Была ли Наталия Николаевна завидной невестой? Современники её таковой не находили. Потомки разделились на два противоположных лагеря. Видящие в ней светскую красавицу, обученную лишь танцам и флирту, по сей день убеждены: красива? — конечно; пуста? — почти наверняка.
Не желающие признавать Натали ни глупой, ни фальшивой спорили, что не за одну красоту лица полюбил её гений. И мотивировали: мол, и ум у неё был, разве мог Пушкин дурочке написать: «…чёрт догадал меня родиться в России с душою и талантом!»? Или жаловаться в письме: «…очищать русскую литературу есть чистить нужники и зависеть от полиции…»? Или присылать светской пустышке пакет с материалами для «Современника» и заданием относительно цензурного комитета? Спорили и предлагали вспомнить пушкинские слова: «…а душу твою я люблю ещё сильнее…» Значит, была душа? Конечно, была. Но и в стихах, написанных Пушкиным в альбом Анне Керн, можно вспомнить, Пушкин с шутливым озорством писал:
Мне изюм
Нейдет на ум.
Цуккерброд
Не лезет в рот,
Пастила нехороша
Без тебя, моя душа.
Спорить можно до бесконечности. Одни будут ехидно спрашивать: «А как тогда быть с утверждением, что она пушкинских строк не читала?» Другие — категорически отрицать подобное. Однако, представляется, что здесь тот случай, когда даже нельзя сказать, что истина где-то посередине.
Какой бы Натали ни была — это был выбор Пушкина.
Когда находился на распутье, много ли он о ней знал? Да и видел её всего несколько раз. Справедливо будет сказать, что не она сама, но её ангельская внешность задела сердце Пушкина сильнее других «невест». Юный возраст поманил надеждой. Умная она или глупая, ему ещё только предстояло узнать. И характером какова — тоже. Окажется ли ему верной, какие у неё духовные потребности, какой станет матерью и присуще ли ей стремление к саморазвитию — малая толика тайны, покрытой мраком для Пушкина после обряда, сделавшего её его женой. Так что справедливы слова, что он начал по-настоящему узнавать Натали лишь тогда, когда она стала Пушкиной.
Он так непривычно для себя долго добивался этого, добился и что теперь? Как всё начиналось? Кажется, эти строки известны всем:
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадона,
Чистейшей прелести чистейший образец.
Именно так, с одной «н», у Пушкина. И в названии сонета* тоже «Мадона». Написан он за 6 месяцев до свадьбы. Вообще-то слово «мадонна» во времена Пушкина ужасно заезженное словечко. Современный стилист на полях школьного сочинения в подобном случае обоснованно сделал бы помету «стилистическая ошибка — языковой штамп». Для Пушкина эта лексическая единица — тоже не поэтическое открытие. Ещё в конце 1827-го или начале 1828-го года в милом стихотворении «Кто знает край, где небо блещет...», изобразив графиню Марию Александровну Мусину-Пушкину (урожд. княжна Урусова), Пушкин сравнил её красоту с Мадоной. Кстати, и в том случае написание было с одним «н». Меж тем упоминание Мусиной-Пушкиной заставляет сделать небольшое отступление.
* Сонет — стихотворение, состоящие из 14 стихов, которые срифмованы по особым правилам. Сонет распадается на 2 четверостишия, имеющих одинаковую пару рифм, и на 2 трёхстишия.
Не пройдёт и полугода после написания стихотворения про Марию с младенцем на руках, как Вяземский в письме к жене (2 мая 1828 г.) из Петербурга напишет: «Пушкин говорит о Пушкиной-Урусовой, qu’elle a l'âme blanchisseuse» (что у неё душа прачки. — А. Р.) В итоге потрясающий симбиоз: Мадона с душой прачки. А в 1870 году всё тот же князь Пётр Вяземский, комментируя одно стихотворение, на полях берлинского издания поэзии Пушкина, между прочим напишет:
«Мадригал довольно пошлый и приторный. Во всяком случае, не написан он княжне Урусовой. Пушкин был влюблён в сестру её графиню Пушкину*».
*Графиня Пушкина – шведская красавица Эмилия Карловна Мусина-Пушкина (урожд. Шернваль фон Валлен). П.А. Вяземский, оценивая внешность двух красавиц (Наталью Пушкину и графиню Эмилию Мусину-Пушкину), сказал о жене поэта: «Эта Пушкина как поэма, что делает другую похожей на словарь».
Тем не менее свидетельство Вяземского позволило историку литературы и пушкинисту М.О. Лернеру среди нескольких женщин, оставивших в душе Пушкина память о себе и включённых им в донжуанский список под именем «Мария», назвать среди них и графиню Марию Мусину-Пушкину (урожд. княжна Урусова). В связи с этим напрашивается вопрос. Так как слухи о близких отношениях между Пушкиным и графиней Мусиной-Пушкиной (не разбирая особо, с которой из двух), действительно, ходили, а вторым браком она была замужем за князем А.М. Горчаковым, однокашником Пушкина по Лицею, впоследствии известным дипломатом, министром иностранных дел и канцлером, не было ли позже это причиной холодного отношения Горчакова даже к памяти поэта?
Не говоря уже о том, что и Надежде Львовне Соллогуб — дочери Льва Ивановича Соллогуба и графини Анны Михайловны (урожд. княгиня Горчакова), сестры Александра Михайловича Горчакова, в период с 1832-го по 1834 год Пушкин тоже уделял, скажем по возможности предельно нейтрально, заметное внимание. В.Ф. Вяземская впоследствии утверждала, что в то время Пушкин «открыто ухаживал» за Надеждой Соллогуб. Судя по письмам Пушкина жене, это не было тайной для Натальи Николаевны.
Надежда Соллогуб была фрейлиной великой княгини Елены Павловны и являлась признанной светской красавицей. В числе её горячих поклонников, помимо Александра Сергеевича, числились сын Н.М. Карамзина Александр и даже великий князь Михаил Павлович. Отношения Пушкина, независимо от того, какими они были, с юной грациозной голубоглазой графиней с золотистыми локонами («Младое, чистое, небесное созданье») подарили нам написанное поэтом в октябре 1832 года обращённое к ней стихотворение «Нет, нет, не должен я, не смею, не могу…».
И ещё, получается, Натали для Пушкина была второй по счёту Мадоной. Приходит мысль, может, и к лучшему, что Натали не была великой почитательницей пушкинской поэзии. Знать, что даже Мадона она у Пушкина вторая, — вряд ли ей стало по душе. Впрочем, юной жене поэта и без этого знания пришлось не очень сладко. Дело случая, но у нас есть возможность получить вполне конкретные ответы на поставленный вопрос: как всё начиналось? Причём, с обеих сторон.
В рассказах П.А. и В.Ф Вяземских о Пушкине, записанных П.И. Бартеневым, фигурирует примечательный эпизод:
«Н.Н. Пушкина сама сказывала княгине Вяземской, что муж её в первый же день брака, как встал с постели, так и не видал её. К нему пришли приятели, с которыми он до того заговорился, что забыл про жену и пришёл к ней только к обеду. Она очутилась одна в чужом доме и заливалась слезами».
В этих словах можно услышать ответ на вопрос: как всё начиналось, — со стороны Натали.
Уважаемые читатели, если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1 — 47) повествования «Как наше сердце своенравно!»
Эссе 43. «…я женюсь без упоения, без ребяческого очарования»
Эссе 45. Пушкин: «…на мой закат печальный блеснёт любовь улыбкою прощальной»
Эссе 40. Мне, признаюсь, жаль, что у них не сложилось
