.
.
.
Мне так повезло, вокруг меня носились друзья, Артюр Рембо, Рембо...А я не любил Рембо , и ушел от друзей, даже любимых, так любящих своего Рембо. И одиночество наградило меня тем, что я открыл самого волшебного поэта для себя, английского романтика Перси Шелли... Открыл его странно, ради любопытства начал его переводить, с английского на русский. Это было очень давно, а повод для перевода был чисто формальный. Мне просто предложили дети, которым я давно преподавал английский перевести одно стихотворение Шелли. Пока переводил, вдруг понял, что это волшебство невозможно перевести даже если напишешь перевод не ниже стихов Блока по уровню. С жадностью прочитал его всего , целый том. Потом его биографию. И все, пленил на всю жизнь...И какое это счастье, кто бы знал . Какие мои самые любимые слова про романтизм? Романтик живет в мире Отказа. Это не Шелли сказал , но как про него. Шелли чистый романтик, без примесей можно сказать. Он и Китс самые чистые романтики. Как есть чистое золото. Или, чистое серебро высшей пробы. Байрон уже больше герой романтизма, чем романтик. Он для меня уже с примесями, хотя и благородными.
* * *
Вуаль, что брошена на мир – увы, не жизнь,
Она обманчива, пусть кажется порой,
Действительной…Но то, Небес каприз,
Манящий странников взволнованной игрой.
Так между Страхом и Надеждой – братом и сестрой,
Двух Близнецов – вдруг всплеск волны… одной… другой…
Так ткут они из волн – цветов, теней покрой.
И знал я одного – он верил, он искал
Те идеалы – нежности своей, любви
Придуманной. Узор вуали – лгал,
Под ней лишь пропасть, пустота… Увы,
Не сразу понял это он. В его крови
Жила та вера. Замыкался круг
Его исканий. Он несчастным стал –
Себя лишь заточив вовнутрь сердечных мук –
Как проповедник, бога потерявший вдруг…
(П. Шелли, перевод мой)
Жаворонок
I
Здравствуй, дух веселый!
Взвившись в высоту,
На поля, на долы,
Где земля в цвету,
Изливай бездумно сердца полноту!
II
К солнцу с трелью звучной,
Искрой огневой,
С небом неразлучный,
Пьяный синевой,
С песней устремляйся и в полете пой!
III
Золотятся нивы,
В пламени восток.
Ты взлетел, счастливый,
От забот далек,
Радости надмирной маленький пророк.
IV
Сквозь туман пурпурный
К небесам родным,
В вышине лазурной,
Как звезда, незрим,
Ты поешь, восторгом полный неземным.
V
Ты не луч ли диска,
Что для смертных глаз
Ал, когда он низко,
Бел в полдневный час,
Еле видим в блеске и лишь греет нас.
VI
Звон твой полнит воздух,
Высь и глубь до дна
И в ночи при звездах,
В час, когда, ясна,
Мир потопом света залила луна.
VII
Кто ты? С кем в природе
Родственен твой род?
Дождь твоих мелодий
Посрамил бы счет
Струй дождя, бегущих с облачных высот.
VIII
Ты как бард, который,
Светом мысли скрыт,
Гимны шлет в просторы,
Будит тех, кто спит,
Ждет ли их надежда, страх ли им грозит;
IX
Как в высокой башне
Юная княжна,
Что леса и пашни
Видит из окна
И поет, любовью и тоской полна;
X
Как светляк зеленый,
Вспыхнувший в тени
Рощи полусонной,
Там, где мох да пни,
Разбросавший в травах бледные огни;
XI
Как цветы, в которых
Любит ветр играть, -
Роз охватит ворох,
Станет обрывать,
Пьяный их дурманом легкокрылый тать.
XII
Шорох трав и лепет
Светлого ручья,
Все, в чем свет и трепет,
Радость бытия,
Все вместить сумела песенка твоя.
XIII
Дух ты или птица?
Чей восторг людской
Может так излиться,
С нежностью такой
Славить хмель иль гимны петь любви самой?
XIV
Свадебное пенье
Иль победный хор -
Все с тобой в сравненье
Неумелый вздор.
Твой соперник выйдет только на позор.
XV
В чем исток счастливый
Песенки твоей?
В том, что видишь нивы,
Ширь долин, морей?
Что без боли любишь, без людских страстей?
XVI
Словно утро, ясный,
Светлый, как рассвет.
Скуке непричастный
Радости поэт,
Чуждый пресыщенья, чуждый бурь и бед.
XVII
В вечной круговерти
Даже в смертный час
Думаешь о смерти -
Ты мудрее нас,
Оттого так светел твой призывный глас.
XVIII
Будет или было -
Ни о чем наш стон!
Смех звучит уныло,
Болью отягчен.
Вестник мрачных мыслей наш сладчайший сон.
XIX
Гордостью томимы,
Смутным страхом гроз,
Если рождены мы
Не для войн и слез.
Как познать нам радость - ту, что ты принес?
XX
Больше книг, цветущих
Мудростью сердец,
Больше строф поющих
Дар твой чтит певец.
