Любовь - это то, без чего не может жить ни один человек. Любовь возвышает, волнует сердце, наполняет эмоциями, дарит энергию и качественное долголетие.
Нет ничего важнее любви, поэтому с "милым мужем зимой не стужа." С ним и под елью "найдёшь келью" или шалаш, в котором, как известно, ожидает рай. И плевать, что шалаш - всего лишь сооружение из веток, позволяющее укрыться от непогоды!
Заметьте, что этот романтический бред, подчёркивает исключительно женскую готовность к любым испытаниям только с одним условием: "лишь бы милый рядом." А, если кто иначе считает - грош цена такой любви, ребята!
Героиню сегодняшней истории, Ираиду Владимировну, можно смело назвать живым памятником именно вот такой жертвенной любви. В декабре прошлого года ей исполнилось 68 лет.
Большую часть жизни, Ираида Владимировна прожила в постылом для себя месте, но рядом с безумно любимым мужем. И даже, когда "безумие" подутихло, женщина оставалась рядом, пока супруг не умер, довольно рано, в 60 лет.
И только, когда отпала причина продолжать маяться в "шалаше," Ираида Владимировна, сверкая пятками, вернулась туда, откуда уехала ради любимого. Но пусть она сама всё расскажет: у нас сегодня история от первого лица. Её суть предоставила мне читательница канала, прислав на почту.
Я была поздним и долгожданным ребёнком. К маме, как к хрустальной вазе все относились: лишь бы выносила дитя, и родила благополучно. Мальчика, девочку - всё равно. Вьюжным, декабрьским утром появилась я - Ираида.
Мощное имя, досталось мне обоснованно. Бабушку, со стороны мамы, звали Ирина, а папина мать имя Ида носила. Поскольку, обе бабульки славились золотыми характерами и терпением (шутка ли - ждали внуков больше десяти лет!), мама придумала для них подарок.
Я стала, не просто внучка, а носитель их имён. Ира плюс Ида, что получается? Ираида! Эйфория от моего появления на свет, не проходила. Я росла будто ватой со всех сторон обложенная. Не помню себя плачущей - не давали, предотвращая падение, голод, грусть.
Любое моё "хочу" становилось законом и немедленно выполнялось шестью "подданными" - папой, мамой и двумя бабушками с их мужьями (моими дедушками). При таком воспитании, я росла избалованной, своенравной девчонкой. Мне не то, что "цыц" - "тс-с" нельзя было сказать.
По этой причине подруг было немного. Но мне себя хватало. Я ведь была, как Царевна Лебедь у Пушкина:"не можно глаз отвесть." Разве, что звезды во лбу не было, да месяца под косой.
Каштановые локоны подчёркивали синь глаз и нежность ланит. Никакой детской и подростковой нескладности - сразу загляденье! Самая красивая девочка в детсадовской группе. Потом в классе, в музыкальном училище, куда я логично поступила, на пятёрки музыкалку закончив.
Хоть завтра могла замуж выйти. И не только за кого-то из пускавших слюну ровесников. Имелись заинтересованные кавалеры постарше, которым уже было, что кинуть к моим стройным ногам. Но дурой я не была.
Амбициозные планы о консерваторском образовании вынашивала. Упорно занималась в классе и дома, и родители мне дополнительные уроки с репетитором - профессионалом оплачивали.
И хотя слово "талант" при поступлении не звучало, мой строгий педагог в начале выпускного курса, признала:"А чёрт знает, может и вывезет тебя, Ираида, лошадиное упорство к консерваторским воротам!" Кстати, консерватория - единственное место, ради которого родители были готовы со мной расстаться.
Но в один декабрьский вечер, незадолго до Нового года, я забежала к однокурснице за нужной книгой. Она оказалась в компании брата и его приятеля по имени Глеб.
Помните фильм "Всадник без головы" с белокурым красавцем Олегом Видовым в главной роли? Увидев Глеба, я на секунду подумала, что это он! В синих глазах парня плескались мужественность и обаяние.
Я позабыла зачем пришла и язычок мой острый онемел. Тут гость стал прощаться. Я - за ним. Отставив всякую гордость, сама предложила:"Не желаете меня проводить?"
Пошли рядом. У меня сердце птичкой трепещет, а он молчит. Проводил, правда, не до подъезда, а до квартиры, сказав:"Поздно. А вы такая красивая, как бы кто не обидел!"
У двери говорит:"Ну, Ираида, прощайте!." А я, топнув ножкой, заявила: "Хочу не "прощайте," а до свидания, например, до завтрашнего." Ответ парня огорошил:
"Вы мне не подходите. Я парень деревенский, в городе последний институтский год доживаю. После защиты диплома вернусь в родную деревню - учить ребят математике. А вы городская барышня, на фортепьянах играете."
