Сегодня, 15 мая 2022 года, в 10 часов утра на 81-ом году жизни ушел в лучший мир мой отец, мой папа, Александр Григорьевич Жиганков. С ним уходит от меня, от нас целая эпоха - эпоха Строителей - которую я хочу сегодня вспомнить.
Мои папа и мама родились в один день, 12 августа 1941-го года, хотя и в разных краях нашей в то время необъятной родины: мама возле Никополя, на Украине, отец в Туле, Россия. Шел второй месяц войны. Наступали голод, разруха, безотцовщина...
После войны мамина семья, потерявшая в войне мужчин, снимется со своего места и начинает долгий исход, свое далекое путешествие по после-военным дорогам страны - которые в конце концов приведут их в Ефремов - маленький городок в тульской области, в которой отыскались родственники. С тех пор моя мама не любит никуда путешествовать, особенно не любит вокзалы - в холодных, нетопленных вокзалах они жили неделями, месяцами.
По пути в Ефремов произошло много всего, расскажу лишь об одном эпизоде этого путешествия. Моя покойная бабушка, мамина мама, добиралась до Ефремова с двумя дочками - шести лет (моя мама Галя) и ее сестра Рая, которая была на два года старше. На одном из перевалов Раю с тифом забрали в детский госпиталь. Когда мама приехала за ней через неделю, ей сказали, что ее дочка умерла. Мама просила, чтобы забрать тело, и ей сказали, что ее еще не похоронили и она в бараке для мертвых. Но туда нельзя ходить, потому что они тифозные.
Моя бабушка, тогда молодая женщина, пошла в тот барак. Она долго рылась в трупах, пока не нашла свою дочку, Раю - она была жива и дышала! Она вытащила ее из барака, на последние украшения наняла коляску с лошадью, и вместе с двумя живыми дочками они отправились назад на станцию. С тех пор моя мама не любит еще и больницы. А тетя Рая прожила еще семьдесят с лишним лет, и умерла на той неделе...
Но не про маму я тут пишу - милостью Божией она еще с нами. Но как все связано в этой жизни - начало и конец ее. Девочка Рая, моя тетя Рая, прожила долгую, хотя и очень тяжелую жизнь. Вот, я не так давно написал тут статью - Благословите женщину. Так это, можно сказать, про нее. И вот, в пятницу ее похоронили. А в воскресенье ушел мой отец.
Ну а как? Как людям, прошедшим, пусть детьми, войну, прошедшим голод, разруху, и потом восстановившим страну своими можно сказать голыми руками, по кирпичикам - как им все теперешнее видеть? Певшим песни о мире во всем мире, о братстве народов - куда деваться? Куда деваться русским людям, таким как мой отец, что строили на Украине заводы и водохранилища? Кто, как мой отец, служил в ГДР? Кто верил, что отдаст необъятную страну в добрые руки детей? Ясно, куда - туда, куда они и уходят.
Расскажу немного про своего отца - про простого, добрейшего и трудолюбивого человека - про такого человека, руками которого страна была отстроена из пепла и стала великой, и была великой - пока были эти люди. Сделать Россию великой? Сделайте, верните сначала великого смиренного человека, который дал нам нашу страну, все, что в ней, и которого мы потеряли. Можете это сделать? Лозунги-пустышки не помогут.
Мой отец - сын беспризорника, детдомовца Гриши. Кто были его родители Гриша не знал - сколько себя ребенком помнил, он жил на улице, беспризорником. Гришу в начале двадцатых годов выловили в Москве вместе с другими беспризорниками, ночевавшими под мостами, в подъездах и по кладбищам. Таких детей после 1917-го года было множество: чьих-то родителей "шлепнули" (такое простое слово) красные, кто-то погиб на Первой мировой, кто-то на Гражданской, или от тифа, болезней... А дети продавали сигареты, носили лохмотья, зимой многие насмерть замерзали, но больше умирали от голода.
Потом пришла "чистка" и беспризорников из Москвы отправили в ближайшую к ней Тулу, где открыли Детский дом. В нем дедушка мой и вырос, и получил образование плотника. И всю свою жизнь он был плотник, и если сложить вместе все, что он сплотничал, то получится на небольшой городок.
