Хартмут видел, как поднялись его товарищи, на то была причина, прибыла машина с едой. Здесь, в огороженном колючей проволокой месте, их собрали больше тысячи человек. Они уже давно были военнопленными, надо отдать должное, что почти все русские относились к ним терпимо, кроме повара. Накладывая кашу в их посуду, он специально держал половник так, чтобы половина их скудной еды падала на землю, многие немецкие военнослужащие падали на колени, чтобы подобрать её с земли, Хартмут держался, считал это унижением.
- Если мимо положит, подберёшь? – спросил Франц, его товарищ по оружию, с которым он воевал больше года.
- Нет.
- А я подберу. Чувствуешь, не простая сегодня каша?!
Запах и, правда, стоял божественный, если можно было так сказать о еде.
- Думаешь, нас хорошим мясом кормить будут? Враньё!
Повар был прежним, улыбаясь, он целил половником не в посуду, которую подставляли немецкие пленные, а мимо. Хартмут подставил свой котелок, в его дне была небольшая дырка, но оттуда ничего не вытечет, каша была густой. Ловкость немецкого ефрейтора помогла сохранить почти всю еду, русский даже удивился, лишь небольшая её часть упала на землю, где уже лежало пятеро солдат, дожидаясь такой подачки, они ели прямо с землёй, быстро работая челюстями.
- Как думаешь, что с нами сделают, неспроста же нас сюда привезли? – спросил Франц, доставая пальцем со дна консервной банки остатки каши.
- Расстреляют на потеху публике, может даже на Красной площади.
- Нее, я в это не верю. Густав тоже так говорит, но я - не верю.
- Много твой Густав знает, он на фронте из штаба не выходил, всего боялся!
Ближе к вечеру, всех кто был за колючей проволокой, ввели в Москву, на её окраине был большой стадион, там пленные и расположились, уставшие от перехода, они ложились прямо на голую землю. Хартмут заметил, что когда их вели, охраны было мало, казалось, реши сбежать – это будет просто сделать. Бежать никто не решился, все понимали, что здесь они в большей безопасности, чем одни на улицах русского города. Когда стемнело, Франц, лежащий за спиной Хартмута, спросил:
- Помнишь, Фюрер обещал парад наших войск в Москве?
- Помню, только он ничего для этого парада не сделал!
- Ошибаетесь, ефрейтор, Фюрер сделал для этого парада всё, - седой майор, услышав разговор товарищей, включился в беседу.
- О каком параде вы говорите? – Хартмут повернулся к собеседнику.
- Завтра всё сами увидите.
Пока тяжёлый сон не сковал веки немецкого ефрейтора, он всё думал над словами майора, откуда тот мог что-то знать?
Утро началось с команды «Подъём», серая масса людей, будучи когда-то великой армией Великого Рейха, зашевелилась. Осматриваясь, Хартмут видел, что многие солдаты и офицеры испражняются прямо там, где находились, от хвалёной немецкой гордости не осталось и следа. Поправляя штаны, к нему подошёл Франц:
- Если приспичило, отойди туда, там что-то вроде туалета получилось.
- Я буду терпеть.
- Гордый ты очень.
- Меня так воспитали.
Выстроившись в длинные очереди к полевым кухням, немецкие пленные перешёптывались, гадая, что приготовили для них советы, Хартмут вспомнил слова майора, покрутив головой, не нашёл его рядом. Повар был другой, казалось он и сам заинтересован, чтобы ни одна крупинка не упала на землю, лежащие на земле солдаты, вызывали лишь усмешку.
После завтрака, где к каше полагался хлеб и кусок солёного сала, их построили. Теперь их было гораздо больше, наверное, несколько тысяч. Нестройная колонна вышла со стадиона на улицу, с обеих сторон широкой дороги стояли русские. Женщины и мужчины, дети и старики, они смотрели на пленённого их Армией врага, Хартмут не испытывал угрызений совести, он ведь немецкий солдат. Колонна остановилась на большой площади, с боковых улиц выводили всё новых и новых пленных, несколько раз их перестраивали. Молоденькая девушка в военной форме, отдавала приказы на немецком, пленные понуро повиновались. Где-то впереди началось движение, Хартмут был этому рад, желая скорого приближения конца его путешествия по русской земле. Идя вторым с правого края колонны, ефрейтор старался не смотреть на лица русских, но это было почти невозможно сделать. Голова, глаза сами поворачивались в их сторону, он видел слёзы, видел ненависть в глазах людей, видел и жалость к ним.
Возле перекрёстка, колонна чуть сбавила ход, здесь немецкий солдат увидел то, что заставило его опустить, ранее гордо поднятую голову. Стоявший почти на дороге мальчик, лет двенадцати, достал из кармана приготовленный камень, он хотел кинуть его в немецких пленных, его остановил пожилой мужчина, он что-то грозно говорил мальчишке. Что это было?! Тот самый знаменитый русский характер, о котором Хартмут много раз слышал? Ведь этих людей можно понять, реши они закидать немцев гранатами! Что-то переменилось в душе немецкого солдата, он вдруг понял, какое чудовищное зло он принёс на землю этих людей! Колонна шла медленно и долго, до сознания Хартмута дошло, что их не ведут куда-то, весь смысл происходящего состоял в том, чтобы провести пленных немецких солдат и офицеров по улицам Москвы. Того самого города, который они так стремились захватить. Снова вспомнились слова майора, так вот о каком параде он говорил, да, он был прав, Фюрер сделал всё, чтобы он состоялся!
