Глава 42.
Время действия - 1878 год
В коридоре было сумрачно, пахло кошками, рыбой и плесенью. Маленькое незастеклённое окошко в дальнем его конце пропускало внутрь барака немного света, ровно столько, чтобы можно было различать двери, идущие друг за другом по обе стороны. Где-то плакал грудной ребёнок.
- Заходи! - сказал Павел, опуская на плотно утрамбованный земляной пол Дарёнкин сундучок.
Дарья удивлённо посмотрела на мужа — куда он привёл её? Скорее бы на квартиру, отдохнуть после дороги, а он её водит по каким-то сараям. Однако Павел повернулся к одной из дверей и, вытащив из кармана ключ, стал открывать большой висячий замок.
- Милости просим! - он толкнул дверь и с улыбкой повернулся к жене.
Однако, увидев на лице Дарёнки недоумение, Павел посерьёзнел:
- Что, не нравится тебе?
- Что? - не поняла Дарья.
- Квартира. Не квартира, конечно, комната.
Дарья вошла в открытую дверь:
- Стало быть, тут ты и живёшь? - потерянным голосом спросила она, оглядываясь.
- Да… Но ты не думай, это пока. Я… Одному много ли надо… Мы снимем хорошую квартиру, вернусь из рейса и сразу найду, ты не думай! - оправдывался Павлуша.
Комната была маленькой, почти как её горничка в отцовском доме. Закопчённая печка в углу, лежанка с соломенным матрасом, покрытая солдатским одеялом, у окна грубый стол и пара табуретов. Над сундуком форменный бушлат на гвоздике. Однако дощатые полы были чисто вымыты, простенькая посуда аккуратно стояла на полке, а стекло масляной лампы под потолком вычищено до блеска.
- Не нравится? - упавшим голосом сказал Павел. - Идём, я отведу тебя к Марине. Не пойду завтра в рейс, скажусь больным, и мы найдем квартиру получше.
- Нет, нравится! - спохватилась Дарья. - Не надо никуда отводить. Я просто… Глаза после уличного света плохо видели, не могла разглядеть сразу, куда идти.
Она сбросила у входа башмаки и прошла к столу:
- Притомилась я. Пить хочется.
- Так ты отдохни, лапушка. Я мигом свежей водички принесу! - Павел схватил ведро и выскочил за дверь.
Дарья села на табурет. Да, не так она представляла себе жизнь в городе. Новое жильё было вовсе не похоже на Маринкину квартиру — аккуратную, чистенькую, удобную. Тоскливо засосало под ложечкой — мама, маменька, как же хорошо было рядом с тобой! Но сдаваться Дарёнка не собиралась. Сбежать домой? Показать свою слабость? Ну уж нет! Она покажет всем, что и сама может устроить свою жизнь!
Перво-наперво поуютнее надо сделать комнату. Занавеску на окно повесить, нечего людям глазеть снаружи. И печку побелить. Где же маменька брала извёстку? Сколько Дарёнка помнила, известь всегда лежала в кладовке в большой плетёной корзине. Надо будет спросить у Павла. На полку из бумаги вырезать кружево. Ничего, красиво будет. А где же брать дров для печки?
- Освоилась? - в комнату вошёл Павлушка. - Выпей водички, холодная!
- А где ты воду набираешь?
- В колодце. Можно из водопровода, но идти подальше будет.
- Из водо… чего?
- Водопровода. С гор вода приходит по акведукам. Ну… это вроде мостов больших, по ним вода течёт всё время вниз. Где-то по туннелям сквозь горы проходит. Хорошая вода.
- Ааа… А где же дрова брать? Как стряпаться-то?
- Дрова вот здесь, в ящике. Правда, немного их, но тебе пока хватит. Да я-то и не стряпал вовсе. Хлёбово на пароходе ел, там кормят команду. А здесь-то и нужды не было.
- Ах ты, курва, мать твою… - раздалось где-то за стеной. - У бью, ссука!!!
- Раньше я тебя закопаю! - ответил визгливый женский голос. - Всю жизню ты мне испоганил, подлец!
- Ты у меня деньгу выкрала! Где деньги?! Отдавай, мать твою!
- Чтобы ты их пропил? Вот тебе! - женщина явно продемонстрировала фигуру из трёх пальцев. - Я лучше Кольке молока куплю.
Послышался грохот — то ли скамейка упала, то ли стол. Зазвенели кружки, завизжал ребёнок.
- Что это? - Дарья вскочила, кинулась к двери.
- Постой, не надо! - схватил её за руку Павел. - Соседи ругаются. У них часто это случается.
- Да он же её покалечит!