Я пишу, потому что больше ничего не могу поделать, чтобы дать выход своим чувствам, чтобы самому выжить, чтобы видеть Жизнь царящей повсюду - ведь даже фамилия наша - "жиган" - происходит от слова "зажигать", или "жизнь". Надо давать жизнь, надо зажигать жизнь, зажигать радость, надежду, свечу - особенно когда так темно кругом. Фамилию такую дедушке дали в тульском детдоме - мальчика, когда его поймали, звали просто Гриша Жиган, вот и добавили окончание, получился Жиганков.
В Туле дедушка Гриша познакомился с Машей, Марией Ивановной. Она жила с семьей прямо в центре старой Тулы. А дедушка там как раз строил новую Тулу. В 1937-ом, кажется, они поженились, вскоре родилась дочь, Алла, а в августе военного 41-го - сын, Александр, мой папа.
Дедушку призвали на фронт, тяжело ранили и отправили в тыл, домой. Но он оказался живуч, выкарабкался. После войны дедушка продолжал работать на стройке. Делал рамы, двери - все, что связано с деревом. Да и кирпич клал, много строил. И в одном из домов, которые он строил - а строили тогда хрущевские пятиэтажки - ему с Марией и двумя детками и дали двухкомнатную квартиру. А до этого жили в послевоенных бараках, которые стояли прямо во дворе, между теми пятиэтажками, которые строил дедушка.
Время было тогда такое, что все шло резко на подъем: строили кругом новые заводы, людям давали квартиры, в магазинах начинали появляться разнообразные товары, платьица, платочки - страна поправлялась после тяжелой четырехлетней войны, в которой каждая семья кого-то потеряла. Но в воздухе был оптимизм - страна шла на поправку, страна росла, как здоровый подросток - хотя, в основном, и сирота.
Но моим родителям повезло чуть больше - они выросли в семьях, с родителями. Хотя в маминой семье отца фактически не было: придя с фронта он почти сразу умер от полученных ранений.
Мой отец и моя мать познакомились все там же - папа жил уже в хрущевке, с балкона которой открывался вид на двор и стоящий там в ту пору некрасивый барак. Но в бараке том жила очень красивая девочка Галя со своей мамой, которая работала уборщицей в политехническом институте. Какое-то время моя мама и бабушка и жили в маленькой каморке при институте, но когда из бараков начали переселять в квартиры - им дали местечко в бараке - там, где раньше жила семья моего отца.
В то время вечерами устраивали танцы - в основном под гармошку. Молодежь плясала, старики сидели, смотрели. Все это было недавно, в 1960-ые годы, друзья. И в семидесятые было - я еще застал, помню хорошо. Во дворах ставили столы, кушали вместе, пели песни, рассказывали истории, молодежь плясала.
Но вскоре отца моего взяли в армию - отправили служить в ГДР (Германию, если кто забыл или не знал). Вот, там он три года служил радистом - потом учил меня азбуке Морзе. Отсюда у меня с детских лет любовь к выходу в эфир. Моя мама эти годы его ждала, и после его возвращения из армии они поженились в 1966-ом. В ноябре 1967-го в семье родился единственный ребенок - Олег.
Когда мои родители поженились жить им было негде, и стали они жить в квартире с маминой сестрой, тетей Раей (той самой, что "умерла" от тифа), у которой тогда была своя семья - муж-инвалид и двое детей, мальчиков. Так и стали две семьи жить под одним кровом - точно в такой же хрущевке, что была у дедушки с бабушкой, только на три трамвайные остановки дальше от них. Там, на проспекте Ленина, и прошли первые дни и годы моей жизни. Интересно, что мы никогда не говорили "Ленина" - говорили "Первомайская", по имени ближайшей улицы. Как-то имя вождя нас не преследовало.
Мои родители были всегда неразлучны. Они даже работали вместе, на одном заводе (Тульском машиностроительном), в одном цехе. Мама несколько лет работала на станке и параллельно вечером училась в Политехе на инженера. Отучившись она осталась работать там же инженером. А мой отец проработал много десятилетий у станка - токарь высшего разряда. Он, кстати, зарабатывал в два раза больше, чем мама.
