Глава 8
Начало ЗДЕСЬ
Когда-то, примерно в шестнадцатом веке…
Починок образовался совсем недавно, этой весной. На месте расчистки в лесу поселился один пришлый (ну, не совсем один, с женой), да и начали они хозяйничать, а к нему потом еще одно семейство примкнуло из деревни ближней. Выселок и получился. Вроде тихие, работящие, ни к кому не лезут, никого не трогают. До деревни не просто рукой подать, а, как говорится, докричаться можно, а от них до соседней тоже. В каждой деревне дворов по пять, не более, а до села, где приход церковный размещался, уже далече.
Пришлого звали Афанасием, жену его – Клавдией. Не по нраву пришлась она в деревне, уж больно суровая на вид, неулыбчивая, неприветливая. То ли дело Афанасий! Скоро наладил общение с местными, так с Миколой сдружился, что тот, прихватив своё немногочисленное семейство ушёл с ним в починок, решив попытать счастья и обустроиться на новом месте.
И всё ладно у них пошло, работали споро, избы отстроили, постройки дворовые, живность развели, огородики. Жены их сдружились крепко, хоть и говаривали бабы Устинье, жене Миколы, что не сладится у неё с Клавдией. Ан нет, сладилось! Только у неё и сладилось…
У Миколы с Устиньей детишек уже шестеро народилось, а вот у Афанасия с Клавдией ни одного не было. Уж как чесали языками бабы! С каким удовольствием кости Клавдии перемывали!
- Эх, баба негодная, видать! Хоть и работящая, а что толку, коли народить не может? Откудова работникам взяться? Кому хозяйство передать? Не, Афанасию надо другую бабу…
- И то верно! Мужик ладный, справный, хозяин хороший, силушки хоть отбавляй. Чего ему с пустой жить? Эх, надоумил бы хоть кто его… Надодь нашим мужикам надоумить… А то ж ить так и пропадёт задарма… А то б моей Глафире мужем хорошим стал, она у меня ладная, здоровая, хоть два десятка ребятишек народит. Да и Настя твоя тоже хороша.
- Вот правду кажешь, вот чисту правду, - согласилась первая баба.
Две жительницы деревни, подоткнув юбки, полоскали бельё в реке, одновременно обсуждая Клавдию. Закончив работу, они оправили одежду, подхватили деревянные кадушки с выстиранным бельём и отправились обратно в деревню, не заметив, что их слушали.
Едва бабы скрылись из виду, как из густых кустов, что росли по берегу реки, вышла высокая статная женщина, рот ее скривился в злой усмешке, глаза сощурились, придавая ей схожесть с лисой. Поставив кадушку с бельём на мостки, Клавдия (а это была она) прошептала:
- Уже всё рассудили? Всё разрядили? Ну-ну, ужо будет вам жених для ваших девок. Ужо будет. Первыми девки ваши на корм пойдут, а за ними и остальные ваши детушки. А там и до мужиков ваших черед дойдёт, уж будьте покойны! Ужо поплачете вы у меня. Самих напоследок оставлю, чтоб до самого конца видали всё и мучились. Будет вам, погодите малость…
Глаза Клавдии сверкнули лютой ненавистью, она подоткнула юбку, опустилась на колени и принялась стирать бельё.
