Есть мнение, что по другую сторону от Солнца на одной орбите с Землёй вращается планета Глория. И это очень интересное мнение. С исторической точки зрения. Ибо ещё сотрудники Святой Инквизиции отмечали: демоны всегда сообщают информацию с точки зрения контактёра правдоподобную. Но неизменно оказывающуюся ложной, если её проверить.
Так действовали и энлонавты. В уфологических кругах об этом ныне не принято вспоминать, но в середине прошлого столетия они почти поголовно представлялись выходцами с Марса или с Венеры. Полвека назад пригодность для жизни и обитаемость этих планет не противоречили информированности контактёров. Ну, или с «противоземли» — Глории. Ведь даже сейчас обычному человеку трудно поверить, что астрономам не нужно заглядывать за Солнце. Наличие там массивного тела было бы замечено по особенностям орбитального движения других планет. Так едва не наши планету Вулкан (а Нептун нашли), но это — другие истории.
В этом веке выведенный на околосолнечную орбиту телескоп смог рассмотреть точку предполагаемого базирования противоземли непосредственно и ничего хорошего там не увидел. Законы небесной механики запрещают двум близким по массе телам находиться на одной орбите. Иначе, протопланетные кольца не стягивались бы, образуя планеты. То есть, никакой Глории, разумеется, нет. Так что, можно сразу переходить к последствиям её существования.
...Ну, допустим, что в одной системе — на разных орбитах, естественно, — находятся две равно пригодные для жизни планеты. И допустим, что, как минимум, на одной из них уже существует овладевшая технологиями космических перелётов цивилизация. Для простоты допустим ещё, что эта планета — наша. Какие возможности при этом откроются?
Первый вопрос, конечно, заключается в том, насколько развиты технологии. Пока речь о химическом ракетном двигателе, перспективы ограничиваются возможностью с помощью автоматических аппаратов наблюдать марсианок, бегающих по пустыням от монстров в натуральном виде. Если верить Берроузу, это их основное занятие. То есть, зрелище обеспечено захватывающее, а может быть и шокирующее — если ориентироваться не на Барсум Берроуза, а на Гор Джона Нормана, — но дальше-то что? На самом деле, всё это имеем дома.
Если есть лишь химические ракеты, выбор сводится к просто осторожному наблюдению за марсианками — в сугубо научных целях, — и попытками вступления в контакт. Причём, принятие решения в пользу второго варианта, несмотря на соблазн пообщаться с братьями по разуму, в реальности маловероятно. И не по какой-то абстрактной космогуманистической причине, а из соображений практических. В такой ситуации контакт пользы не принесёт, исследователю же важно свести собственное влияние на предмет исследования к минимуму.
Не откроет новых возможностей и ядерный ракетный двигатель, потенциально позволяющий отправлять на ближайшие планеты экспедиции. Но обитаемость ближайшей планеты только осложнит дело. Ведь высадки нужно будет сохранять в тайне. Очевидно также, что реально высокая цивилизация — такая, как наша, хотя бы, — не станет по образцу энлонавтов прибегать к похищениям аборигенов даже в научных целях.
Другое дело — позволяющий совершать межпланетные перелёты за пару недель и доставлять тысячи тонн грузов термоядерный двигатель, который может появиться в ближайшие сто лет. Располагая таким инструментом можно будет решать в пределах Солнечной системы уже не только исследовательские, но и экономические задачи. Однако, вопрос, какие? Внезапно, «вторая Земля» — не лучший источник ресурсов. Добычу металлов проще и эффективнее осуществлять на астероидах, взлёт с которых не требует энергетических затрат, а недра уже вскрыты импактами. Если же речь об углеводородном сырье, то к услугам грядущего Газпрома — Титан, где мало что есть, кроме газа, причём, уже сжиженного. Это аннунаки не догадались, что золото не на Земле добывать нужно, но их Ситчин придумал, а он и сам не очень-то умным был.
Если же речь о колонизации, — то есть об освоении второй планеты, как нового жизненного пространства, — то всё ещё сложнее. Фантасты традиционно видят галактическую экспансию, через призму истории XV-XIX веков, когда на открытых берегах создавались переселенческие колонии. Но тогда всё немножко иначе выглядело. В трюмах кораблей в Новый Свет (или на дно, как повезёт) из Европы отгружались лишние, безземельные крестьяне. Которым нужна была именно земля и только земля. Ныне же данный контингент в богатых странах отсутствует, а из прочих — по развитию соответствующих Европе вышеупомянутого периода, — он отгружается именно в Европу.
Уже несколько десятилетий миграции направлены не из более развитых (и перенаселённых, как следствие) регионов в менее развитые, а наоборот. Люди переезжают в поисках не жизненного пространства, а денег и совершенной инфраструктуры, обеспечивающей более высокое качество жизни. А какая на другой планете инфраструктура, кроме марсианок с раскрытой темой?
То есть, колонизировать новые миры окажется просто некем, кроме, может быть, представителей каких-то радикально-зелёных течений, желающих именно уйти от цивилизации. Но эти — или моментально перемрут или вернутся после столкновения с грубой реальностью первобытной жизни. Да и кто их пустит на другую планету?
Если в прошлом колонизация осуществлялась стихийно, то теперь процесс окажется подконтрольным бесчисленным международным комиссиям. Он просто не будет запущен до окончательного решения вопроса о воздействии новых условий на человеческий организм. Вдруг оно не благоприятно? И с другой стороны, вопрос о воздействии человеческого организма на окружающую среду новой планеты также должен быть решён окончательно. Ошибка с интродукцией кроликов в Австралию не будет повторена, и отмашка переселенцам не может быть дана, пока нет гарантии, что интересы коренных видов — включая и микроорганизмы — не будут затронуты…
Но обеспечить гарантированную защиту планеты от людей и людей от планеты можно только изолировав одно от другого бездной космического пространства. И это значит, что вторая пригодная для жизни планета в системе неизбежно получит статус заповедной территории, об использовании которой для заселения или в иных экономических целях нет речи.