Обиделась:"Я же вас не в ЗАГС приглашаю." Глеб очень серьёзно ответил: "Баловства не признаю. Ни к чему встречаться без перспектив даже, если любовь." "Любовь?!" - ахнула я.
И услышала неожиданное признание:"Влюбился я в вас, Ираида, с первого взгляда. Даже не знал, что так бывает. Но вы не для меня, а я - не для вас." Тут и я, догадавшись, отчего у меня так бьётся сердце и темнеет в глазах, со всей душой открыла ему, что чувствую то же самое, впервые в жизни. Его губы нашли мои. На земле рай наступил.
Летом будущего года мы с Глебом не только дипломированными специалистами стали, но и свадьбу сыграли. Правда платье было не то, о котором мечтала, а на какое у жениха денег хватило. И деньги на торжество он тратил собственные, заработанные на строительстве коровников до поступления в институт.
Он ведь постарше был - на армию и на чуть-чуть трудового опыта. Его мать с отцом приехали. Не больно радые: видно им я точно не подходила в невестки. Это папа настоял на праздновании в городском кафе, а не посреди двора деревенского.
В далёкую от родного города деревню, родители провожали меня, как на фронт. Мама и бабушки плакали, деды хмурились, а папка сказал: "Доченька, если что - с мужем, без мужа, возвращайся. Мы всегда есть у тебя!" Тут уж и я заревела.
До замужества, в деревне Глеба, я не удосужилась побывать. Но теоретически, как мне казалось, к встрече и к жизни в ней, была будущим мужем хорошо подготовлена. О малой родине Глеб говорил запоем.
Знала: они живут в просторном бревенчатом доме. Хозяйство - ого-го! Множество кур, свиньи и две козы, молоко, которых терпеть не могли, но пили, зажав нос - для здоровья. И его же обменивали у соседей на коровье.
И огородец - двадцать соток. А там картошка - целое поле, морковь, лук, свёкла, капуста, горох... Ох, одним словом. Но Глеб мне всё это с таким воодушевлением расписывал, упоминая главный восторг - баню, что я бодрилась:
"Как - нибудь, обойдётся! Огород - та же дача, только побольше. Научусь цветы разводить. Курочек накормить не проблема: цыпа - цыпа и зерна набросать. А коз мне вряд ли доверят доить."
Самым неприятным знаете, что оказалось? Даже не уличный туалет с вонючей дыркой в полу. И не то, что вода в дом проведена не была, а вместо привычной плиты газовой, имелись печь и электрическая плитка.
Угнетало, с утра до вечера (если не на работе, конечно) жить большим, дружным семейством. Хотя у каждой супружеской пары имелась отдельная комната, уединение лишь ночью случалось.
А так, все бродили по дому, без стука входя в нашу спаленку, недоумённо интересуясь:"А ты, Ираида, чего дверь прикрыла?" Шифоньер свекрови почему-то у нас стоял и ей, сто раз на дню, из него что-то требовалось. Установив на два табурета фанерный лист, она усаживалась гладить в нашей комнате, не спрашивая удобно это мне или нет.
И ели всегда оравой, за одним столом. На первое ещё находилась отдельная тарелка для каждого, а, скажем, к жаркому из огромной, общей тарелки тянулись ложками со всех сторон. Именно ложками - вилки считали неудобным прибором.
Присядешь попить чайку одна или с мужем, тут же свёкор или свекровь присоединятся. Глеб к этому относился спокойно, а меня раздражало, как и часто заглядывающие соседки. В деревне никто о своём приходе не предупреждал - всегда дверь настежь!
На кухне стояла эмалированная кружка на литр. В ней разводили воу с вареньем. Все члены семьи из неё жадно пили нисколько не брезгуя. Бр-р. Главной поварихой считалась свекровь, а я - помощницей. Все блюда получались и так жирными, но к столу всегда подавалось сало.
Наносной городской лоск с моего Глеба слетел моментально. Темы разговоров сузились. К урокам готовился тщательно, но читал редко, изредко беря книги в скудной, школьной библиотеке. Поначалу оправдывался: "Некогда."
Но пришёл день, когда и мне бросил:"Ты бы лучше у матери вязать поучилась, чем книжки читать!" В нём всё больше проступал флегматично - философский взгляд, ограниченный деревенской околицей.
Теперь старательно и строго одетый, муж только на работу в школу ходил. А так - даже в магазин, мог отправиться в старом спортивном костюме, калошах. Хотя, что придираться - все так ходили.
Не обременённая браком молодёжь (особенно девушки) ещё форсили своеобразной деревенской модой, а остальные - в чём на огороде, в том и за ворота выйти могли. И все матом ругались. Особенно мужчины.
