— О да, мы из расы завоевателей древних. Которым вечно скитаться, срываться с высоких башен, тонуть в седых океанах и буйной кровью своею поить ненасытных пьяниц – железо, сталь и свинец*.
Френки держал книжку как ребенка, на сгибе локтя. Так ему было удобно читать сидя, и к глазам близко, но всё равно со стороны это выглядело это ужасно нелепо, словно он баюкает эту дурацкую книжицу как живую. Он вообще был другим, с тех пор, как вернулся в долину. Тихим, задумчивым, долго курил с утра на крыльце, сидя на единственной ступеньке, радовался ветру. Потом выбивал трубку об каблук и шёл седлать своего Сивого.
Дуглас покосился в его сторону, но кофе уже шумел в кофейнике на огне и он поспешил снять его, поставил в траву и зашарил в седельной сумке в поисках жестянки из под бобов.
— И что это значит? – проворчал он, — о чем это, черт тебя дери? Не делай опять такое лицо, словно ты самый умный. Мы тут может школ не кончали…
Но Френк не дал ему разойтись и перебил тихим голосом, и Дуглас сразу заткнулся, потому что ему и вправду было интересно – в чём тут смысл, если ничего не понятно с разгона? Завоеватели… тоже мне…
— Это про нас, Даг. Про всех нас. Про первых жителей фронтира, про чокнутых, мчавшихся с флажками в руках. Помнишь, что рассказывал тебе дед? Те, кому не сиделось на месте, шли вперед. Через тьму, страх и смерть. Первопоселенцы умирали так часто, что их хоронили там, где находили. Но они дошли туда, где мы сейчас гоняем мустангов, и ушли дальше. Твои предки, Даг, были великие люди! Из расы завоевателей древних, которым вечно скитаться, срываться с высоких башен. Никакого покоя, только дорога, только ветер. Им вечно неймётся…
— Дурацкое слово, — вставил Дуглас, — не можешь без этих русских словечек. Ты здесь, значит ты один из нас и точка!
— Это корни, Даг, дружище. Не злись. Неймётся – это когда человек никак не может удержаться от чего-то. Не сидит на одном месте. Все время куда-то рвется. Твои предки завоёвывали эту землю, безумные, бесстрашные люди, Даг. И кровь их всегда была на ножах, тамогавках и пулях. На катящемся камне мох не растёт, ты же знаешь...
Дуглас налил Френки кофе в консервную банку, долил ещё себе немного. Пока Френк трещал не умолкая, он выцедил свой кофе и успел подумать, что Бэт опять пережарила зерна и они горчат. Ещё он подумал, что Френки-бой никогда ещё не был таким разговорчивым после возвращения домой. Про деда и его россказни он и так знал достаточно и ничего нового не услышал в этот раз.
— Я тебе так скажу, — растягивая слова сказал он, шевеля каблуком сапога угла в костре, пока Френк, обжигаясь, отхлебывал из банки. — Предки наши были дельным людьми, это да. Но у нас другая жизнь. Лошади, охота, на ранчо работы не разгребёшь. И вот взять тебя. Нравится же тебе вечно куда-то уезжать! Ничего не рассказываешь, никогда с собой не зовёшь. Тебя нет по месяцу-два, а в последний раз ты пропал почти на полгода. Мы ни слова тебе не сказали, ты нам как брат, а значит один из нас. Но это ведь наши деды были неугомонные, а ты в кого такой с горящей задницей?
Френк засмеялся в банку, едва не расплескав горячий кофе на колени.
--Тебе бы остаться совсем. Обрюхатить девчонку какую-нибудь хорошую, да завести свой дом. Эмбер уже год смотрит на тебя как койот на жеребёнка. Задурил девчонке голову разговорами, в горы возил, да так и не женился. Надоела она тебе?
— Эмбер хорошая, — огорчённо сказал Френк, — только из меня плохой муж выйдет.
— Спелись же… — разочарованно сказал Дуглас.
— Спелись, — Френк допил кофе и вытряхнул остатки из банки в траву.
Стреноженная лошадь зафыркала и переступила копытами. В ночи далеко прокричал койот и ему ответил второй, поближе, потом третий, уже правее. Четвертый тявкнул у кромки леса и опять стало тихо.
— Всё давно уже не так, Дагги. И дом другой. И ты. И мне здесь уже не так хорошо. Я не хочу отсюда уходить, ты прав, Эмбер здесь и надо уже стать нормальным, обычным. Завести свой дом и настрогать детишек. Все будут рады этому. Кроме меня. Ветер утром потянет в окно и я выхожу, будто позвал кто. Я не знаю что делать. Вот здесь словно рвётся что-то.
И Френки постучал кулаком по груди. Вот сейчас он был такой, как раньше. Говорил понятно почти, не молчал и не умничал.
— Тогда надо сказать всем как есть и не темнить. И делать так, как знаешь. Ты сам мне рассказывал, брат, что-то про мысли, прямые как стрела. Скажи прямо. Эмбер скажи и всем. Так лучше будет. Дом там, где хорошо. Так что у тебя здесь всегда есть дом, ты знаешь!
Френк смотрел в темноту. Костер уже не трещал, угли переливались красным в ночном сквозняке. Ужасно не хотелось уходить. И объяснять многомерность миров Дагу бесполезно. Но этот мир был хоть и жестоким и суровым, но он был. И дом здесь был. Его койка у окна, жёсткая подушка из травы, щель в раме, откуда ночью поддувает тонкий сквозняк. Мятый чайник на железной печке в углу, облезлые шкурки койотов по стене, там, где храпит Даг. Щелястая толстая дверь, которую можно открыть беззвучно, если полить с вечера петли прогорклым маслом Дженни. Она всё равно положит его в бобы и испортит вкус, пусть лучше петли напьются и будут молчаливы. И весь дедовский дом, со всеми пристроями, сараями, дорогой, поворачивающей вдоль близкого леса, всё останется позади. Да. Так правильно. Но не сегодня. Точно не сегодня.
В темноте из долины принесло звук выстрела. Далёкий тихий хлопок ладнями. Ветер пах травой, дымом и тревогой.
* стихотворение Николая Гумилева "На Северном море". 10 страница, Эпиграф к первой главе "Одиссей покидает Итаку" Василия Звягинцева
Все истории автора - Смотритель маяка
#сами_знаете #люди_сумерек #огонь_иди_за_мной #темнота #прошлое #дом #дом_там_где
