В 1992 году Марион Дёнхофф открыла в Калининграде воссозданный памятник Иммануилу Канту – философу из Кёнигсберга [обновлено 10.03.2025]
Эта удивительная женщина родилась 2 декабря 1909-го в семейном поместье Фридрихштайн (ныне – посёлок Каменка под Калининградом). Прогрессивная графиня из старинного прусского рода фон Дёнхофф не «фонила», именуя сама себя без дворянских завитушек. Просто Марион Дёнхофф. Но, несмотря на весь свой демократизм, простушкой эта аристократка отнюдь не была.
После гимназии в Потсдаме, где наша героиня была единственной представительницей слабого пола в классе, умная, яркая и независимая девушка вместо того, чтобы думать о замужестве, поступила в университет во Франкфурте-на-Майне (к слову, в том же 1932 году он стал имени Гёте). Причём поступила на «неженский» экономический факультет, увлечённо погрузившись в политэкономию, тоже считавшуюся уделом мужчин. А потом ещё защитила диссертацию – по теме 500-летней истории родного Фридрихштайна. За что получила степень доктора общественно-политических наук.
Также Марион Дёнхофф в ту пору много путешествовала. И опять же – объехав полмира, не просто колесила по странам и континентам, а изучала жизнь и людей. Однако в конце 30-х пришлось вернуться в Восточную Пруссию, приняв управление родовыми имениями Фридрихштайн и Квиттайнен (польские Квитайны недалеко от границы Калининградской области). Так, занявшись хозяйством, доктор наук начала поверять экономические теории практикой. Кроме того, она взяла под своё крыло сыновей умершей сестры.
Пришедших к власти нацистов Марион Дёнхофф сразу приняла в штыки, никогда этого не скрывая (отсюда и прозвище «красная графиня»). Она гордилась тем, что порог её дома не переступал ни один «коричневый». И могла погибнуть после провала антигитлеровского заговора в 1944 году. Спасло лишь то, что никто из друзей её не выдал…
Тогда же у Марион Дёнхофф начался и почти детективный «роман с Кантом».
По просьбе хранителя музейных ценностей Кёнигсберга осенью 1944-го она перевезла к себе памятник философу, который стоял возле университетского здания и мог пострадать от бомбёжек. Во Фридрихштайне был парк со скульптурами. Так что Кант на новом месте вписался в ландшафт органично.
Когда 13 января 1945-го началась Восточно-Прусская операция, Марион Дёнхофф была в имении Квиттайнен.
– Если придётся встретиться с русскими, пусть это будет в родном доме, – и она верхом поехала в Эльбинг (польский Эльблонг).
Ехала, разделяя все тяготы путешествия в потоке беженцев на 20-градусном морозе. А добравшись наконец, узнала: поезда на восток уже не ходят. И отправилась на запад, думая, что никогда больше не увидит родину…
В 1946 году графиня начала работать в новой газете – «Цайт» («Время»). Известность во всём мире еженедельник Die Zeit обрёл во многом благодаря Марион Дёнхофф. Которая его впоследствии возглавила, став одним из самых авторитетных публицистов. И теперь «красную графиню» называли уже гранд-дамой политической журналистики.
А что же её любимый Фридрихштайн? Судьба сыграла с ним злую шутку: былую вотчину непримиримой противницы нацистов стали считать… дачей Геринга (узнав об этом много лет спустя, Марион Дёнхофф была шокирована). По-немецки Фридрихштайн указывался как Herrenhaus – господский дом, усадьба. Но у нас в Herren услышали имя одного из главных соратников Гитлера. Вот и решили, что в Каменке была дача Геринга. Даже в документах так и писали: «Усадьба бывшего рейхсминистра нацистской Германии».
Разорение имения растянулось надолго. Так, главный его объект – 116-комнатный дворец – лет 15 разбирали на стройматериалы б/у для нужд окрестных посёлков. При этом Кант вообще бесследно пропал. Правда, есть версия, что после начала наступления Красной Армии в январе 1945-го немцы его перевезли, спрятав в кёнигсбергском форту № 3. В 90-х там были проведены археологические работы, в ходе которых специалисты обнаружили немало артефактов. Однако бронзовый Иммануил им что-то не попался…
В середине 80-х журналистка Дёнхофф узнала от коллег из СССР о безуспешных поисках Канта. Нарисовав схему расположения памятника в своём парке, она посоветовала в том месте покопать.
– Какой-нибудь сознательный комсомолец, – пояснила она, – приняв памятник мыслителю за фигуру прусского помещика, мог закопать его там.