Для меня, дочери инженеров, городской, изнеженной девушки с тонким музыкальным образованием, это было настоящим шоком. Муж, выполняя, какую-то работу вместе с отцом, исключением не был. От замечаний отмахивался:
"Солёное словцо, как гвоздь любое мероприятие скрепляет!" "Но ты же образованный человек, учитель, в конце-концов!"- кипятилась я первое время. Глеб говорил, что я далека от народа и на уважении к нему такая мелочь не сказывается. А вот, если он станет себя вести, ка городской чистоплюй - от него отвернутся.
Всё это давило на меня, а бесконечный труд добивал. Всегда была нужда, что-то делать: полоть, окучивать, поливать, стирать по субботам в бане. Варить хлёбово свиньям, вёдрами чистить картошку (себе, скотине).
Чтобы ни огурчика, ни помидорки, ни ягодки не пропало с летнего урожая, мариновали и варенье варили, хотя в подполе и под кроватями запас с прошлых лет стоял. Все особенности "шалашного рая" язык устанет перечислять. Но ещё и исполнительский навык теряла.
Я оплакивала свои длинные, музыкальные пальцы. Работа для меня нашлась в местном детском саду, но вместо пианино, играть пришлось на аккордеоне. Разумеется, смогла перестроиться. Но это было для меня раздражительно и отбрасывало от мечты о консерватории на миллион шагов.
Приезжали мои родители в гости. У мамы поднялось давление при виде объёма моих обязанностей и непривычных для городского жителя условий. Она увела меня на огород, подальше от дома для серьёзного разговора. Мама говорила:
"Ираида, ты губишь себя. Ещё несколько лет, и твоё музыкальное образование потеряет значение. Ты завянешь и отупеешь. Пока нет детей, разведись и начни всё сначала. Твой Глеб, столь привлекательный для женских глаз, как Ихтиандр. Он способен жить только в деревенской среде причём, без дальнейшего развития. И для него будет лучше, правильнее, связать жизнь с подходящей девушкой, а не с тобой."
Я знала, что мать права, но твердила:"Я очень люблю его мама, а ведь это самое главное. Женщина всегда ПРИ мужчине и, если мужчина любим, остальное не может иметь значения! Вот декабристки..."
Мама обречённо махнула рукой:"Не всех их вела большая любовь. Скорее долг, сострадание. Мужья им виделись страдальцами "за идею," а твой супруг просто живёт так, как нужным считает. Неплохо и не так уж неправильно. Но совершенно без учёта, что ты тоже живая и личность!"
Родители у нас больше не бывали. Мы у них тоже редко. К праздникам приходили приличные переводы денег от них и тратились на бесконечные дыры в хозяйстве.
А Любовь, став моими кандалами, не позволяла мне, расставшись с мужем, сбежать из постылой деревни. Он же (тема не раз поднималась) мог свободно жить и дышать только здесь. Да, как Ихтиандр в водной стихии.
На третий год деревенского бытья родилась наша первая дочка Ира. Через два, вторая - Ида. Имена дочерям давал Глеб, несомненно, тоже очень любя меня. Кто-то возразит:"Да какая это любовь, если жена страдает?! Ну, первёз бы семью, хотя бы в село покрупнее, где больше возможностей! "
Муж моих страданий не осознавал. На избалованность, капризность списывал, на долгую привычку к городу. Глеб верил, что наступит время, когда я приму и полюблю деревенскую жизнь, и она мне ответит взаимностью. И был из тех, кто, где родился, там и сгодиться желал. Если бы без отношения ко мне, я бы такую точку зрения очень зауважала.
Девчонки наши уже ездили в школу за сорок километров - наша только до шестого класса была рассчитана из-за небольшого количества учащихся. Детский сад, насчитывающий десять детей, отказался от музыкального работника, и мои далеко уже не музыкальные пальцы, стучали по клавишам печатной машинки в маленькой управленческой конторе нашей деревни.
Как выгляжу, насколько модно одета - не волновало. Инстинкт психического самосохранения научил воспринимать деревенскую жизнь, как вполне приемлемую, расставлять приоритеты в домашней работе, находить время для детей, слушать. но не слышать, о чём там талдычит свекровь или забежавшая соседка.
И к мужу страсть моя утихла. Он поблек, стал меньше ростом. Часто жаловался на школьный бюрократизм, нежелание детей учиться, отсутствие достаточного финансирования, тормозящее развитие сельских школ. Кивала, не вникая.
Было смешно и грустно: мужчина, казавшийся мне способным горы свернуть ради родной, пыльной деревни, остался с носом, как и я. Но я то, хоть из-за Любви неземной, будь она не ладна, а он? Ну, да: бюрократия, финансирование, объективное отсутствие перспектив.
