Невзирая на то, что Брет Гарт имеет мировую известность и на то, что его литературная деятельность в своё время много способствовала признанию молодой американской словесности в странах старой европейской культуры, у себя на родине, в США, он остаётся нелюбимым «пасынком».
В расцвете творческих сил он был вовлечён в конфликт с американской буржуазной общественностью, под гнётом нужды покинул родную страну и прожил до конца своей жизни в Европе добровольным изгнанником.
На суперобложке американской монографии о Гарте в обращении к читателю сказано: «Никто, разумеется... не возьмётся хвалить Брета Гарта ни как человека, ни как писателя, но автору удалось несколько очеловечить эту традиционно несимпатичную личность» (C. Richard O'Connor. Bret Harte. A Biography. Boston, 1966).
Совершенно иную память Брет Гарт оставил у своих европейских читателей, в том числе у выдающихся писателей европейской литературы.
В «Жизни Чарльза Диккенса», написанной одним из близких его друзей и биографом Джоном Фостером, он пишет: «За несколько месяцев до кончины (Диккенс умер в 1870 году) мой друг прислал мне два номера «Overland Monthly» (журнал, выходивший под редакцией Гарта в 1868-1871 гг. в Сан-Франциско) с двумя рассказами молодого американского писателя из далекой Калифорнии — «Счастье Ревущего Стана» и «Изгнанники Покер-Флета», в которых он нашёл такую проникновенность в изображении характера, какую ему уже давно не приходилось встречать. Манера автора напоминала ему его собственную, но материал отличался поразившей его исключительной новизной. Изображение было подлинно мастерским. Из дикой и грубой жизни было рождено правдивое художественное создание».
7 лет спустя рассказы и стихотворения Гарта попали в английском подлиннике к томившемуся в якутской ссылке Н. Г. Чернышевскому, который, не снижая своих строгих критериев, отнесся к писателю с самым живым сочувствием и интересом. Он перевел один из рассказов, «Мигглс» (рассказ уже был напечатан по-русски в «Отечественных записках», но оторванный от общественно-литературной жизни Чернышевский об этом не знал), и, отсылая его жене, дал высокую оценку таланта нового для него американского автора.
«Сила Брет Гарта в том, — писал Чернышевский, — что он, при всех своих недостатках, человек с очень могущественным природным умом, человек необыкновенно благородной души и — насколько при недостаточности запаса своих впечатлений и размышлений понимает вещи — выработал себе очень благородные понятия о вещах».
Френсис Бретт Гарт (сокращённое «Брет Гарт» стало позже его псевдонимом) родился 25 августа 1836 года в городе Олбэни (штат Нью-Йорк), в семье преподавателя классической латыни и греческого языка. Ранняя смерть отца заставила 13-летнего мальчика бросить школу и пойти работать. Дальнейшее интеллектуальное развитие Гарта было плодом самообразования — с юности он широко и жадно читал.
Открытие в 1848 году золота в Калифорнии резко усилило миграцию американского населения на западное побережье США. После отъезда старшего брата и матери, вышедшей замуж за виргинского адвоката (будущего полковника Старботтла в рассказах Гарта), 17-летний Фрэнк последовал за семьей в Калифорнию.
6 лет, вплоть до начала профессиональной литературной деятельности, выросший на востоке США молодой горожанин деятельно впитывал совершенно новые, поразившие его впечатления. За этот недолгий срок он успел близко соприкоснуться — увидеть воочию в старательских поселках и станах, испытать лично, или услышать из уст ветеранов «золотой лихорадки» — с теми контрастно-красочными, во многом противоречивыми жизненными коллизиями, которые в дальнейшем легли в основу его писательской деятельности и позволили ему стать бытописателем и певцом золотоискательской Калифорнии.
Он сам был золотоискателем, хотя и недолго, пережил, надо думать, общую для старателей иллюзию стремительного успеха и горечь от неудачи. К тому же учительствовал в «глубинке», в золотоискательском округе Туолумне, служил почтовым курьером, сопровождая знаменитые местные дилижансы.
Наконец, он соприкоснулся и с мексикано-испанскими сторонами калифорнийского периода. В доживавший свой век миссии Сан-Хосе под Оклендом молодой Гарт брал уроки испанского языка у хранившего еще память о прежних — до захвата американцами мексиканских земель — временах старого «падре», будущего отца Фелиппе в «Габриеле Конрое».