Летом 1986-го в Каменке провёл раскопки калининградский краевед Авенир Овсянов. И вновь – много всякого нашли. Кроме главного.
В 1989 году в область ещё не пускали иностранных туристов*. Марион Дёнхофф закрытый регион разрешили посетить в порядке исключения. Но «попросилась» она не для того, чтобы ностальгировать. В Германии удалось найти гипсовую форму утраченного Канта. На свои деньги (полученную премию имени Гейне) графиня заказала отливку бронзовой копии (тогда ещё уменьшенной, 60-сантиметровой). И в августе 1989-го поехала с «малым Кантом» в бывший Кёнигсберг.
Марион Дёнхофф была вынуждена и к нам, и обратно добираться кружным путём – через Варшаву, Брест и Вильнюс. 1600 км вместо 600. И в довольно тесной машине. Непростое путешествие даже для молодых, а ей было уже 79 лет… Воистину – железная леди!
И вот она в Калининграде – в былой столице Восточной Пруссии. «Достойны восхищения достижения в восстановлении города: в 1945 году всё лежало в развалинах, не было канализации, воды, света». Однако «если бы меня сбросили с парашютом и спросили, где я нахожусь, то я бы ответила: наверное, в Иркутске».
Судя по всему, это с её лёгкой руки стали называть монстром Дом Советов – архитектурная доминанта советского Калининграда особенно впечатлила гостью: «Над всем доминирует самое уродливое здание, которое я когда-либо видела в мире». Разумеется, графиня имела право высказать собственное мнение. Но вместе с тем можно ведь сказать и так: монстры – в глазах смотрящего… Не говоря о том, что её резкие слова легли на благодатную почву. В то время как раз зарождался процесс, ныне именуемый германизацией: своё охаивали, перед чужим (немецким) преклонялись, если не сказать – пресмыкались.
Впрочем, главный вывод, который она сделала для себя: «Русские чрезвычайно человечны и достойны любви». А ещё решила, что немцы должны воссоздать памятник Канту уже в полный рост, подарив Калининграду. По её инициативе в Германии начался сбор средств, и в итоге на новый монумент по образу и подобию старого (1857 года) было собрано более ста тысяч марок.
Его открытие состоялось 27 июня 1992-го. Кстати, копия стоит на родном постаменте – уцелел благодаря тому, что после войны достался бюсту Эрнста Тельмана. Бюст, заметим, в 1976 году заменили новым, более выразительным изваянием. С новым же постаментом. А старый, ещё кантовский постамент сослали на задний двор асфальтобетонного завода – до лучших времён. И вот ведь – в этом случае они наступили.
* Поэтапное открытие региона для иностранцев началось в январе 1991-го. И в область тут же потянулись «ностальгические туристы» – бывшие жители Восточной Пруссии.
На церемонии открытия памятника в толпе вперемешку стояли русские и немцы. И калининградский писатель Юрий Иванов сказал: «Кант принадлежит не нам и не вам. Он принадлежит миру». Ответом ему были общие аплодисменты.
Потом «красная графиня» ещё приезжала. Если не ошибаюсь, последний визит состоялся в июне 2000-го. Причём тогда она посетила область вместе с Рихардом фон Вайцзеккером (президент ФРГ в 1984–1994 годах).
А в феврале 2001-го Марион Дёнхофф приняла участие в форуме «Калининград-2001», который прошёл в шведском Кальмаре. Как вспоминал почётный строитель Калининградской области Вениамин Еремеев, графиня, выступая, выразила надежду на то, что мирный и процветающий регион Балтийского моря станет реальностью. И сказала так неслучайно – на форуме, в частности, обсуждалась знаменитая работа Канта «К вечному миру».
Кстати, вот что написала калининградская журналистка Наталья Боровская, тоже побывав 27 июня 1992-го на открытии памятника: «Гражданин мира Иммануил Кант вернулся к нам в тяжёлый для нас час, когда льётся кровь в национальных конфликтах, а вчерашние соседи и друзья смотрят друг на друга косо. Он вернулся, чтобы напомнить о вечных законах бытия, чуждых вражды». По-моему, эти слова вполне могли быть написаны и сегодня…
Марион Дёнхофф умерла 11 марта 2002-го, на 93-м году жизни. Конечно, ей было грустно от увиденного в Каменке на месте родового гнезда. Однако статью, написанную по горячим следам своей поездки в августе 1989-го, она закончила так: «Если раньше Фридрихштайн был недосягаемой, но всё же реальностью, то теперь он превратился в мир мечтаний, и в этом мире он вечен».
Владислав Ржевский,
автор канала «Калининградская Пруссия»
Смотрите также:
