих новых знакомых. – Ну что, Витя! Думаю, что нас с тобой вскоре ждут великие дела. И начнем прямо сегодня.
– Вижу, что в эти мгновения в твоей непутёвой голове рождается идея, – произнес Фалин. – Причем, вполне авантюрная. Надеюсь, поделишься с другом?
– Всенепременно, Юра! Без тебя отныне никакие, даже самые сумасбродные, идеи не осуществимы.
Акимов слукавил, когда на вопрос друга не ответил, сделав вид, что замысел в его мозгах еще не созрел. Он понимал, что успех задуманной им акции целиком и полностью зависит от того, насколько он сумеет расположить к себе гостя из прошлого столетия, а также, насколько Виктор обучаем. Но, учитывая непролетарское происхождение лейтенанта НКВД, решил Евгений, парень небезнадежен. Мысленно набросав для служивого план ввода в строй, Акимов без промедления приступил к его реализации, начав с привития элементарных навыков работы на компьютере в качестве простого пользователя.
Процесс обучения компьютерной грамотности сопровождался скачиванием из Интернета материалов Второй мировой войны и, разумеется, Великой отечественной. Внимание было уделено основным, ключевым сражениям, оказавшим влияние на исход войны. Но особый акцент Евгений сделал на Договоре о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик, а также участии европейских государств во Второй мировой войне на стороне фашистской Германии, предупредив лейтенанта, что к этой теме обязательно вернутся. Виктор к ликбезу, организованному неожиданным наставником, сначала отнесся с некоторым скепсисом, все еще не до конца веря в реальность происходящего, но постепенно им заинтересовался. А после просмотра документального фильма Романа Кармэна и Сергея Смирнова «Великая отечественная война» был просто потрясен. Проявил интерес и к документальному фильму «Нюрнбергский процесс».
В перерывах между виртуальными историческими экскурсами Акимов возил своего ученика по современным столичным достопримечательностям и обязательно организовывал походы в музеи, связанные с боевой славой и трудовыми подвигами советских людей в годы войны. Поездки в подмосковные города тоже вошли в программу «минимум».
Кроме всего прочего, Акимов не прерывал своей основной деятельности, освещая в блоге ход затянувшейся специальной военной операции российских вооруженных сил на территории Украины. В такие часы Виктор уже самостоятельно бродил по просторам Интернета, после чего забрасывал Евгения вопросами. Однажды спросил:
– Женя, а кто такой Галкин?
– А почему ты заинтересовался этим субъектом? – удивился Акимов.
– Да вот, я прочитал, как обсуждают его жизнь в Израиле. Голубым называют. Он что, голубых кровей?
– Можно и так сказать, – от души посмеялся Евгений. – Скажи, в твоем времени как бы назвали парня, который женился на тетке возраста своей матери?
– Ну, не знаю, – задумался Виктор. – Может быть, педерастом.
– Вот-вот. Этих ребят и называют в наше время почему-то голубыми. Но это не означает, что Галкин на самом деле педик. Просто термин этот давно уже приобрел чисто ругательное значение. Как, например, козел или мудак. Да ты не забивай себе голову всякими пустяками. Этих галкиных у нас после начала специальной военной операции на территории Украины оказалось много. Таким образом они выразили свое несогласие с российским руководством. Ведь после октябрьского переворота в одна тысяча девятьсот семнадцатом году тоже многие несогласные эмигрировали за кордон.
– Переворота? – усмехнулся Виктор.
– Ну, да. Большевики назвали революцией. Но по сути своей смена власти, произошедшая насильственным путем, есть не что иное, как вооруженный переворот. Согласен?
– Может быть, – после непродолжительной паузы с некоторым сомнением произнес Виктор.
Так и прошли незаметно несколько недель курса молодого бойца, как не без смеха охарактеризовал этот период Акимов. После более-менее подробного, насколько это стало возможным в столь сжатые сроки, освещения причин развала Советского Союза, в особенности, его последствий, кардинально изменивших геополитическую обстановку в мире, Акимов задал Виктору вопрос. Ответ на него лейтенанта НКВД в немалой степени должен был определить дальнейший ход задуманных Евгением шагов. В том смысле, оправдаются ли надежды на сотрудничество.
– Ты теперь понимаешь цену нашей дружбы с братьями по Коминтерну, впоследствии так называемому социалистическому лагерю?
Виктор сразу не ответил, возникла длительная пауза. Акимов, собственно, и не предполагал быстрой реакции, понимая, что у парня в голове такая каша, переварить которую в предлагаемых обстоятельствах нормальному человеку не просто. Но через пару минут Виктор произнес:
– Я видел в Интернете, что ваши… – Он вдруг смутился. – Ну, то есть, наши люди называют руководство этих государств предателями и политическими проститутками.