- Ничего он ей не сделает, - засмеялся Павлушка. - Они просто так живут.
- А разве так бывает? - растерялась Дарёнка.
- Всяко бывает. Так тоже.
К вечеру в барак стали возвращаться постояльцы. Где-то заиграла гармошка и мужской голос хриплым басом завёл разухабистую песню. Где-то повздорили две женщины, выясняя что-то своё. Где-то жарили на горклом масле рыбу. Тонкие перегородки из рыхлого ракушечника не глушили звук, и у Дарьи возникало ощущение, что попала она в центр ярмарочной площади.
- Непривычно тебе? - грустно улыбнулся Павел. - Ничего, вот вернусь из рейса, найдём угол в тихом месте. Ты не бойся никого. Они люди все хорошие, только так у них в жизни вышло. Не всем счастье выпадает, как нашим родителям выпало, кому-то и в общем бараке ютиться приходится.
- Кто они?
- Всех-то не знаю, недосуг мне было знакомства заводить. Я сюда больше так, заночевать приходил. Вот тот, который с женой ругался, это Митрий, рабочий с верфи. А супружница его на подённой работе у купца какого-то на шерстомойне. Дитё у неё, так она с этим ребятёнком на руках и ходит. Сегодня, видно, надумал он пропустить стаканчик, да не успел — жена карманы прочистила.
Странно это было Дарёнке. Представить она себе не могла, чтобы мать обшаривала карманы мужа, выуживая из них деньги, чтобы родители так кричали друг на друга, угрожая расправой. И в землянках да мазанках переселенцев она такого не замечала. Может, и ссорились меж собой, да на люди не выносили.
Едва солнце скрылось за горизонтом, Астаховы легли спать — рано утром Павлу выходить в рейс. Однако уснуть Дарья не могла. Она слушала ровное дыхание мужа, устроившегося на на полу, на тонком солдатском одеяле, топот и хмельные выкрики каких-то парней, детский плач. Как можно жить в таком аду? Как это не похоже на родное село, где всё было понятно, размерено, расчерчено, где даже дома стояли по стойке смирно! Нет, случалось, конечно, и гуляли иной раз до утра, только было это по особо радостным случаям.
И такая тоска душу Дарёнкину охватила, так сжалось сердце, что расплакалась Дарья, будто маленькая девочка. Вот тебе и жизнь взрослая! Вот тебе и похвасталась матери, что сама сможет управиться. Вспомнила и гонор свой, и слова злые, родителям в лицо брошенные. Поехать обратно, повиниться? Гордость не позволяла. Смеяться же будут в посёлке. Вот, мол, так и так — хвасталась девка, а как только краешек беды увидела, так сбежала.
Да и беда ли? Вон сколько народу в бараке этом живёт и не жалуется. Может, ничего? Может, уладится жизнь-то? С тем и уснула. А проснулась, едва за окном засерело. Павел, уже умытый и причёсанный, надевал форменную одежду.
- Уже уходишь? - Дарья села на постели.
- Ухожу. Пора мне. Ты не скучай тут, а? - он подошёл к Дарье, положил руку на её плечо. - И не бойся ничего. Дверь на засов закрывай, никто и не потревожит. Где лавки, я тебе вчерась показал, купишь себе что нужно. Не забыла?
- Нет… Найду. Мир не без добрых людей.
- Это верно. Ну, я пойду, - Павел поцеловал жену и вышел.
Одиноко стало Дарье. Вот и ещё одна ниточка, связывавшая её с домом, пропала. Скоро зашевелились соседи, барак наполнился гомоном, движением, детскими звонкими воплями — люди собирались на работу.
- Ну, что же сидеть-то! Надо делом заняться. Дай-ка, наведу красоты в доме. В лавке аршина три ситца на задёрушку купить, да извести немного, а хлеба пока домашнего достанет.
Дарья вышла из барака, огляделась — да уж, Маринку с Федей сюда в гости не позовёшь, совестно. Уж больно неприглядное жильё, будто хлев, а не жилой дом. Стены из жёлтого ракушняка, кое-как обмазанные глиной. Непростиранное бельё на верёвке, какая-то дрянь на земле размазана.
Вернулась Дарёнка из лавки нагруженная — и ситцу взяла, и чугунок, и посуды, и всякой мелочи, в хозяйстве нужной. У входа в барак сидел на скамейке старик, щурился подслеповато, вздыхал.
- Здравствуй, дедушка!
- Доброго здоровья, красавица. Ты, видно, Павла нашего супружница? - старик приставил к глазам скрюченную ладонь.
- Да, его, - Дарья опустила глаза и вошла в коридор.
