Можно сколько угодно писать и писать вполне справедливо про заговоры, предательство, про роль британцев, про революционеров, но факт заключается в том, что государство попросту не выдержало грандиозного перенапряжения Первой мировой войны. Этого напряжения не выдержали многие империи, в том числе Германская, которая по итогу также не столько проиграла войну, сколько вынуждена была сдаться под угрозой полного обрушения государства. Великобритании такая участь не грозила, так как благодаря своему островному положению и колониальной империи, своему статусу сверхдержавы, на ее гос. аппарат не ложилось таких нагрузок. Думаю, если бы британское государство того времени столкнулось со схожими вызовами, что стояли перед Российской империей, с подобным недостатком ресурсов, оно бы рухнуло еще быстрее. Так, что пишу я это совсем не ради критики последнего царя. Революция в феврале произошла, а власть упала в руки в торопях образовавшегося Временного правительства просто потому-что государственный организм не выдержал сверхнагрузок. Ошибка была в участии в войне, также как фундаментальной ошибкой Временного правительства было упорное стремление продолжать участвовать в войне. К таким выводам я пришел после прочтения большого количества работ по истории, а здесь процитирую хороший отрывок из одной из лучших и наиболее в научном и теоретическом плане проработанных. П. Турчин, С. Нефедов "Вековые циклы". Это совместная работа блестящих ученых Петра Турчина (работающего за границей, если не ошибаюсь в Институте сложности в Санта-Фе, одного из лучших исследователей в области изучения фундаментальных общеисторических законов развития общества) и неоднократно мною цитировавшегося отечественного историка Сергея Нефедова, работающего в направлении развития демографически-структурной теории развития исторического процесса (у С. Нефедова более подробно и обстоятельно причины революции 1917 года раскрыты в его работе "Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России" и в ряде др. трудов).
"Большинство историков считает, что Россия могла бы избежать революции, если бы не Первая мировая война (Хобсбаум). Социолог Теда Скочпол выдвигала аналогичный аргумент при анализе социальных революций во Франции, России и Китае.
......
Поражения, которые испытала Россия в Крымской войне, в русско-японской войне и в Первой мировой войне, были симптомом этой внутренней хрупкости. Анализ войн, которые вела Россия в XIX в., выявил три механизма, которые переводят военные условия в социальный кризис . Первая проблема, с которой сталкивалась страна, заключалась в недостаточности вооружений, что приводило к военным поражениям, которые подрывали легитимность государства. Вторая проблема состояла в том, что в фазе стагфляции правительство может финансировать войну только печатая бумажные деньги, что приводило к гиперинфляции, развалу рынка и нарушению снабжения. Третья и самая важная проблема заключалась в том, что характерное для периода стагфляции высокое демографическое давление фрагментировало общество. Крестьянское малоземелье и народная нищета вызывали глубокий социальный раскол общества, что в условиях налагаемых войной тягот было чревато восстаниями крестьян-ополченцев и восстаниями в тылу, в то время как широкие слои элиты не оказывали поддержки государству.
Кризис, порожденный Первой мировой войной, разворачивался в соответствии с описанным сценарием. Русская армия значительно уступала германской в артиллерии и в других видах вооружений. Запасы оружия и боеприпасов быстро пришли к концу, и в начале 1915 г. до четверти новобранцев прибывали на фронт без винтовок. Летом 1915 г. русская армия потерпела тяжелое поражение в Галиции.
Военные неудачи 1915 г. серьезно подорвали авторитет правительства и, в соответствии с предсказанием Дурново, вызвали бурю антиправительственных обвинения в Думе. Однако, помня об уроке 1905 года, оппозиция 287 не пыталась вовлечь народные массы в свой конфликт с правительством. Таким образом, вопреки предсказанию Дурново, антиправительственная кампания не привела к народной революции.