– Ну, и?
Во время немой сцены Акимов пристально смотрел в глаза Виктора. Но тот выдержал взгляд дотошного собеседника и, пожав плечами, спокойно сказал:
– Да я, в общем-то, с ними согласен с учетом той информации, которой ты меня нашпиговал. Только… – Он вдруг замолчал и подошел к окну, словно хотел в очередной раз убедиться в реальности происходящего.
– Что-то не так? – насторожился Евгений.
– Понимаешь, Женя, – не оборачиваясь, ответил Виктор. – Все то время, что я здесь нахожусь, меня не покидает ощущение, будто вижу затянувшийся кошмарный сон. Не могу привыкнуть. Вот кажется, сейчас проснусь, и все станет на свои места.
– А ты не хотел бы остаться в моем времени навсегда? – Акимов и сам не понял, зачем об этом спросил.
Виктор резко отошел от окна. В его глазах Евгений прочитал такое недоумение, смешанное с ужасом, что испугался за своего гостя.
– Витя, извини, я просто так спросил. Считай, что пошутил.
– Ведь у меня там родители, которые сейчас с ума сходят. Девушка, которую я люблю.
– Не переживай! – Акимов поспешил успокоить Виктора. – Вернешься домой в тот же день. Может быть, с незначительной корректировкой. В любом случае родители не заметят твоего отсутствия.
– С корректировкой, это как?
– Ну, смотри, ты же не один был, когда угодил, скажем так, в ловушку времени?
– Да, я провел нового сотрудника на ознакомление с маршрутом по пятому объекту, который назначен на мою должность в отдел по охране особо важных объектов. А меня перевели на оперативную работу. Так в чем дело?
– В том, что возвращаться будешь со мной. И, как ты понимаешь, наша с тобой встреча с кем-либо крайне нежелательна. Каким образом вы осуществляете охрану этого пятого объекта?
– Два раза днем и два раза ночью просто проверяем на отсутствие посторонних лиц. Я в ту ночь в двадцать три часа один проходил по маршруту. Так что именно в этот час можно будет возвратиться без проблем, никого не встретим.
– Без проблем не получится, – усмехнулся Евгений. – Там у вас на Арбате люк, через который мы с Юрием выбирались, завален досками. Мы еле вылезли с ним, и один я просто не справлюсь. Такое ощущение, что какой-то сарай собрались строить в центре Москвы.
– Ерунда! Подождешь какое-то время, я пришлю людей, освободят завал.
– Среди ночи? Кого ты найдешь в это время?
Виктор рассмеялся.
– Женя, ты забыл, в каком наркомате я служу. И потом, почему мы с тобой должны будем при возвращении корячиться в каком-то канализационном люке, если можно спокойно покинуть подземку через нормальный выход?
– Действительно. Чего это я? А разыскать человека ты мне поможешь? – без всякого перехода спросил Акимов.
– В Москве?
– Да.
– Если у человека есть имя и фамилия, то помогу.
Виктор заметно оживился, когда услышал просьбу Акимова. Он хотел расспросить о человеке, которого тот хочет разыскать, но зазвонил телефон. Евгений снял трубку.
– Привет, Юра!.. – Да, мы практически готовы… – Давай, через полчаса подскочу к тебе домой…
Он взглянул на лейтенанта.
– Поговорим позже, Витя. Вернусь не очень скоро, но к вечеру буду обязательно. Ты никуда не выходи без меня, иначе менты заметут в обезьянник, тяжело будет отмазывать.
– Куда заметут?
– Неважно. Потом объясню.
Отходя от дома, Акимов несколько раз останавливался, наблюдая за своим подъездом. В голову пришла вдруг шальная мысль, что лейтенант может принять решение самостоятельно вернуться домой. Ведь он знал, как попасть в арбатский переход, или коридор по выражению Петровича. Но, вспомнив, что уже несколько раз оставлял Виктора одного без последствий, успокоился. Сегодня, кроме того, что надо было уточнить некоторые детали, связанные с предстоящей телепортацией, Евгений должен был забрать у Фалина костюм, соответствующий моде тридцатых годов, который тот выпросил на время у одной своей подруги, работающей в отделе реквизитов на Мосфильме.
Через пару часов, перед тем, как проводить Евгения, Фалин спросил:
– Ты уверен, что безумную идею, которая родилась в твоем воспаленном мозгу, стоит осуществить?
– Слушай, Юра, не гунди. Мы с тобой данный вопрос уже обсуждали, решение принято. Кстати, а ты уверен, что на меня современники Ежова и Берии не будут смотреть, как на дикаря в этом костюме и шляпе. На бирке сорок седьмой год значится, а я в тридцать пятый отправляюсь.
