Везде я читала трогательные истории о том, как бездетные родители усыновили ребенка и обрели новый смысл жизни. Наш приемный сын разрушил мой брак, и я тщетно пытаюсь убедить себя, что люблю его.
Мы с Ваней все спланировали: получить высшее образование, отправиться в путешествие, найти хорошее место для жизни и сделать карьеру, построить дом, а затем завести семью. Все у нас получилось, кроме семьи.
Планы терпят неудачу
У нас обоих была хорошо оплачиваемая работа и удачная карьера, мы объездили полмира и в конце концов переехали в собственный дом на окраине столицы. Дом был спланирован на большую семью, сделали две просторные детские комнаты.
Прошел год, два, три, а я все не могла забеременеть. Врач заверил меня, что, к сожалению, после тридцати лет это нормально, и порекомендовал попробовать искусственное оплодотворение. «Иногда на психологическом уровне женщина не может забеременеть, — улыбнулась она мне, — у меня много случаев женщин, которые выбрали ЭКО и забеременели до начала лечения».
Мы усыновляем ребенка
К сожалению, это был не наш случай. Три цикла искусственного оплодотворения не помогли. Три надежды, которые закончились через несколько недель. Мне было тридцать восемь, и я начала отчаиваться.
«Дашенька, давай попробуем по-другому. Ведь так много детей, у которых нет семьи. Мы попробуем усыновление», — удивил меня Иван. Хотя я тоже думала об этом, но никак не могла решиться.
Мы прошли долгий процесс, где нас обследовали психологи. Было ясно, что в силу возраста у нас есть шанс только на старшего ребенка. Никаких запросов мы не делали. «Мы полюбим любого, кто выйдет к нам на встречу», — улыбнулся Иван.
У нас есть Антошка!
Прошло два дня после моего сорокалетия. Нас ждал почти трехлетний мальчик Антошка. Сначала ходили его навещать, потом брали к себе несколько раз на выходные. Было ясно, что Антошка был запущен и немного опаздывал в развитии. Его родная мать не отказывалась от него, пока ему не исполнилось два года, у нее родилось еще четверо детей, у всех разные отцы. Нам сказали, что она была алкоголичкой и время от времени занималась проституцией, и что она родила Антошку дома.
Мы даже не хотели ничего слышать. Вот новая жизнь для нас и для Антошки, отныне он принадлежит нам! Но если бы все было так просто, как мы себе на фантазировали...
Все по-другому
Тошка проплакал всю ночь. Мне потребовалось полгода, чтобы приучить его ходить в туалет или на горшок. Он почти не разговаривал, иногда был агрессивен. Другие дети на площадке сторонились его. Я проводила с ним дни. Иван поздно возвращался с работы, сильно уставал, но все же пытался играть с Антошкой.
Мы обратились до детского психолога. У мальчика был диагностирован тяжелый СДВГ и склонность к агрессивному поведению. «Вы должны быть терпеливы, и ваш сын должен чувствовать любовь и поддержку.» Это легко сказать, но как это сделать? Мы поняли, что не знаем, какая у Антошки генетическая наследственность.
Мы действительно ничего не знаем о нем.
По рекомендации психолога отдали его в детский сад, ему было четыре с половиной года. Другие дети боялись его, потому что он бил их по голове. Никакой детсадовской деятельностью не занимался. Облил одного ребенка горячим чаем, другому ткнул в глаз, третьего укусил за ногу. Воспитатели постоянно жаловались, а я лишь разводила руками.
«А что, если у него биологический отец, насильник или даже убийца?» — подумал Иван. - Мы ничего не знаем об этом ребенке!
Что будет дальше?
Вместо того чтобы ходить в обычную школу, Антон поступил в специальную — как раньше говорили, в особенную. К сожалению, и там он "отличился" с самого начала, т.е. агрессивностью. Сейчас идет во второй класс, он почти неуправляемый. В одном приступе ярости безумно лупил свои игрушки, разбив дорогой поезд, швырнув с лестницы планшет Ивана и мой фен.
Иван все реже появляется дома, ходят слухи, что вокруг него крутится молодая помощница. Это только вопрос времени, когда он подаст на развод. Как насчет меня? Я что, должна остаться одна с плохим мальчишкой, которому явно не нравлюсь?
