Цесаревич Константин Павлович в письмах к Федору Петровичу Опочинину за 1826 год
29-го января (10 февраля) 1826 г., Варшава
Любезный Федор Петрович!
1. Благодарю вас за извещение, каким порядком происходила священная и трогательная церемония принесения в назначенные места, мундиров покойного государя императора, пожалованных войскам.
Я уверен в той глубокой горести, какую его императорское величество изволил чувствовать при сем воспоминании нашего благодетеля, которого память останется навсегда в глубине наших сердец; и прошу вас доложить его императорскому величеству, что здесь все в точности будет также cиe исполнено по мере возможности.
2. Я очень доволен, что крючок от мундира покойного государя императора зацепил его императорское величество. Это хороший знак и означает, что мундир, который имел счастье быть покойника государя, как бы чувствует, что царское к царскому прицепляется, и как бы поцеловался.
3. Весьма благодарю за извещения обо всех назначениях, сделанных государем императором, для их императорских величеств государынь императриц.
4. На счет того, что государь император изволит отзываться о несвязности своих ко мне писем, прошу вас доложить его императорскому величеству, что, напротив - они очень связны и понятны; дай Бог только, чтоб я мог в полной мере понять волю государя императора и исполнять оную во всем в точности, как ему угодно. В сем только и состоит мое искреннее желание и рвение, дабы его императорское величество изволил быть доволен.
5. Я очень счастлив, что государь императора изволит быть доволен министром генералом графом Грабовским. Я старался без всякого пристрастия, от искренности моей, в выборе человека на такое место, как его.
6. Отзыв австрийского министра Лебцельтерна (Людвиг. В его доме скрывался декабрист князь Сергей Петрович Трубецкой, который был женат на старшей сестре графини Лебцельтерн, Екатерине Лаваль), говоря о князе Трубецком (Сергей Петрович), действительно заслуживает внимания, с этой стороны князю Меттерниху нельзя попрекнуть, что он душит карбонаров, как может; да и том, кажется, и собственный его есть интереса, дабы не потерять большие свои имения, а кажется, для интереса он много кой-чего делывал.
7…
8. На счет письма тайного советника Арсеньева (Николай Васильевич?), которого я вовсе не знаю, что как покойный государь император, так и я якобы были в общем заговоре, на cиe надобно обратить внимание: не с умыслом ли cиe пущено письмо; ибо, что касается до государя императора, так как он скончался, то и дело кончено, а я, как жив, то не хотят ли подать некоторое сомнение его императорскому величеству в искренности моей, дабы вселить подозрение; но я совершенно уверен, что никому в сем не удастся.
9. Что лейб-гвардии Московский и Гренадерский полки не ходят в 1-е отделение в караул, я такого мнения, что им долго и долго не надобно еще занимать оное, покамест можно будет совершенно быть уверенным, что все кончилось и тени подозрения не осталось.
10. Я очень счастлив, что мысли государя императора были согласны с моими о верной роте Черниговского пехотного полка, и cиe удостоверяет, что чувства братнинские и, так сказать, единокровные, есть одинаковые; только прошу вас доложить его императорскому величеству, что я взываю, при сем случае, права мои относительно польских уроженцев: что ежели есть в сей роте таковые, хотя один, сделать милость приказать прислать сюда.
Помета: Непременно
11. Я очень сожалею, что государь император не изволил быть доволен лейб-гвардии драгунским полком; но cиe меня не удивляет, ибо в российской армии, как я из многих опытов знаю, существует какая-то привычка, что коль скоро войско употребляется в такое дело, которое имеет подобие на военное время, как-то: на бивуаки или в разъезды и так далее, то сейчас отстает от той строевой чистоты, какая обыкновенно бывает, полагая, как бы оно не нужно, и не вдруг-то опять придет в прежнее положение, что можно отнести и лейб-гвардии к драгунскому полку, которой, во время бывшего несчастного происшествия почти с месяц так употреблялся.
12. Благодарю за извещение, каким порядком государь император изволил доставить мундир покойного государя императора к графу Алексею Андреевичу (Аракчееву) и был оный им вручен войскам.
13. Я весьма рад, что происшествие, случившееся, в пажеском корпусе оказалось неважным, о котором я получил ныне донесение от главного директора, генерал-адъютанта Голенищева-Кутузова (Павел Васильевич).
14. Я прошу вас доложить его императорскому величеству, что на счет того, что пишут в газетах, не только французские, но и во всех, какого бы они рода не были, я совершенно этим пренебрегаю, ни мало не думаю, и, словом сказать, по всей силе равнодушно принимаю.
15. Прошу вас повергнуть меня к стопам его императорского величества за всемилостивейшее внимание к моему предстательству (заступничеству) награждением состоящих при мне генерал-майора Кривцова, действительного статского советника Гинца и 4-го класса Данилова, которого, я уверяю, что будто он поступает в генерал-интенданты 2-й армии, вместо известного Юшневского (декабриста), и как я сам теперь, как выше сказано, замешан в заговоре, то чрез него буду там действовать. Почтенный Иван Данилович перепугался, руками и ногами от оного отрекается.