– Ладно, не кипятись и не беспокойся по поводу костюма. В то время мода десятилетиями не подвергалась изменениям, а во время войны, как и в послевоенный период, вообще замерла. Во всяком случае, в Союзе. Может, посидим в кабаке на прощание? Честно говоря, меня гложет нехорошее предчувствие. Не увидимся мы уже после твоего возвращения, несмотря на предпринятые ухищрения. Ведь фактически мы окажемся как бы в параллельных мирах. У тебя, по крайней мере, настоящая фамилия, и о существовании дядьки узнал при его жизни, даже общался с ним. Деда вот пытаешься разыскать. Поэтому какой-никакой шанс встретить кого-нибудь из родни может представиться. А я подкидыш. Стопроцентный сирота. И что произойдет с нами после того, как ты накуролесишь со своим дедом, одному Богу известно. Ну и, может быть, товарищу Сталину. – Фалин нервно рассмеялся.
– На самом деле смешно, – улыбнулся Акимов и с сомнением посмотрел на часы. – Нет, Юра, давай посидим завтра с таким расчетом, чтобы в половине одиннадцатого быть на месте. И выброси из головы черные мысли.
– Ладно, не парься. Главное, чтобы наш лейтенант не выбросил какой-нибудь финт по прибытию, в результате которого окажешься в подвалах Лубянки.
– Не должен. Пообещал помочь в розыске деда.
– Ну, хорошо, после работы часов в восемь буду ждать вас в ресторане. И не забудь взять зарядное устройство к планшету.
Виктором накануне запланированного возвращения овладели смешанные чувства. Конечно, не терпелось наконец-то оказаться дома, чтобы понять, если это будет возможно, что же с ним произошло. Сохранится ли в памяти время, проведенное, если верить собственному зрению и ощущениям, в такой далекой будущей столице, причем, России, а не СССР? В то же время было жаль расставаться с этим замечательным городом будущего и двумя чудаками, случайно встреченными в подземке, по инициативе которых он здесь очутился. Что касается реальности происходящего… Если Евгений тоже отправляется в старую Москву, судя по всему, вполне осознанно и с какой-то определенной целью, это может означать, что в моем случае речь не идет о возникновении каких-то немыслимых иллюзий или измененном сознании.
За этими незатейливыми размышлениями и застал его вернувшийся Евгений.
– Что, не дают покоя мысли о завтрашнем дне? – словно угадал настроение лейтенанта НКВД Акимов.
– Ну да, – согласился Виктор. – Необычные ощущения. Пожалуй, не совру, если скажу, что не менее необычные, чем в ту ночь, когда тебя с Юрием встретил.
– Не бери в голову. Мы с Юркой дважды пересекли пространство и время, и вот что я тебе скажу. Не пытайся понять и уж тем более представить механизм такого перемещения, иначе можно спятить. Это, как какая-нибудь несовершенная компьютерная программа, которая начинает зависать, если одновременно вводить противоречивые команды.
– Пожалуй, ты прав. Хотя отделаться от подобных мыслей не так просто. Сейчас попробую отвлечься. Скажи, Женя, ты на самом деле хочешь кого-то разыскать в той… – Виктор на мгновение смутился, – моей Москве?
– Конечно. Именно с этой целью я и хочу там оказаться вместе с тобой. Ты ведь обещал помочь в этом мероприятии?
– И кто этот человек?
– Родственник. Конкретно – мой дед. Думаю, это будет не просто сделать, поскольку сведения о нем весьма скудные. Знаю только, что твоя контора отправит его в лагеря и, как говорится, с концами.
– Ты сказал, отправит?
– Именно. Потому как произойдет это спустя два года после того времени, в котором ты сейчас живешь. То есть, в тридцать седьмом. Поэтому и хочу разыскать деда, пока он на свободе.
– А за что будет осужден?
– Если б я знал! Кажется, пятьдесят восьмая – измена родине. А вообще-то ноги вроде бы растут из шахтинского дела. Что ты об этом знаешь?
– Знаю, что было такое в конце двадцатых годов. Саботаж, вредительство в угольной промышленности. Многих руководителей и инженеров тогда осудили. Даже часть расстреляли.
– Вот-вот! А дед мой проходил свидетелем по этому делу, он работал в тех краях на заре своей туманной юности. Большевик, между прочим. И, спустя почти десять лет, был арестован, будучи на партийной работе на каком-то столичном заводе.
– А имя и фамилия имеются у твоего деда?
– Шутишь? Даже отчество есть. Акимов Кузьма Иванович.
https://proza.ru/2022/07/20/864