Лето миновала, наступила осень, когда стали подмечать бабы перемены, происходящие в семье ушедшего на починок Миколы. Изменился очень Микола, изменилась Устинья. Всегда веселая, приветливая баба вдруг стала совсем как Клавдия. Зыркнет исподлобья, коротко бросит «доброго здравия» и боком, боком мимо людей. Да и Микола сам, будто подменили мужика, ходит, не глядючи ни на кого, как внутрь себя самого смотрит. В деревне уж слухи поползли, что умом он малость того… тронулся. Да потом вроде бы перестали болтать, потому как сам Микола ничего страшного не творил, ничего странного не выкидывал. Разве что характер вдруг резко изменился. Но мало ли, может, бывает такое? А больше всего людей удивляли перемены в детях. Старшие девки Устиньины, девяти и восьми лет, завсегда с другими деревенскими в лес по грибы да ягоды мотались. А дети, известное дело, без смеха да болтовни не могут. Из девок-то бабы должны подрасти, а как бабе не сплетничать? Баба без этого не может. Да и новости передавать кто будет? Известное дело: бабы. Вот другие дети и сказывали, что последний раз ходили Устиньины девки молча, ни на кого не глядели, набрали грибов и до дому вернулись, даже не кивнув подружкам ни разу. А мальчишки младшие Устиньи и Миколы больше с другой ребятнёй играть не прибегали, рыбу не удили да силки на зайцев не ставили.
Странные перемены, конечно, да только мужики в деревне баб своих приструнили малость, а где надо, там и вожжи в ход пустили, чтобы, значит, языком попусту не мололи, а больше за хозяйством собственным ходили. Вот, мол, чужая семья, она и есть чужая, и негоже носы свои длинные совать туда. Люди они работящие, никому ничего плохого не делают, живут себе, работают. А что в пустых разговорах Клавдия да Устинья участия не принимают, так лучше бы поучились у них, чем кости мыть. И дети у Миколы с Устиньей сплошь работящие, сурьёзные. Справные, значит, ребята. Лучше б среди них для своих присматривать невест али женихов будущих начали, это пока ещё малые, так подрастут же скоро…
Поуспокоились вроде бабы после мужниных учений, да вдруг, как гром среди ясного неба, новое дело. Пошли как-то по грибы девки взрослые, забрели далёко в глушь, там видимо-невидимо грибов, да каких! Набрали каждая по две корзины, еле волокли. А что поделать? На зиму насушат, как без этого? Медленно ворочались обратно, решили завтра снова сюда вернуться, уж такое богатое место заприметили!
- Ох, девки, всё, отдых надобен, - выдохнула Глафира, старшая среди них.
- И то верно, - согласилась её подружка Настя.
Те самые Глафира и Настасья, которым их матери Афанасия в мужья прочили. Девки статные, румянец во всю щеку, на косу богатые. Обе шестнадцати лет от роду, невесты на выданье. За Глафиру из соседней деревни свататься собираются, а на Настю из своих парень заглядывается. Наверное, тоже скоро сватов зашлют. Остальные девки из компании помельче, помоложе, от восьми до двенадцати лет, а тоже тянут корзины тяжелые наравне со старшими, куда деваться?
Примостились все девчонки на полянке, тряпицы развернули с нехитрой снедью (хлеб, что ж ещё), туески с квасом подоставали, да и подкрепились малость. Глафира с Настей тихонько болтали, заметив, однако, как одна из младших девочек скрылась за деревьями, но окликать не стали. Да мало, зачем она могла туда пойти? Может, по нужде…
Долго ли, коротко ли, да девки, отдохнув, засобирались в путь, когда послышался треск и испуганный крик Агашки, той самой девчонки, что ушла недавно.
- Ой, девоньки, ой, родненькие, да что ж там такое деется? – запричитала она, выскочив на полянку.
- Чегой-то? – насмешливо спросила Глафира. – Волков вроде не видали. Заяц напал, никак?
- Идемте скорее, девоньки, идемте, покажу чего!
Агаша поманила подруг за собой и снова скрылась за деревьями. Переглянувшись в недоумении, старшие девки пожали плечами и скомандовали:
- Таиска и Дашка, с корзинами тут останьтесь!
Самые младшие девчонки послушно сели наземь, остальные отправились вслед за Агашкой.
Поляна, куда привела Агаша, была самой обычной поляной в лесу. Круглая, заросшая травой и цветами. С одной лишь оговоркой: прямо в центре вытоптан правильный круг, посреди которого стоит не то стол, не то не пойми что. Какой-то пень с каменной крышкой. В камне несколько углублений, вокруг которых густо накапано воском.