Развела известь, только собралась печку белить, как за дверью возню услышала. Подошла Дарёнка ближе, приникла ухом к щели, прислушалась.
- Получил? - зловещим шёпотом спросил кто-то.
- Дык… мил-друг… Помилосердствуй! Оставь ты меня, Христа ради… Ведь мне за угол платить надо, и есть-пить чего опять же… - жалостливо залепетал кто-то в ответ.
- Обойдёсся, не сдохнешь. Давай сюда! - потребовал первый.
- Не могу. Видит Бог, не могу. Я уже третий месяц за угол не платил. Выгонят ведь меня, где же мне жить?
Дарья тихонько открыла дверь и увидела довольно молодого парня, державшего за воротник того самого старика. Глаза у парня зелёные, злые, лицо в редких оспинах, а меж крупных передних зубов щель. Дарёнка возмущённо вскрикнула.
- Ты откуда тут взялась? - удивлённо уставился на неё парень.
- Я здесь живу. А вот ты откуда? И зачем старика мучаешь? - грозно подняла бровь Дарёнка.
- Не твоего ума дела. Закрой дверь. Живёшь, так и живи, а в чужие дела носа не суй, - рыкнул парень.
- А если моего? - подбоченилась Дарёнка. - А ну, отпусти человека! Пусти, я сказала!
- Слушай, ты, вошь! - парень не глядя оттолкнул от себя старика, и тот упал, больно ударившись о стену. - Я ведь тебя сейчас размажу! - он угрожающе поднёс к лицу Дарёнки пятерню.
- Не посмеешь, - уверенно ответила ему девчонка. - Потому что если тронешь меня, то тебя потом батя с товарищами из-под земли достанут. Они смогут. И тогда ты пожалеешь, что на свет родился.
- Ты чья такая? - непонимающе прищурился парень. - Ты откуда взялась?
- Не твоего ума дело! В чужие дела носа не суй! - парировала Дарья. - А ну, пошёл вон!
Слишком смелой была девчонка, слишком уверенно говорила, а ведь никто до сих пор перечить ему не смел. Может, и правда, отец её силу имеет? Свяжешься вот так ненароком с важным человеком, а потом беды наживёшь! Это надо было выяснить.
- Ну ладно пока… Поглядим, что ты за птица… - сквозь зубы процедил парень.
- Иди, иди уж! - махнула рукой Дарья и повернулась к старику. - Вставай, дедушка. Ушибся, небось?
И только теперь Дарёнка заметила, что у старика была деревянная нога, а на кисти правой руки не доставало пальцев.
- Подымайся, давай руку!
- Сам я, сам, ластушка! Погодь, сейчас соберу коряги свои!
- Ты где живёшь-то, дедушка?
- Да тут же, в доходном доме купца Нестерова угол сымаю, - старик с трудом поднялся на ноги.
- В доходном доме? Это называется доходный дом? - удивилась Дарёнка. Марина показывала ей как-то доходный дом, но тот был красивый, каменный, в несколько этажей.
- Они, дома-то доходные, разные бывают. Да этот не самый плохой. Ты, небось, и не жила в таком никогда?
- Я, дедушка, в селе жила раньше. Может слыхал, в Андреевке? Как зовут тебя?
- Зовут меня Федотом. Про Андреевку слыхал, как не слышать! Вот тут моя фатера! - старик открыл дверь почти в самом конце коридора. - Тута вот я и обитаюсь.
Каморка старика была совсем крошечной, помещались в ней стол да стоящий у стены ларь, служивший, по всей видимости, и хранилищем для домашней утвари, и сиденьем, и лежанкой. Крошечное окошко под самой крышей давало немного рассеянного света.
- Дедушка Федот, где же печка у тебя? - удивилась Дарёнка.
- А на что мне печка? У меня и денег-то на дрова нет.
- А как же зимой, когда холодно? Как греешься ты? Да это же просто кладовка какая-то!
- Суседи топят, а мне тепло от них. Нет, ты не говори так, дочушка. У меня угол царский, одно слово царский! Другим-то куда меньше свезло, по нескольку семей в одной комнате живут. А я сам себе голова.
- А где же стряпаешь ты?
Старик пожевал губами, помолчал, потом сказал:
- Много ли мне надо… Хлебушка да воды чистой. Да селёдочки с лучком. Что ж тут стряпать…
- Дедушка, а где ж ты ногу-то оставил? - Дарёнка вздохнула.
- Знамо дело, где. Где и все — на обороне Севастополя. Даааа… Трудненько нам пришлося тогда. А всё ж стояли, всё ж держали город.
- Так ты… Так ты тоже в обороне был? И батюшка мой тоже, и другие наши. Матросы они были.
