Третья часть. Российская империя – предыстория
Четвертая часть. Российская империя в эпоху войны 1812 года
Часть шестая. От Немана до Москвы: начало гражданской войны в России
Часть седьмая. Наполеон в Москве: продолжение гражданской войны в России
Видеоформат
(Внимание! С 1 апреля 2022 года автор книги признан иностранным агентом и внесён в реестр иностранных СМИ, выполняющих функции иностранного агента)
В предыдущих частях я осветил название, эпиграфы и вступление, а также историографию «Первой научной истории войны 1812 года» Евгения Понасенкова. Сегодня перейду к первой главе этого труда.
Российская империя – предыстория
Евгений Николаевич переходит, наконец, к первой главе под названием «Российская империя — предыстория». Здесь автор показывает свои «обширные научные знания» в области отечественной истории, а также продвигает свою сквозную мысль — западная культура намного превосходит отечественную, а всё, что в отечественной культуре есть от Запада, — благо, если же идет ему вразрез — дикость и варварство. Начинается глава с красивых и абсолютно не соответствующих содержимому слов:
«Поэтому я предлагаю обратиться к документам, к первоисточникам и последовательно изучить всё заново: никаких штампов и эмоций – лишь факты, логика, Наука!»
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 98)
Далее идет беглый обзор «галопом по Европам» отечественной истории. Настолько беглый, что берет оторопь. Прежде чем критически пройтись по тезисам Евгения Николаевича, считаю должным указать те из них, что заслуживают некоторого внимания и с которыми отчасти или полностью можно согласиться. Одобрение может вызвать оценка роли Петра Великого в истории, негативное влияние крепостничества, относительная недолговечность того, что у нас считается незыблемыми культурными столпами, интересным может показаться мысль о том, что нельзя путать одну страну с другой, пусть и находящихся на одной территории, но в разное время, отсылки к археологическим сведениям, относительность понятия «исконность».
Долгие века справляли масленицу, а теперь в моде – Хеллоуин
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 98)
Но даже отмечая неплохие моменты, нельзя не заметить абсолютную поверхностность знаний автора обо всем, что не касается изучаемого им периода. Стоило ли в этом случае выдвигать те или иные тезисы, а уж тем более руководствоваться изначально фрагментарными знаниями в их доказательство — вопрос риторический. Итак, что же в главе не так.
Помимо типичных исторических ошибок, стоит уже свыкнуться с мыслью, что все так или иначе высказанные автором идеи несут одну мысль — показать превосходство западной культуры. Здесь автор прибегает к абсолютно любым подлогам.
Начнем с двойных стандартов.
Автор высказывает критическое, если угодно, материалистическое видение мира. Указывает на несоответствие археологических и геологических данных о возрасте Земли с указанными записями из Библии. Указывая на то, что Наполеон является католиком, он тут же делает поправку: к религии тот относился как к инструменту политики. Прагматичный взгляд на религиозные воззрения Наполеона оценивается как положительный.
- Я говорю об синодальных объявлениях православной анафемы католику Наполеону (Который, впрочем, был ученым, членом французского института – и к религии относился уже как к инструменту политики).
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 99)
Но как только на смену европейцу Наполеону приходит русский князь Владимир, почитавшийся у православных не просто святым, но равноапостольным, то его прагматичный выбор в пользу православия становится порицаемым. Автор указывает на вполне прагматичный ход русского князя. Только прогрессивная на этот момент идея «Один бог, одно государство, один князь» не вызывает почему-то у автора уважения.
До крещения Владимир сжигал православные храмы – а после: приказал привязать языческих идолов к лошадям и волочить их перед толпой. Вот таков облик действий «святого».
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 100)
Упоминается то, что князя Владимира называли «Великим распутником». Хотя, казалось бы, ряд современников называл хвалимого позднее автором Петра Первого антихристом, а уж о его «Всепьянейшем и всесумасброднейшем соборе» и вспоминать как-то неудобно. Но один повернулся в сторону «неблагонадежной» Византии, а второй в пользу «просвещённой» Европы, потому князь Владимир будет «Великим распутником», а Петр Великий — «Великим преобразователем».
Сюда же стоит записать жестокость по отношению к оппозиции. Московский Великий князь Иван III и царь Иван IV критикуются автором за зверства в адрес мятежного Новгорода.