- Ишь ты! Нечто свечи кто в лесу жег? Ополоумели совсем? – изумилась Настя.
Девки прекрасно понимали, что свечи жечь без толку – непозволительная роскошь. Лишь на крестинах, свадьбах да прочих важных обрядах или по большим праздникам допускалось такое. А так работали по вечерам при лучине. А тут свечи в лесу… Точно, полоумные, иначе не скажешь.
- А что это? – испуганно прошептала одна из девчонок, присев на корточки.
Она внимательно рассматривала какое-то пятно на расчищенной земле. Рядом еще одно… На камне тоже несколько пятен…
- Божечки, да это ж кровь! – воскликнула другая девочка, всмотревшись в камень. – Точно, кровь! Девки, да что ж энто деется, а?
Она всплеснула руками, остальные в ужасе попятились обратно. Глафира с Настей переглянулись, почувствовав, как кровь в жилах стынет.
- А ну-ка, пошли отседова, от греха подальше, - предложила Глафира.
Дважды командовать не пришлось, девчонки живо повернулись и, перебирая ногами как можно быстрее, кинулись обратно. На поляне, где устроили привал, они молча разобрали свои корзины и уже знакомой дорогой пошли домой, с опаской озираясь по сторонам. Шутить и смеяться совершенно не хотелось, отовсюду мерещились нехарактерные для леса шорохи и звуки. Казалось, что кто-то невидимый преследует их за то, что обнаружили они, сами не желая того, ту странную и страшную находку. Никогда так не радовались они, выйдя на опушку, как сегодня. Даже вздох облегчения вырвался одновременно у всей стайки девочек. Вдалеке виднеются дома родной деревни, рукой подать, как говорится. Несмотря на внушительные корзины, так резво девки еще не шли, настолько хотелось поскорее вернуться в родную избу.
Когда они отошли на приличное расстояние от опушки, из-за дерева показалась женская фигура. Клавдия, усмехаясь, смотрела вслед уходящим девочкам.
- Нашли, значит, - тихо засмеялась она. – Хорошо. Да только нашли не то. А то, что надо, увидите ещё, да поздно для вас уже будет.
Постояв еще немного, женщина скрылась за деревьями.
А деревня кипела! От дома к дому передавалась новость о диковинной находке. Да что тут передавать-то было? Домов-то всего пять! Одна из баб не поленилась сбегать в соседнюю деревню, чтоб, значит, первой донести новости, как сорока на хвосте. А оттуда и до следующей сбегала. Бежать до соседней деревни было недалече, версты две, не более. Для бешеной собаки, как говорится, сто вёрст не крюк. Целых три деревни кипели, когда, наконец, наступила темнота. Мужики, почесав в затылках, решили завтра же пойти проверить, что там наплели девки. На ночь никто, естественно, в лес не сунулся.
Странности начались на следующее утро, когда те, кто вчера нашел то пугающее место, сегодня не смогли указать дорогу к нему. Все показывали разное, кто в лес, кто по дрова. В итоге, родители решили, что девки всё выдумали. Матери хорошенько оттаскали дочерей за косы, чтобы впредь было неповадно лгать. Досталось даже невестам. А что? Кто научит, окромя родной матери? Потом муж будет учит, а сейчас мать.
Когда закончились теплые деньки, заметили бабы, что люди-то в деревне начали меняться. Поначалу вроде бы некогда было подмечать, а теперь, с наступлением холодов, когда работы в огороде да поле не стало, увидели, как вдруг преобразились до неузнаваемости некоторые из окружающих.
- Ох, прямо как Клавдия стали, - шептала мать Глафиры. – Что ж такое деется?
- И не говори, - согласилась мать Насти. – Сама вижу, да прям боюсь. Мож, хворь энто какая?
- Мож и хворь, - кивнула первая баба. – А мож к батюшке пора сходить.
