Случалось обнаружить на помойке старые фотографии? Зрелище ужасное. Кажется, что выбросили, вычеркнули чью-то жизнь. О том, как относиться к старым вещам и что следует хранить обязательно, размышляет Vladimir Ergakov.
Старые, перешедшие по наследству вещи – это, на мой взгляд, носители ассоциативной памяти о тех людях, кого уже нет с нами, и лишь затем предметы, представляющие какую-либо практическую ценность. Хотя порой случается, что они продолжают верой и правдой служить нам долгие годы. Да, быть может, такие вещи с трудом вписываются в изменённый со временем интерьер и даже раздражают наших новых родственников. Однако в том-то и состоит искусство человеческого взаимопонимания в рамках семьи, чтобы обрести точки соприкосновения и найти разумный компромисс: не захламлять лишним квартиру и не лишать себя того, что нам и вправду дóрого.
Не отношу к подобным вещам семейные архивы и альбомы с фотографиями, которые должны переходить из поколения в поколение. Заклинаю лишь об одном: пока живы представители старших поколений, попросите их расшифровать снимки – где и когда сделан тот или иной, кто на нём изображён. В противном случае вы неизбежно окажетесь в ситуации, когда не у кого будет спросить, и тогда картинки превратятся в наборы безымянно-безмолвных абстрактных свидетельств минувших лет.
К той же категории относятся и семейные реликвии. Скажем, боевые и трудовые награды предков обязаны храниться в семье и передаваться потомкам.
И, наконец, о вещах, что у меня сохранились как память, а также о тех, что не удалось сберечь, но я о них буду помнить всегда. В своё время тётя Ира (папина сестра) передала мне на память о дедушке Николае Васильевиче старый массивный подстаканник. На память о папе у меня хранятся наручные механические офицерские часы «Слава» (я их каждый вечер завожу!) с гравировкой на задней крышке: «Полковнику юстиции Ергакову Н.Н. – от Главкома».
А вот об этом я сожалею. При переезде со старой квартиры на новую, видимо, утерялась папина фронтовая пилотка, – чёрная со светлой окантовкой, – которую мне подарила в ноябре 1958 года прабабушка Анна Ефимовна во время нашего визита в город Горький (Нижний Новгород) на свадьбу тёти Иры.
На память о маме у меня хранится пишущая машинка «Olympia Progress» (о ней я здесь уже писал). Но, увы, уже нет её теннисной ракетки, заботливо хранившейся в нашей семье с 30-х годов прошлого столетия, как минимум, до 70-х, – её я неожиданно увидел в руках мамы на снимке Эммануила Евзерихина, обнаруженном впервые в Дзене в январе 2019 года.