«Показательна агрессия, захват и репрессии Московских князей в отношении, например, Новгородской республики».
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 105)
А вот жестокость Петра Великого вполне себе обоснована.
«Можно долго разглагольствовать о жестоких методах Петра I, в деле создания нового государства, но надо осознавать одно: если бы не его срочная переделка страны России бы сегодня не существовало»
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 108)
Иногда автор идет на прямой подлог или подмену понятий, а то и вовсе обманывает.
Имея сегодня опыт веков, ученые и аналитики (историки, социологи, экономисты) с сожалением вынуждены отметить, что уровень жизни стран, принявших православие, гораздо ниже их соседей – принявших католичество или впоследствии испытавших влияние протестантизма и Просвещения.
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 101)
С одной стороны, забавно наблюдать, как сложнейшие экономические, политические, социальные сдвиги общества объясняются автором принятием того или иного варианта религии. Не хочется верить, что автор не понимает, что условные «Просвещение» и «Реформация» появились не сами по себе, а являлись ответом на закостеневшую, погрязшую в несоответствии слов и дел католическую религию. 95 тезисов Мартина Лютера, равно как и учения Яна Гуса, «еретические» идеи Коперника, Галилея, Джордано Бруно — это реакция на разлагающееся католичество, а не естественные вытекающие из него направления. В конце концов, если вспомнить кровавые конфликты между католиками и протестантами, не забыть ни избиение гугенотов в Варфоломеевскую ночь, ни о тяжкой войне за независимость Нидерландов, экономические проблемы католической Польши, то выявится очевидная мысль — католичество не является какой-то панацеей, а экономические блага приносит не выбранная религия, а политические, военные, экономические решения глав государств. В противном случае непонятно, как автор собирается объяснить бедственное состояние капиталистической и католической Мексики.
Вместе с православием от автора достается и Византии как источнику этого «бедствия» для русской истории, по мнению автора. Доказывая этот тезис, он обращается к труду кандидата филологических наук Ю. Л. Латыниной.
«Мы до сих пор читаем «Речным заводи», написанные в Китае в XIV веке. Мы до сих пор читаем «Хейке-моногатари», чье действие происходит в XII веке. Мы читаем «Беовульфа» и «Песнь о Нибелунгах», до сих пор читаем Геродота, Платона и Аристотеля (…) Вдумайтесь: несколько сот лет просуществовала цивилизация, бывшая преемницей двух самых развитых цивилизаций античности, и не оставила после себя ни-че-го, кроме архитектуры – книги для неграмотных, да жития святых, да житий святых, да бесплодных религиозных споров».
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 102)
Как ловко записывается «Собор Святой Софии», вокруг которой до сих пор не утихают страсти, в незначительное «книга для неграмотных» и как церковная культурная традиция, с уважением и почтением относящаяся к античной культуре, низлагается до «бесплодных религиозных споров». Почему игнорируются исторические труды Прокопия Кесарийского и Михаила Пселла, а также поэма «Алексеида» Анны Комниной? Почему в «Жития святых» записывается филологический анализ поэм «Илиады» и «Одиссеи» Евстафия Солунского? Ответ, боюсь, тот же — под ответ подгоняется решение. Всё, что не подходит под тезис автора, или игнорируется, или пренебрежительно записывается в неважные памятники культуры. Интересно, Колизей, пирамиды, романские и готические соборы — это тоже «книга для неграмотных»? Или это другое?
Далее автор переходит к периоду монгольского нашествия и критикует князя Александра Невского. Именно на его плечи, ни много ни мало, автор возлагает ответственность за двухсотлетнее монгольское иго, а также критикует его за нападения на шведские торговые транспорты, возможно, подразумевая Невскую битву.
«Но ордынцы не могли бы долго властвовать, если бы им в этом не помогали некоторые алчные и эгоистичные русские князья, которые были не против жить фактически в улусе Золотой Орды. Один из ярких примеров – Александр Ярославович»
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 104)
«Также Александр известен нападениями на шведские торговые транспорты: эти вылазки спустя несколько десятилетий будут раздуты в его церковных «Житиях» до героических масштабов».