Пока судили да рядили, наступила зима. Все больше и больше народу менялось на глазах. Страшно становилось. Добралась та неведомая хворь и до Глафиры с Настей, и до остальных детей в этих семьях. Да что детей, до мужиков добралась. Только двух баб обходила стороной странная хворь. Их, да еще стариков, коих было немного. Всего-навсего двое, остальные давно уж на погосте… Редко кто доживал до шестидесяти лет… Один из них, свекор Марьи, матери Глафиры, сказал однажды:
- Плохие дела тут творятся, ох, плохие. Ты бы, Марья, к батюшке сходила, пока не поздно. А то ить и сама угодишь, как сын мой, как дети твои.
- Да что ж такое творится, батюшка? – расплакалась Марья.
- Не знаю. Но плохо всё. Ты иди, иди прямо в церкву. Небось, там помогут.
- Да что сказывать-то? Сама не знаю.
- Как знаешь, так и расскажешь. Не глупее нас с тобой батюшка-то. Вот и скажи ему всё. Скажи, как началось всё с пришлых, как все теперя тут сами не свои… А то так скоро только я да Тихон останемся. Стариков, видать, не трогает… Иди, Марья, иди…
Страшно Марье было, позвала она с собой Марфу, Настину мать. Вдвоем всё ж не так боязно. Надели они тулупы, валенки, в платки закутались, подпоясались да пошли в село, где церковный приход находился. Дошли, значит, до церкви, осказали всё батюшке. Хмурился он долго, головой всё покачивал, да велел запрячь лошадь в сани и ехать до той деревни.
Обошел он все пять домов, молитвы читал, святой водой по всем углам брызгал. Потом в другую деревню поехал, там то же самое проделал. Да толку чуть. Ничего к утру не изменилось…
А вечером свекор взял Марью за руку, вывел в сени и прошептал:
- Беги, дочка, отседова. Беги! Клавдию видал, к Марфе зашла она, да не одна, Афанасий, Микола и Устинья с ней. Худо дело, за тобой, боюсь, придут. Беги!
- Да куда ж мне бежать? – ахнула Марья, опускаясь на лавку.
- Туда беги, в село! Снова к батюшке, он защитит! Беги в церкву!
- Так… дети ж… муж…
- Не муж он уже, не дети они тебе уже. Сама видишь. Беги, пока сама человек! БЕГИ!!!
Марья быстро оделась, укуталась потеплее и повернулась к свекру. Отвесив ему низкий поклон, она взмолилась:
- Сберегите детей, батюшка. Чую, что можно поправить всё, - перекрестившись, она вышла в ночь, в самую метель…
Свекор стоял на крыльце и быстро-быстро осенял её вслед крестным знамением.
***
Наши дни…
Закончив рассказ, Нина вышла в кухню, налила стакан воды и залпом осушила его. Вернувшись снова в комнату, она встретилась с четырьмя парами глаз, выжидающе смотревших на неё. Михаил, Никита, Тимка и Кузя оставались на своих местах, ожидая продолжения. Лишь Васька сладко посапывал в кресле, не проявляя никакого интереса к происходящему.
- А что дальше? – спросил Никита
- Марья добралась до церкви, только помочь батюшка не мог. Однако, как говорится, наступив на горло собственной песне, нашёл того, кто помог.
- И кого же?
- Нашу далёкую родственницу, звали её Ульяна, - улыбнулась Нина. – Она и изгнала Пожирателей. От неё узнали эту историю. Вы же понимаете, что тогда записать было некому? Передавали в нашей семье её из поколения в поколение. Записали гораздо позднее. А те, кто ещё с ними сталкивался, добавляли свои истории. Только почти никто не сталкивался. Еще лишь раз было, да вот теперь мне повезло так. Ульяна тогда освободила от них те деревни. Жители стали прежними, только Пожиратели исчезли.
- Скрылись?
- Их тяжело уничтожить. Те четверо: Клавдия, Афанасий, Микола и Устинья были адептами. Вернее, Клавдия была служителем, а остальных в адепты взяла.