Для армии последствия военных поражений были гораздо более серьезными. В 1915 г. потери составили 2.4 млн. солдат, в том числе 1 млн. пленными. Потери убитыми и ранеными во время летней кампании 1916 г. были не намного меньше, чем в 1915 г., а число пленных увеличилось до 1.5 млн. человек. Статистика показывает, что соотношение числа убитых к числу пленных составляло в русской армии 1:3, в то время как в немецкой, французской и английской армиях это соотношение колебалась от 1:0.2 до 1:0.26. Готовность, с которой русские солдаты сдавались в плен, говорила о низком моральном духе и о нежелании попасть в кровавую мясорубку войны. Другой формой протеста было дезертирство: к началу 1917 г. по некоторым оценкам насчитывалось 1-1.5 млн. дезертиров. Отмечались случаи отказа частей идти в наступление («забастовки солдат»). В октябре 1916 г. произошли восстания нескольких тысяч солдат на тыловых распре-делительных пунктах в Гомеле и Кременчуге; возможность большого солдатского мятежа становилась все более реальной. Таким образом, к началу 1917 г. государство отчасти утратило способность контролировать армию.
Еще одним фактором, в дополнение к потере авторитета власти и не-управляемости армии, было ухудшение экономических условий. В начале войны никто не ожидал нехватки хлеба. Экспорт зерна был запрещен; запрещено было также использование зерна для производства спирта. Таким образом, сельскохозяйственное производство в России было более чем достаточным для снабжения армии и гражданских нужд населения. Проблема, однако, состояла не в производстве продовольствия, а в его распределении, нарушение которого было следствием фискальной политики правительства. В 1914 г. налоговые поступления составляли 2.9 млрд. рублей, и увеличить доходы за счет налогов с населения было практически невозможно.
Между тем военные расходы за вторую половину 1914 г. составили 2.5 млрд. руб., за 1915 г. – 9.4 млрд., за 1916 г. – 15.3 млрд. За время войны военные расходы царского правительства составили 30.5 млрд. руб. Правительство разместило на 7.5 млрд. руб. внутренних займов и получило 6.3 млрд. руб. в виде займов от союзников. Но эти кредиты покрывали менее половины расходов. Огромные военные расходы не могли быть профинансированы с помощью обычных бюджетных механизмов, и правительство было вынуждено для покрытия дефицита печатать бумажные деньги. Это неизбежно вело к безудержной инфляции цен.
Поначалу цены росли медленнее, чем объем денежной массы, но в первом полугодии 1916 г. рост ускорился, а во втором полугодии цены сделали резкий скачок и обогнали рост денежной массы. Это означало, что сократилось количество поступавших на рынок товаров, в том числе главного товара – хлеба. Механизм, лежащий в основе этой динамики, прост.
Когда поставщики товара (в данном случае, сельские производители зерна) наблюдают быстрое увеличение цен, у них есть стимул придерживать поставки на рынок, чтобы позже получить лучшую цену. На рынке появляется дефицит хлеба, от которого в первую очередь страдают горожане. Не-хватка хлеба и высокие цены становятся причиной массового недовольства. Очереди, которые образуются у продовольственных магазинов, становятся сосредоточением недовольных, и любое незначительное событие способно спровоцировать вспышку беспорядков, которая может превратиться в полномасштабное восстание. Хорошо известным примером такого развития событий являются продовольственные беспорядки во время Французской революции. График на рис. 9.12 показывает, что число крупных продовольственных беспорядков (в которых тысячи людей противостояли полиции и войскам) увеличивалось вместе с ростом цен. С точки зрения правительства наихудшим обстоятельством было то, что войска начали сочувствовать бунтовщикам. Первый случай отказа казаков разгонять толпу был зафиксирован во время продовольственного бунта в Оренбурге в мае 1916 г. Позднее в том же году было еще девять таких случаев.
Еще одним признаком надвигавшейся катастрофы было сокращение запасов зерна на элеваторах и в портовых складах. В ноябре 1915 г. запасы составляли до 65 млн. пудов, а в течение весны и лета следующего года они, как обычно, сократились. Но осенью 1916 г. за-пасы не были пополнены и продолжали снижаться, пока не упали до 10 млн. пудов в декабре. Урожай в 1916 г. был хуже, чем в 1915 гг., и производители не поставляли зерно из рынок в ожидании повышения цен.