Этот период завершился у Гарта его прямым столкновением с буржуазно-обывательским общественным мнением. Речь идёт о расизме, пятнавшем США в целом, но выраженном в Калифорнии с особой жестокостью. В приисковом городе Юнионтаун, где Брет Гарт работал в газете наборщиком, была учинена расправа с бесчеловечно третируемыми местными индейцами-диггерами, причем были убиты женщины и малые дети. Редактор газеты был в это время в отъезде, и Гарт самовольно набрал крупными буквами и напечатал на первой странице газеты обличительную статью, в которой клеймил убийц и требовал правосудия. Оставаться в Юнионтауне он не мог и должен был бежать в Сан-Франциско. Заметим, что ненависть и отвращение к расизму последовательно проходит через всё творчество Гарта.
В Сан-Франциско в 60-х годах дарование Гарта развернулось со стремительной силой. Начавши опять с ремесла наборщика (традиционного в биографии американских писателей из разночинной среды), он печатает первые рассказы и очерки на калифорнийские темы, получает известность под литературном именем Брета Гарта и становится во главе сан-францисской творческой молодежи, объединяющейся вокруг журнала «The Californian». В этот период он привлекает к сотрудничеству только ещё начинающего свою литературную деятельность молодого газетчика Сэмюэла Клеменса, которому суждено было стать Марком Твеном.
Брет Гарт также принимает активное участие в общественно-политической жизни. Считается, что в это время его выступления (и стихи на актуальные темы) сыграли определенную роль в отказе Калифорнии поддержать рабовладельческий Юг в Гражданской войне.
К концу 60-х годов в сменившемся «The Californian» журнале «Overland Monthly», во главе которого становится сам Гарт, он печатает цикл рассказов из старательской жизни и они создают ему славу, выходящую за пределы золотоискательской Калифорнии — далеко за пределы США.
Несомненным достоинством Гарта было то, что в разношерстной толпе калифорнийских старателей, воодушевленных, на первый, поверхностный взгляд лишь одним стремлением к лёгкой наживе, он сумел рассмотреть существенные черты общенародной жизни и морали. У своих героев он находит человечность и честность, неподдельное благородство, способность к самопожертвованию, противоставляя эти живущие в трудовом люде добродетели стяжательству, бездушию и пошлости как порокам имущей верхушки... В «Счастье Ревущего Стана» буйный поселок старателей усыновляет и нежно выхаживает осиротевшего малыша...
Замысел Гарта не имел в себе ничего исключительного на фоне современного литературного развития в Европе. Недаром, примером для него был демократический гуманизм Чарльза Диккенса. Но в США 60-70 годов 19 века, в условиях, когда стяжательский эгоизм почитался в широких кругах американского буржуазного общества нравственной нормой, литература пока ещё весьма неохотно выделяет бедняка или отверженного как объект сочувствия и моральной поддержки. Занятая Бретом Гартом позиция была поэтому трудной и — в перспективе — опасной для его репутации.
Пока что, в зените славы, он покинул Калифорнию ради литературных центров на востоке страны и был встречен дружными похвалами и самыми лестными предложениями нью-йоркских и бостонских издателей. Он был представлен в Бостоне живым классикам американской словесности — Эмерсону, Лонгфелло, Лоуэллу, Холмсу и был ими одобрен. Возможно, приложи он тогда усилия, чтобы приспособиться к окружающей литературной среде и прослыть «хорошим американцем» — его личная и писательская судьба сложилась бы по-иному... Но Брет Гарт оставался самим собой, сохраняя независимость взглядов и резкость суждений.
На скандальных, по бесчестной рекламе, президентских выборах 1876 года он отказался от участия в голосовании, объяснив, что ему безразличен конечный результат выборов. Его отношение к американской политической жизни достаточно ясно из следующих строк в «Истории одного рудника», над которой он в это время работал: «Закрытие LXIX Конгресса ничем не отличалось от закрытия нескольких более ранних Конгрессов... Требования мошенников спешно удовлетворялись; справедливые законные требования складывались под сукно... Некоторые из заключительных сцен были столь поразительными, что только американское чувство юмора спасало их от совершеннейшей гнусности... И никому не приходило в голову, что всё это могло бы быть совершенно иначе».