Моя появление на свет внесло новые вызовы - у меня с детства было слабое здоровье, я постоянно болел, и доктора советовали нам сменить климат. Тогда ради моего здоровья родители решили поехать на теплую Украину, где у мамы оставалось очень много родственников. И вот, когда мне было 6 лет, мы поехали на Украину. Купили там домик, решили строиться. Тепло, хорошо, еда такая вкусная, люди, которых мы знали, прекрасные.
Но там мы надолго не задержались. Уже в ту пору что-то там назревало, хотя и в махровом подполье. Мама получала записочки угрожающего содержания, анонимные - потому что она вышла замуж за "москаля" и говорила по-русски. Однажды, когда она шла на работу, в нее выстрелили из посадки, и пуля пролетела совсем рядом. После этого происшествия мы стали собираться в Россию. Хотя мне все-таки удалось поучиться несколько месяцев в украинской школе. Справедливости ради скажу, что меня, москаля, никто на Украине ни в школе, ни на улице не обижал. Наоборот меня очень любили украинские мальчишки, хотя у меня была совершенно белая москальская голова.
Но мама тогда сказала: "однажды мы отсюда пешком в Россию шли, два года шли, и если мы тут останемся, то, боюсь, на старости лет снова придется куда-то бежать. Нет, лучше сейчас." Это был 1974 год. Моя мама немножко пророк, я это давно заметил.
И мы вернулись в Россию, прямо среди зимы, купили маленький домик в Ясной Поляне, недалеко от усадьбы Льва Толстого. Вот там и прошли мои самые счастливые дни.
Наш домик был очень маленьким, но мы были совершенно счастливы. Как-то мы были все-таки близки - родители и дети - в те времена. Как в старой забытой песенке: "Неразлучные друзья, неразлучные друзья есть на белом свете. Неразлучные друзья, неразлучные друзья - взрослые и дети." Это как будто про мою семью.
Родители вернулись работать на завод, но теперь чтобы добраться до него и обратно надо было тратить несколько часов в день. И так - много лет. Родители убегали в шесть тридцать утра, оставляя меня на попечение бабушки или чаще - самого себя и школы. А прибегали с работы в половине шестого вечера. Автобус, этот желтый Икарус за номером 123 всегда был битком, его долго ждали, не всегда в него можно было и влезть. Но несмотря на, как я теперь понимаю, усталость, жизнь у родителей только начиналась - отработав рабочий день на заводе, они начинали свой не менее трудовой день в огороде и на стройке.
Чтобы не тесниться отец начал строить новый, кирпичный дом - прямо вокруг нашего старого, маленького, деревянного. Кирпичей купить было невозможно, негде, и мы ходили разбирать старые заброшенные царские конюшни, возили кирпичи на тачке домой. Так и строили, после работы, всей маленькой семьей, так что и я помогал.
Мой отец построил за свою жизнь для семьи три кирпичных дома - сам построил, своими руками, с моей мамой, ну и я немножко помогал, когда вырос. Удивительно, сколько может сделать человек, если его не долбанить и позволить ему жить. С этим и тогда было тяжело, но как-то дух времени был устремлен вверх, был невероятный оптимизм, неистощимая энергия, вложенная в то поколение.
Все отец делал, всем помогал. Только и слышно было: "Дядь Саша, а как это сделать? Дядь Саша, не поможешь воду провести? Дядь Саш, не поможешь машину отремантировать?" И дядя Саша, мой папа, всем помогал, все делал. Однажды у меня на машине, на копейке, просто раскололся двигатель. Так папа его снял, посадил на клепки, и я еще много лет на этой машине ездил.
Помню, как только вернувшись с Украины, где было тепло, мы оказались в зиме, настоящей распрекрасной русской зиме! Как все невероятно искрилось, какой был снег, как удивительно действовал мороз на меня, восьмилетнего мальчика, вернувшегося в Россию! Как мне с тех пор нравится зима! Помню, тот первый Новый год в Ясной Поляне. Мы пошли на станцию - за елкой. Станция, маленький полустанок - та самая, с которой уезжал когда-то в свой последний путь Лев Толстой, и куда привезли его хладное тело.