Ты, презревший землю, бардов образец.
XXI
Дай мне эту радость
Хоть на малый срок,
Дай мне блеск и сладость
Сумасшедших строк,
Чтоб, как ты поэта, мир пленить я мог.
Перси Шелли
Англия в 1819 году
Слепой старик и вечно в дураках -
Король. Ублюдки-принцы - даже этой
Семейки срам, чей Кембридж - в кабаках, -
Грязнее грязи, сволочь, сброд отпетый.
Пиявки щеголяют в париках,
Убийцы нацепляют эполеты,
Народ стращая - загнанный в правах,
Голодный, босоногий и раздетый.
Незыблемый Закон, нагнавший страх
На всех, кто не златит его кареты,
Продажная религия в церквах,
Продажных депутатов пируэты -
Вот Англия! Вот кладбище! - О, где ты,
Кровавый призрак с пламенем в очах?
Перси Шелли
Изменчивость
Мы, словно облака вокруг луны, -
Летим сквозь ночь, трепещем и блистаем.
Сомкнется тьма - и вмиг поглощены,
Мы навсегда бесследно исчезаем.
Мы точно звуки несогласных лир -
Ответ наш разный разным дуновеньям.
Не повторит на хрупких струнах мир
То, что с прошедшим отошло мгновеньем.
Мы спим - расстроен сновиденьем сон.
Встаем - мелькнувшей мыслью день отравлен.
Веселье, плач, надежда, смех и стон -
Что постоянно в мире? Кто избавлен
От вечных смен? - Для них свободен путь.
Ни радость, ни печаль не знают плена.
И день вчерашний завтра не вернуть.
Изменчивость - одна лишь неизменна.
Шелли
К Джейн с гитарой
Ярко блещут Стожары,
Несказанная в небе сияет
Луна.
Звонко пенье гитары,
Но лишь с голосом Джейн оживает
Струна.
Неба мрак серебристый
Лунно-звездные нежно согрели
Лучи;
Дарит голос твой чистый
Душу струнам, чьи мертвенны трели
В ночи.
Звездный свет, замирая,
Хочет видеть луны золотую
Красу;
Лист не дрогнет, вбирая
Гармонических струн неземную
Росу.
Звук летит окрыленный,
Раскрывая в ночное молчанье
Окно,
В этот мир отдаленный,
Где любовь, лунный свет и звучанье -
Одно.
Перси Шелли
Вечер
Ponte al Mare, Pisa
I
День закатился. Ласточки уснули.
Шныряют в серой мгле нетопыри.
Гулять выходят жабы. В смутном гуле
Слились все звуки. Тусклый свет зари
Погас на кровлях. Тень легла ночная,
И в летнем сне недвижна зыбь речная.
II
Нет сырости и в поздний этот час,
Трава суха, на листьях ни росинки.
Сухой и легкий ветер всякий раз
Вздымает пыль, соломинки, былинки,
Закружится и стихнет, и одна
По улицам блуждает тишина.
III
Домов, церквей, оград изображенья
В себе колышет и несет вода.
В недвижном беспокойстве отраженья
Дрожат, не исчезая никогда.
Взгляни на эту зыбь, на эти стены:
Ты стал другим, они же неизменны.
IV
И сизые над бездной облака,
Где солнце, скрывшись, новой ждет Авроры,
Они - как груда гор издалека,
Но множатся и мчатся эти горы.
А там, в пространстве, синем, как вода,
Уже горит вечерняя звезда.
________
Перси Шелли, (в разных переводах)
ПОЧЕМУ Я ЛЮБИЛ ВСЕГДА НЕ РЕМБО А ПЕРСИ ШЕЛЛИ
.
.
.
Почему я люблю Шелли, а не Артюра Рембо? Артюр Рембо это любовь для традиционалиста, (вроде философа Дугина) или для какого то радикала. Я же не отношу себя ни к радикалам, ни тем более, к людям называющим себя традиционалистами. Да и за что любить Артюра Рембо? Противный мальчишка, хотя и очень одаренный от Бога. Измывался всю жизнь над Верленом, потому, что иначе он кажется не умел дружить...Из его стихов, нравятся может быть, всего два ,три стихотворения, (среди них и Гласные, и Пьяный Корабль.) На самом деле, не мое это. А Перси Шелли, будто бы мой идеал. Волшебный, солнечный , сверхмузыкальный, я бы сказал, райский поэт. Англичанин из аристократов, но по убеждениям близкий к Марксу, (за что сам Маркс его очень ценил) , всю жизнь сочувствовал простым рабочим. Прекрасный внешне, и бессмертный образом, ибо мало проживший, как ангел на земле... Кого еще можно любить кроме него? Кажется, что даже когда я его не читал, я знал его стихи. Словно они мне звучали музыкой природы, и лесным эхом.
Аретуза
I
Словно грозные стражи,
Встали горные кряжи,
Кряжи Акрокераунских гор,
Встали в тесном союзе,
Чтоб не дать Аретузе
Убежать на манящий простор.