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 105)
Уже абсолютно не удивляет тот факт, что не упоминается победа Александра Невского над ливонскими рыцарями, подарившая множество спокойных лет Новгородской республике, а также игнорирование выкупа русских пленников из Орды тем самым «эгоистичным князем». Единственное, что удивляет, так это не упоминание подавления новгородского восстания. Вполне возможно, Евгений Николаевич просто не знал об этом, иначе почему само собой напрашивающийся факт в поддержку своего тезиса не упомянут — непонятно. Что же касается Александра, то среди историков нет четко однозначного мнения об этой исторической персоне. В конце концов, нельзя не замечать как факта потворства Орде, так и факта защиты от европейской агрессии. Хотя понятно, что именно за это Александр Ярославович и ругаем автором труда. Так как далее критики подвергается даже Петр, которому в главе в основном поются хвалебные оды. Всё дело в том, что Петр также посмел лезть в европейские дела.
Петр I самовольно объявляет себя императором, и начинается экспансия и необоснованное вмешательство неразвитого провинциального государства в европейские дела.
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 106)
Наверное, вмешательство шведского государства в дела российского царства в период Смуты автором считается вполне обоснованным.
В остальном же оценка действий Петра не идет вразрез ни с большинством исторических трудов, ни с формальной логикой. Отметить стоит лишь грубую ошибку автора касательно личности царевны Софьи. Но, как я уже сказал ранее, знания отечественной истории у автора весьма поверхностны, так что простим ему его невежество.
Юному Петру удалось укротить заговор царевны Софьи. Если бы у руля власти осталась эта представительница архаики и мракобесия, то для меня совершенно очевидно, что история бы пошла совершенно по иному сценарию.
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 108)
Вот здесь автор попал в ту ловушку, в которой обвиняет своих оппонентов, — шаблонность мышления. Действительно, образ царевны Софьи достаточно долгое время противопоставлялся Петру. Она изображалась в нелицеприятных тонах, что в дворянской историографии современников, что на портретах. Образ Софьи Алексеевны подвергся пересмотру в годы царствования Екатерины II. Однако достались ей лестные слова и от современников, например, Сильвестр Медведев отзывался о ней как о «Деве, преисполненной ума больше мужского». Иностранные послы также отзывались об уме и таланте Софьи благосклонно.
«Её ум и достоинства вовсе не несут на себе отпечатка безобразия её тела, ибо насколько её талия коротка, широка и груба, настолько же ум её тонок, проницателен и искусен»
Французский посол Фуа Де ла Нёвилль «Записки о Московии»
Д.Л. Мордовцев и вовсе сравнивал Софью и Петра, указывая на то, что каждый из них имел равные силы, оба были энергичны, умны, и у каждого был реформаторский дух.
Историк С.М. Соловьев писал о временах, на которые пришелся период правления Софьи.
«Время, когда проникли во дворец новые обычаи и взгляды, когда двери в терема царевен растворились и заключенницы увидали свет божий, когда более сильным из них представилась возможность пройти дальше за порог, расправить силы, поглядеть, почитать и послушать прежде невиданное, нечитанное и неслыханное, набраться новых мыслей, познакомиться с новыми чувствами».
История России с древнейших времен. Книга VII. 1676—1703 (Стр.54)
Но можно и не верить историческим работам, в конце концов, как пишет Евгений Николаевич – «Никаких штампов и эмоций – лишь факты, логика, Наука!» Посмотрим же не на слова, а на дела Софьи. Она обладала обширной библиотекой, совершала внешнюю политику, впоследствии проводимую и Петром, к примеру, при ней были организованы два крымских похода, а также шла политика примирения с Речью Посполитой, была открыта Славяно-греко-латинская академия, в стране начали изготавливать бархат и атлас. Если это примеры архаики и мракобесия, то весьма странные.
В остальном же в главе идет четко выстроенная линия – «Возникает логический вопрос: зачем идти воевать с теми у кого заимствуешь все главные элементы цивилизации?
Первая научная история войны 1812 года (Стр. 108)
Наверное, этот вопрос стоило задать европейским крестоносцам периода третьего, пятого и последующих крестовых походов. Однако, как и многие другие, вопрос этот риторический, так же как какое отношение это произведение имеет к науке. А мы переходим дальше.