Но тогда мне не думалось о смерти! Думалось о жизни! Стоял зимний вечер, морозный, искрящийся, и каждый вздох для маленького мальчика был подарком. Я - с папой и мамой, и саночками, на которых на станцию привезли меня (благо - под горку, да и я не большой), а обратно будем вести - елочку! Вот, приближается через искрящийся в свете фонарей свет - зеленое чудо электрички. Она будет стоять тут ровно тридцать секунд. За это время надо выбрать самую красивую елку, схватить ее, заплатив пятерку, пока не захлопывались автоматические двери электрички.
Да, когда приехала эта электричка, точно по расписанию, пробившись через густую стену падающего новогоднего снега - и случилось чудо! Все ее двери одновременно распахнулись, и из электрички пахнуло свежим дыханием жизни - дыханием волшебных новогодних елок! В каждой двери был мужик с елками - со многими елками - и за считанные секунды надо было выбрать твою единственную. Я опьянел от этого запаха елок, мороза, электрички, от миллиона пархающих снежинок, от электрички, от моего подарка - елки. Но пьянел-то я на самом деле оттого, что был окружен любовью. Такой любовью - справа и слева, отец и мать. Какой я счастливый! Господи, благодарю Тебя за родителей, благодарю!
А потом мы шли в горку, везли по очереди за собой елку на санчках и пели новогодние песенки. Все, все было впереди, у меня, у них, у страны...
Это - один из многих тысяч добрых вечеров, которые подарил мне отец. Спасибо, спасибо! Слишком редко мы благодарим, слишком редко я тебя благодарил, папа. Однажды он спас меня, когда я чуть не утонул в речке. Он научил меня управлять мотоциклом (машины у нас в детстве не было). Научил меня быть добрым человеком. Нет, я злой, я очень злой - в сравнении с моим отцом. Вот он - доброта и кротость. И день за днем я получал любовь, любовь, любовь, только любовь... Спасибо, Господи!
Вся Россия держалась и держится на таких, как мой отец, может быть и ваш - скромных труженниках, добрейших людях. Держится и держится... А много их еще осталось? Они уходят, им тяжело в этом мире - они оказались совсем не в том обществе, которое они строили своими руками, на одном энтузиазме, на любви к своей Родине, к своим детям. Им тяжело узнать свою Родину, им тяжело видеть, что происходит в этом мире, и они уходят в лучший мир. Они поняли, что для этого мира они сделали все, что смогли, и стали ему ненужны. Что ж...
У нас, христиан, всегда есть домик на Небесах. Добрые дела таковы, что если и разрушится все, что строили отцы наши на земле, на своей, как они тогда считали, земле - то все равно есть им воздаяние и награда на Небесах. Поколение Строителей уходит. Пришедшему на смену поколению история пока постоянного имени не дала. Каким оно прилипнет - посмотрим.
Мой отец всю жизнь был христианином, жил как христианин, и верою христианина обретает вечную жизнь и воскресение из мертвых - двойное гражданство, жительство на Небе и на Земле. Превыше всего благодарю Бога, что Он - Спаситель наш, что жертвою Сына Его мы спасены к жизни вечной. Далее благодарю Бога за отца, за то, что отец мой верил Богу, и меня учил этой вере всей своей жизнью - низкий поклон тебе, папа. И отец мой был выше всех догматических сектантских споров - он, слава Богу, просто верил. А я продолжаю, и до последнего вздоха буду продолжать делиться этой верой в Христа, потому что только она несет в себе Жизнь.
Ничего я не понимаю - все превыше моего объяснения. Простой мужчина. Как он может быть - и сыном, и мужем, и отцом? Это же такие разные, такие разные ипостаси! Тяжело быть мужчиной. Держитесь, мужчины. Грядут еще более тяжелые времена, но за ними уже и лучшие, светлые времена: ничего не потеряно, и все на свете было не зря - не напрасно было. Храни Господь!