- А остальные? – спросил Михаил.
- Остальные – это пища. Ну не прямо пища, как мы привыкли. Пожиратели питаются людьми не в физическом смысле. И не души пожирают, как решил в те времена батюшка. Они не демоны, души им не нужны, церкви они не боятся. Они пожирают, как бы это сказать? Изнутри, что ли. Они пожирают нашу жизненную силу. И, когда используют всю, человек умрёт. Поэтому и не интересны им пожилые люди, много пищи от них не получить, как правило. Обычно они находят вот такую тихую деревню и живут себе припеваючи очень много лет, пока еда не кончится. Потом, когда их «пища» становится уже на грани жизни и смерти, они уходят. А люди… Если смогут восстановить силы, то выживут. Если нет, то… сами понимаете…
- Прямо как энергетические вампиры, что ли, - задумчиво сказал Никита.
- Вы такие смешные, - рассмеялась Нина. – Начитаетесь Бог знает чего и вворачиваете умные слова. Нет, милый мой, тут всё намного серьёзнее и страшнее. Мы, ребятки, столкнулись с очень древним и очень опасным культом. Пожиратели восходят еще к язычникам. Их и тогда, видимо, знали и боялись. Они очень опасны, никому еще не удавалось их ликвидировать. Ульяне тогда тоже не удалось. Она лишь провела определенный ритуал, чтобы выгнать их. Та четверка убралась, а люди… Как я и говорила, кто-то восстановился, кто-то не смог… Много народу вымерло, в особенности дети, их смертность в то время и так была высока, а тут еще и Пожиратели порезвились.
- Погодите, Нина, а как же дети Устиньи и Миколы? Они кто?
- Это неизвестно, этого Ульяна не рассказывала. Могу предположить лишь два варианта: либо из них сделали адептов, либо тоже пищу. Мало ли, надо же им кем-то питаться, пока не найдут новое стадо.
- Но это же их дети! – поразился Михаил.
- Не важно. Для Пожирателей не существует никаких родственных связей, кроме адептов. Только они считаются своими. Остальные – пища.
- Господи, твоя воля! – прошептал пораженный Михаил.
- Самое паршивое не это. Самое паршивое, что о них мало что известно. И мало кому известно. Вроде бы адепты могут отделяться и заводить свой клан. Похоже, что Павел и есть такой адепт, который решил отделиться и завести свой клан, стать служителем. Место выбрано идеально…
- Значит, все деревенские – это его еда? – спросил Михаил. – Хорошо, что я запретил внуков привозить.
- Если бы и привезли, ничего бы не случилось, - возразила Нина. – Павлу не выгодно, чтобы слухи поползли за пределы деревни. Если бы он превратил твоих внуков в пищу, они бы не вернулись домой. Представляешь, какой начался бы резонанс? Нет, он осторожен. Ему нужна своя стая и своё стадо. Татьяну от привез сюда, потому что она сама, по доброй воле решила ехать с ним. Эх, бедная влюбленная девочка! А что касается Астры с Никитой, так они родня Тани, детей нет. Вариант как раз подходящий. Заметьте: две пары. И так каждый раз. Стая – это две пары. Потом, правда, могут ещё адептов привлечь, а могут и остаться так.
- Так значит, Таня и Астра? – испугался Никита.
- Да, они теперь адепты Павла.
- Мяу, - хором пискнули коты.
Авторское право данного текста подтверждено на text.ru и охраняется Гражданским Кодексом РФ (глава 70)
#культы #колдуны
Продолжение СЛЕДУЕТ
Предыдущая глава ЗДЕСЬ
Телеграмм-канал с анонсами выходов ЗДЕСЬ
Вам понравилось?
Буду несказанно благодарна за лайки и комментарии)))
Заходите и подписывайтесь на мой КАНАЛ
Мой второй КАНАЛ (кулинарный) "Щепотка колдовства и капелька любви"