Но главное - тупое упрямство Глеба (инфантильность? боязнь новизны?), прямо - таки приклеившее его, и меня с детьми, к самому "прекрасному" месту на свете. И что обсуждать?
Между тем, я пережила много потерь: не стало моих бабушек с дедушками. Папа перенёс тяжёлую операцию, и мы с мамой провели возле него целый месяц в больнице. Никто в город больше меня не зазывал. Считалось: вот, как-то так состоялась Ираидина жизнь, чего уж менять.
Умер свёкр. Тяжёлый образ жизни окончательно сказался на здоровье свекрови. Она перенесла операцию по удалению паховой грыжи. Из-за болезни суставов, передвижение вызывало сильную боль. Кое-как копошилась в доме, а местом прогулки стало крыльцо. Потом и её не стало.
Потом наступило разрушительное время, как принято говорить. Да, в целом, стало ещё тяжелее. Но, например, наша деревня и раньше богатой и особо развитой не была.
К 90-му году газифицировали лишь две улицы, а наша так и осталась без дополнительного проявления цивилизации. Кой-какой магазинчик с пустыми полками, ни Дома культуры, ни библиотеки, кроме школьной, не было. Но, признаю: было мало, стало ещё меньше.
Оставшись без работы, чувствуя себя усталой и немолодой, я кинула все силы на хозяйство, чтоб прокормиться, одеть Иру с Идой и обеспечить свекровь необходимыми, дорогими лекарствами.
Школу нашу закрыли, и Глеб теперь учительствовал в той, что заканчивали наши дочки. Постоянных часов у него не было. Замещал, вёл уроки физики, химии и даже трудового воспитания. Зарплата - увезёшь в ладошке. Тоже горбатился на хозяйстве и прежний блеск в его голубых глазах исчез.
Между собой говорили мы мало и только по делу. Вокруг заколачивали дома, уезжали. Мы оставались на месте, отправив Иру и Иду к дедушке с бабушкой - учиться в колледже, принимавшем на бюджет отличников. Моей единственной целью стала поддержка дочерей.
На пару с соседкой, стали держать не двух свиней, а много. Сдавали из рук в руки "перепродавцам." Они больше нас имели, но что поделаешь. Без моего присутствия, умерли мои дорогие родители - Ира с Идой были рядом с ними.
Больше меня освоившиеся в новых реалиях, мама с папой приватизировали свою квартиру, а ещё раньше, исхитрились оформить прописку внучек в жилье своих родителей. Я им до конца моих дней, мысленно буду кланяться.
Создавшие семьи дочки, звали нас в город, но кто мы там и чем заниматься двум старикам? Так и жили - коптили деревенское небушко. Супруг мой, Глеб, ушёл из жизни рано, в 60 лет.. Мне к тому времени всего 58 лет исполнилось, но ощущала я себя разбитой старухой. Поплакала, погоревала, но признавала - пожил. Года не прошло, как остро захотелось покинуть постылое место.
Только заикнулась дочерям, они немедленно всё устроили. Избушку деревенскую было не продать. Без сожаления бросив, переехала в подготовленную для меня Ирой и Идой квартиру. Когда-то принадлежавшая бабуле с дедулей с маминой стороны, она мне очень подходила из-за первого этажа.
Предполагала, доживать еду, а оказалось - жить! И возраст свой увидела по другому. Дочки внуков ко мне прикрепили. Они мне интернет открыли, скандинавской ходьбе научили, пианино, так и стоявшее в родительской квартире, ко мне перевезли. Восьмой год уж, как заново городская, живу!
Музицирую артритными пальцами, на "радость" соседям. Наслаждаюсь пенной ванной не меньше, чем чтением книг. Недавно вздумала учиться рисовать акварелью. Грешно, но Глебушку почти не вспоминаю! Так, в годовщину смерти, да в день рождения.
Почему так бессовестно? Ведь он был первым и единственным. Тем, с кем под кустом рай. Ответ вопросом шепнулся. Среди моих размышлений, будто кто-то спросил: "А вот, если б вернуть декабрьский вечер знакомства с Глебом, стала бы настаивать, что ты - для него, а он - для тебя?"
Ответила, не задумываясь:"Нет!" Любовь, как болезнь, пережить можно. А жизнь прошедшую не так, как хотелось, не начать заново. Любовь - великое, очень важное чувство, но нельзя ей позволить стать эгоистичной пожирательницей себя. Разум всем в помощь.
Благодарю за прочтение. Голосуйте. Пишите. Подписывайтесь. Лина
#семейные отношения #реальные истории, рассказы #воспитание детей #ошибки молодости #пожилой возраст, старики