- Так и я матрос был. На фрегате «Кагул» ходили мы. Затопили наш корабль у входа в бухту — слыхала, поди? Ну, а нас с пушками на берег, на бастионы. Там и поранило меня. Спасибо доктору Пирогову, Николай Ванычу, жив остался. Только… иной раз думаю, может, лучше бы и помер тогда…
- Дедушка, так ведь пенсион положен отставным матросам! Разве нет у тебя?
- Есть, как нет… - старик пожевал губами. - На их и живу. Вишь, угол себе отдельный сымаю. Одежонку какую-никакую справляю, хлебушек кажный день на столе. Слава Богу, не бедствую.
Дарёнка покачала головой:
- Ладно, дедушка, пора мне, - и уже собравшись вдруг выходить, снова обернулась. - Постой, а кто этот, который трепал тебя?
- Дак как тебе сказать… - вздохнул старик. - Акулой его называют, а настоящего имени и не знает никто. Тёмный он человек. Ты бы поостереглась его.
- Что ему нужно было от тебя?
- Да ты не думай о нём, дочка. Ничего, ничего… - Федот махнул рукой. - Не беспокойся.
Дарья вышла, не став допытываться. То ли боится старик, то ли её тревожить не хочет — не поймёшь. Что это за такая Акула, ещё видно будет. А пока… Пока нужно покормить старика горячим. Постных щец наварить ему, пусть похлебает!
Федот оказался всего на год старше Дарёнкиного отца, только по виду Тимофей казался моложе лет на десять, здоровее и ухоженнее.
- А что, дедушка, семьи-то нет у тебя? - расспрашивала Дарья, угощая старика разварной картошкой с грибами.
- До службы жениться не довелось, а после — кому я нужон такой! Женского полу здеся мало было, здоровым-то невест не хватало, куда уж калеке!
- Оно так, - соглашалась Дарёнка, вспоминая рассказы матери. - А там, в деревне-то, откуда родом ты, родных не осталося?
- Не знаю. Забрали меня в рекруты, считай, поxopонили. Я ведь там отрезанный ломоть. Так и живу сам, как могу. Подработку мне нет по причине моего увечья. Если б рука цела была, я бы обувь починял, или, положим, корзины плёл. А так… - Федот вздохнул. - На бережок схожу, морем подышу — хорошо. Ты, ластушка, не носи мне кушаньев. За заботу благодарен я тебе, да только зря ты это… Отблагодарить мне тебя нечем, а в нахлебниках ходить непривычный я.
- Да что ты, дедушка! Какие нахлебники? - искренне удивилась Дарья. - Себе стряпаю, и тебе достаётся. А для себя одной я бы, верно, и канителиться не стала, сидела бы голодной!
Подружилась Дарья со старым матросом, вежливо здоровалась с обитателями дома, перезнакомилась с обитательницами. Детишек только не особо привечала. Смотрела на них отстраненно, будто на помеху какую. Привыкла понемногу к их гомону, плачу, возне. Слава Богу, что убегали ребятишки, которые постарше, с самого раннего утра на море. Купаться, крутиться под ногами у матросов, помогать, глазеть на происходящее. Прибегали вечером, поднимали шум в бараке, да так же быстро успокаивались, сморенные молодым здоровым сном.
И когда Павел вернулся из рейса, Дарья уже освоилась на новом месте. В комнатке было свежо, печка сияла белизной, а занавески и бумажные фестоны на полках делали жилище уютным.
- Как жила-то? - Павел с улыбкой обнял жену.
- Да привыкла уже, - Дарёнка чмокнула его в щеку. - Садись за стол, вечерять будем. Жаль, во дворе печку сложить нельзя. Я бы пирогов испекла. А в избе шибко жарко.
- Ничего, новое место найдем, там печь будешь.
- Не надо, Павлуша, не ищи. Мне и тут хорошо.
- Не надо? Ну, как знаешь, - удивился Павел.
А вечером, когда он курил во дворе, к нему подсел Митрий:
- А ведь жена твоя молодая — курва, - хитровато усмехнувшись, сказал он.
- Чего? - не понял Павел.
- Снюхалась она с Федотом. Со стариканом безногим. Кажный день к ему в каморку ныряет. Хоть у кого спроси, все тебе про это скажут! - и, поднявшись со скамейки, он с гордым видом пошёл прочь.
Продолжение следует... (главы выходят раз в неделю)
Предыдущие главы: 1) Барские причуды 41) Откуп
Если вам понравилась история, ставьте лайк, подписывайтесь на наш канал, чтобы не пропустить новые публикации!