Брет Гарт отказывается также платить хотя бы формальную дань почтения церкви и религиозной морали — могучим силам в американской частной и общественной жизни. В письме к издательнице «Saint Nickolas», влиятельного журнала для детского чтения, он, возражая против редакционных купюр в присланном им для журнала рассказе, заявляет, что американских детей «неумеренно пичкают богословием».
Подобные выпады Гарта против устоев господствующей идеологии, усугубляемые характерными вызывающими чертами богемы, подогревали антагонизм к нему в «респектабельно»-буржуазных кругах. Катастрофа не заставила себя долго ждать. Критика стала заметно холоднее к писателю, хотя некоторые из напечатанных им в эти годы рассказов бесспорно принадлежат к сильнейшим страницам его творчества. Литературные заработки тоже сошли на нет... Роман «Гэбриел Конрой», в котором Гарт во многом по-новому обобщил мотивы своих калифорнийских рассказов, был встречен зловещим молчанием. Вслед за тем началась прямая травля писателя.
В тисках возрастающей нужды, оставив семью под Нью-Йорком, он спешит в Вашингтон добиваться какой-нибудь оплачиваемой государственной должности. «С той минуты, что я приехал, я здесь без гроша...» — пишет он из Вашингтона жене. И в другом письме: «Меня поливают грязью в газетах». После долгих унизительных хлопот и хождений Брет Гарт, ещё так недавно «великий американский писатель», получает третьестепенную должность консула, а точнее, коммерческого агента в захолустном немецком городке Крефельде и, угнетённый, больной, выезжает на место службы. «Стараюсь не думать о том, что случилось со мной, чтобы не сойти с ума окончательно», — писал он жене из Крефельда. Больше на родину он не вернулся.
Брет Гарт прожил в Европе, в Германии и позже в Англии, ещё более 20 лет. При поддержке немногих оставшихся американских друзей его назначают в 1880 году на несколько выше оплачиваемую должность консула в Глазго, но идущая за ним по пятам репутация «дурного американца» приводит к тому, что через несколько лет Вашингтон увольняет его совсем с государственной службы. Он живёт (и поддерживает оставшихся в США жену и детей) на скромный литературный заработок. Ежегодно он выпускает для европейских читателей томик новых рассказов, варьируя и отчасти перепевая мотивы золотоискательского цикла 60-х годов.
В США он забыт. «Я люблю свою родину, — пишет он в очередном из писем жене, — но она не столь любит меня, чтобы дать мне приют и возможность кормиться своим пером». Он понимает, что то, что он пишет, не есть мера его писательской мысли и художественного таланта. «Тяну старые песни на своей старой шарманке и подбираю брошенные мне медяки», — горько шутит он, возобновляя писательскую деятельность в Европе, а позднее, касаясь своего нездоровья и необеспеченности: «Больной или здоровый, хочу я того или нет, я должен писать и не вижу в будущем никакого просвета»...
Брет Гарт умер 5 мая 1902 года в Англии одиноким и неимущим. Друзья поставили гранитную плиту на его могиле. На плите надпись «Death shall reap the braver harvest», что в переводе на русский: «Смерть соберёт урожай храбрости» — из поэмы Гарта «Пробуждение».
Приехав в 1889 году в США и посетив Сан-Франциско, Редьярд Киплинг, тогда молодой журналист, записал после беседы с репортером-американцем: «Мне очень жаль Брета Гарта. С ним вот ведь что получилось. Репортер спросил, что я думаю о Сан-Франциско. Я уклончиво ответил, что эта земля для меня священна благодаря Брету Гарту. Это было истинной правдой. «Что ж — сказал собеседник, Брет Гарт заявляет права на Калифорнию, зато она не претендует на Брета Гарта...» Репортер просто не понимал, что для всего остального мира сам город значит гораздо меньше, чем этот писатель».
Киплинг почитал Брета Гарта как мастера и новатора. Здесь уместно заметить, что связываемое обычно с именем Киплинга обновление английской баллады (сочетание старинной балладной формы с современной актуальной тематикой и сегодняшней лексикой) было впервые найдено и осуществлено Бретом Гартом в его калифорнийских балладах конца 60-х годов.
Ставьте ♡ делитесь мнением и подписывайтесь на канал!
С уважением, автор канала Наталья