Но она убежала
И волной разостлала
Семицветные кудри свои
И на западных склонах
В переливах зеленых
Расстелила по кручам ручьи.
Горы ей улыбались,
Сосны к ней наклонялись,
И она, лепеча как во сне,
То замедлив теченье,
То ускорив движенье,
Пробиралась к морской глубине.
II
Но проснулся суровый
Бог Алфей седобровый
И ударил трезубцем в ледник, -
И в горах Эвриманта
От удара гиганта
Узкий выход на волю возник.
Из рассселины горной
Сразу вырвался черный
Южный ветер, и прочь из оков,
Разбиваемых громом,
По дрожащим проемам
Побежали потоки ручьев.
И Алфей под водою
Заблистал бородою
И помчался стремглав с высоты
За беглянкой уставшей,
Но уже побежавшей
До прибрежной Дорийской черты.
III
"О, скорей, я слабею!
О, не дайте Алфею
Впиться пальцами в волосы мне!"
И раздвинулись воды,
Словно в час непогоды,
И укрыли ее в глубине.
И беглянка земная
Вновь помчалась, мелькая,
Словно солнечный луч золотой,
Даже в море глубоком
Не сливаясь с потоком
С горьковатой Дорийской волной.
Но за нимфою сзади
По смарагдовой глади,
Выделяясь угрюмым пятном,
Мчался бог разозленный,
Как орел, устремленный
За голубкой с подбитым крылом.
IV
И в потоке, бурлящем
По коралловым чащам,
Мимо гор из бесцветных камней
И пещер потаенных,
Где в жемчужных коронах
Восседают владыки морей,
Унеслись они в море,
Где в цветистом узоре
Перепутались солнца лучи
И где сумрак расселин
Неестественно зелен,
Как лесная опушка в ночи,
И, вспугнув мимоходом
Под лазоревым сводом
Рыбу-молот и рыбу-пилу,
По ущелью седому
Поднялись они к дому
И остались у входа в скалу.
V
И сверкающей пеной
Под обрывистой Энной
Плещет двух водометов струя,
Словно подали руки
После долгой разлуки
Неразлучные сердцем друзья.
Утром, прыгнув с откоса,
У подножья утеса,
Словно дети, играют они;
И весь день среди елей
И лесных асфоделей
Беззаботно лепечут в тени;
И в глубинах Дорийских
Возле скал Ортигийских
Засыпают, колышась едва,
Словно души влюбленных
В небесах благосклонных,
Где любовь и по смерти жива.
Перси Шелли (перевод К. Чемена)
ПОЧЕМУ ГЕРМАНИЯ РОДИНА ФИЛОСОФОВ, А АНГЛИЯ ПОЭТОВ
.
.
.
Почему Германия дала больше гениальных философов, а Англия больше гениальных поэтов? Философия любит землю и бедность, (по крайней мере она не отрицает мир и жизнь, а познает их ) а поэзия от земли устремляет взор в - небеса. В Германии не было никогда пропасти меж крестьянами и аристократами, какая была в Англии , даже , Кант как известно , был крестьянского происхождения. Германия не была настолько капиталистической страной. Именно в Англии с ее обособленностью аристократии, и развилась поэзия, хотя и гениальный романтик Джон Китс был, как известно из крестьянского рода. Но он и воплотил наиболее начало аристократическое. На русского Сергея Есенина Китс точно не похож . Скорее уж на Блока... Наконец, в Англии и в Германии были разные социальные противоречия, в силу которых Германия мечтала о будущем,
(этим будущим была полна ее философия) когда как капиталистическая Англия в лице ее лучших поэтов вздыхала о старине. Философия духовно обращена к будущему, а поэзия больше обращена к прошлому.
МОЖНО ЛИ СКАЗАТЬ ЧТО ПЕРСИ ШЕЛЛИ ВЕЛ СЕБЯ АМОРАЛЬНО
.
.
.
О гениальном английском поэте Перси Шелли часто пишут, что он вел себя вызывающе, даже аморально, не уступая в этом Байрону...Может быть и так, Шелли был молодым и умер совсем молодым. Но дело в том, что в традиции английских аристократов так себя вести. А Шелли был из аристократического старинного рода. Аристократы, в особенности английские , жили какой- то своей высшей красотой , и высшими познаньями , дистанцирующими их от мира и обычных людей, жили слишком стремительно, прожигая себя , бросаясь в свои запредельные переживания , хотя и сохраняя при этом холодную дистанцию к миру, к мирскому. В этом они и видели свое призвание , свою честность долг. А на мораль им было плевать. Для них мораль была чем то простолюдинским, мирским, житейским , почти бытовым , и не абсолютным. Можно вспомнить , что именно английские философы релятивизировали мораль. Ни в коем случае не говорю что это хорошо. Лично я так точно не хотел бы жить. Однако, даже в самых слепых поступках Шелли и Байрона был свой духовный максимализм . Аристократ и есть тот кто воплощает некую максиму , а не середину . Максиму, но все таки не крайность. Ибо красота любит меру. Хотя, сама мера вытекает из безмерного.