Правительство было вынуждено использовать угрозы конфискации, чтобы обеспечить снабжение армии, но для гражданского населения почти ничего не оставалось. В январе и феврале 1917 г. города получили соответственно 20% и 30% от плановых поставок зерна. Зимой 1916-1917 гг. кризис снабжения достиг катастрофических размеров. Многочисленные мемуары тех лет описывают нехватку хлеба и огромные очереди в продуктовые магазины"
А это уже отрывок из вышеупомянутой работы "Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России" С. Нефедова про обстановку в армии еще во время мобилизационных мероприятий:
"К весне 1915 года в армию было мобилизовано 6,3 млн. человек, а к весне 1917 года - 13,5 млн., что составляло 47% трудоспособного мужского населения. Это привело к резкому изменению демографической ситуации в деревне, на смену избытку рабочей силы пришел ее недостаток. В семи губерниях Черноземья (Орловской, Пензенской, Рязанской, Тамбовской, Тульской и Черниговской) без работников-мужчин осталось 33% хозяйств, во многих хозяйствах земля была засеяна лишь благодаря старой традиции общинных «помочей». Не хватало работников и в помещичьих хозяйствах.
В годы войны русская армия на 90% состояла из крестьян. Исследователи крестьянского менталитета отмечают, что в основе отношения крестьян к войне лежало традиционное фаталистическое восприятие ее как стихийного бедствия, наподобие засухи и неурожая. Поэтому крестьяне и на этот раз в своей массе подчинились судьбе: 96% мобилизованных явились на призывные пункты . Но на многих призывных пунктах неожиданно вспыхнули стихийные волнения, которые пришлось усмирять силой, по неполным официальным данным при подавлении этих бунтов было убито 216 призывников.
Мобилизация сопровождалась огромным потоком жалоб на то, что «богатые» уклоняются от призыва, что «за 100 рублей можно получить бронь». Генерал С. А. Добровольский, начальник мобилизационного отдела, писал об обилии «всевозможных просьб. об освобождении, или, по крайней мере, об отсрочке призыва в войска. Подобные просьбы поступали не из толпы народа, а от нашего культурного общества и из среды буржуазии».
Таким образом, фактор социального раскола проявился в самом начале войны; при этом раскол приобрел еще одно измерение: простонародье должно было идти на фронт умирать, в то время как элита и ее служители могли отсиживаться в тылу. Социальный раскол в значительной мере определил постепенно развивающееся противостояние «фронт» - «тыл»; он обусловил ненависть и презрение фронтовиков к «тыловым крысам», включая полицию, штабных офицеров, высшее командование и правительство. После понесенных поражений крестьянская ненависть кристаллизовалась в обвинение в предательстве, адресуемое высшим офицерам - то есть по-преимуществу дворянам-помещикам, старым врагам крестьян. «Крестьянская психология солдата указывала ему конкретного виновника его страданий - предательство офицеров, особенно высших, и министров».
Однако конфликт фронта и тыла был более широким, чем традиционное противостояние народных низов и элиты, он втягивал в себя и средние слои, людей, которые прежде не проявляли социального недовольства, а теперь люто ненавидели тех, кто послал их умирать, а сам отсиживался в тылу. Эта ненависть проявлялась, в частности, в отказах фронтовиков (в том числе казаков и офицеров) оказывать помощь полиции в подавлении голодных бунтов (о чем пойдет речь ниже). Как отмечал А. Уайлдман, внутренняя логика армейской жизни в годы войны в большей степени вела к бунтарству, нежели любая пропаганда"
Цитировать эти и множество других трудов, иных авторов можно очень долго. В указанные цитаты не попали сведения об огромном перенаселении в России накануне революции. Тот же Нефедов, пишу это по памяти, указывал цифру в 30 млн лишних работников на селе. Ситуация в дореволюционной России в последние 30-40 лет ее существования напоминала перегретый, готовый взорваться под демографическим и иным давлением паровой котел. Реформы после 1905 года не сумели решить основных противоречий, современного государственного аппарата не было, а нация именно городская нация, на которую могло опереться или буржуазное или царское правительство, была слишком слаба и мала, крестьяне не относились к ней. В этих условиях участие в войне могло быть оправдано только гарантированной победой, что однако, по моему мнению, только острочило бы неизбежное продолжение социальных потрясений. Невиданное для того времени затягивание войны, неслыханная ее тяжесть для всех участников, больнее всего ударили по самой слабой в экономическом плане среди ведущих мировых держав - по России. Конечно, всецело были правы те люди в окружении Николая Второго, в элите, которые хотели либо предотвратить войну, либо уговаривали вовремя, пускай даже через признание определенного проигрыша, выйти из нее. Они не были услышаны, в результате произошел коллапс государства, подкрепленный конечно же и интригами и заговорами.