Собственноручно, на фр. языке (перевод)
16. Скажите от меня государю, что, основываясь на данное мне его величеством полномочие украшать польских войск роты и эскадроны имени покойного императора вензелями на эполетах, я счел долгом позволить носить таковые подполковнику Колбези (?), который служит капитаном в гренадерской роте с самого ее сформирования, и который, во время последнего здесь пребывания государя, по его же повелению, произведен в подполковники за отличие. По моему мнению, он имеете на это полное право. Сообщите мне, что государь на это скажет.
17. Все, что вы мне сообщили о нелепых слухах, распространяемых на мой счет в Петербурге, мало меня беспокоят. Поведение мое слишком безукоризненно, чтобы кто-нибудь мог его запятнать. Мое присутствие здесь теперь необходимее, чем когда-либо, в виду совершающихся вокруг вас заарестований, которых, быть может, и мне тут не избегнуть.
Нужно готовиться ко всему для отвращения беспорядков. Вы должны опровергнуть эти слухи и исправить понятия людей их вымышляющих.
18. Я рад, что государь считает вас нашим семейным секретарем. Он не мог избрать человека, более вас заслуживающего доверия. Что же касается меня, то вы слишком давно меня знаете, чтобы не быть в состоянии дать необходимые объяснения на счет меня и моих мыслей.
7-го (19) февраля 1826 г., Варшава
Любезный Фёдор Петрович!
1. За доставленную мне, по воле государя императора, копию с прокламации Бестужева-Рюмина, найденной у мятежников, и что таковых отыскано довольно большое число, которые, в свое время, будут ко мне доставляться посредством вашим, я прошу повергнуть меня к стопам его императорских величества со всеподданнейшею моею благодарностью и доложить, что я копию прокламацию Бестужева-Рюмина нахожу имитацией тех, которые издавали бунтовщики в Кадиксе (sic).
2. Что доставленную ко мне печать покойного государя императора я могу употреблять, ибо с тем намерением она ко мне и доставлена, я прошу вас равномерно повергнуть меня за сие к стопам его императорского величества со всенижайшею моею благодарностью.
3. В случае проезда герцога Веллингтона в С.-Петербург, через Варшаву, я прошу вас доложить государю императору, что все будет исполнено, как следует, и будет он принят, как российский генерал-фельдмаршал, и что в проезд ныне, через Варшаву же, князя Вреде, ему отдана была честь, как иностранному фельдмаршалу: поставлены были у него часовые.
4. На счет того, что государь император изволит быть весьма много занять делами, и что 23-го числа токмо удалось лечь почивать не позже второго часа, прошу доложить его императорскому величеству, что я опасаюсь, чтобы сие не сделало (чего Боже сохрани) вредного здоровью.
5. Что 14-го числа декабря, в числе защитников престола и государя, находились: графа Николая Александровича Зубова сын (Александр Николаевич?) кавалергардского полка полковник; и того же полка унтер-офицер Платонов, сын покойного князя Платона Александровича, который, в то же время, и произведен в корнеты в лейб-кирасирский ее императорского величества полк, я очень сему рад, что, по крайней мере, дети поступают иначе, как их отцы.
6. На то, что в 1820 году лейб-гвардии семеновский полк находился в крепости под стражей лейб-гвардии гренадерского полка, а ныне мятежники сего полка отведены были в крепость за конвоем Семёновского батальона, который и провел там, в карауле целую ночь, сверх обыкновенного, который также состоял из двух рот тоже лейб-гвардии гренадерского полка, на сие скажу, что это выходит: vice verso, или c'est un rendu.
7. Что манифест о бунте Пугачева издан был декабря 17-го дня, и что в то же самое число и того же месяца случайно издан манифест и по нынешним событиям, это действительно заслуживает примечания; но только та теперь выходит разница, что Пугачев был казак, а ныне осрамились дворяне, и так, что это останется навсегда пятно.
8. На счета подполковника Веригина и г-на Бедряги, которые при начале происшествия, 14-го декабря, находились близ государя императора, и было замечено со стороны их усердие, я весьма рад таковому похвальному их поведению.
9. Относительно манифеста, который государь император изволит предполагать выдать на случай его кончины, с теми объяснениями, которая вы описываете на счета меня, прошу вас доложить его императорскому величеству, что, таким образом, я не только против сего ничего не могу сказать, но даже остаюсь за оное весьма благодарным.
10. Весьма благодарю вас за исполнение всех моих поручений и за старание достать для меня известный вам план, также за обещание доставить для любопытства моего, разные сведения о подробностях события 14-го декабря.
11. Я очень рад, что получено донесение от генерала Ермолова, что весь его корпус присягнул, чего я и ожидал.
12. Я весьма рад, что злодей, посягавший на жизнь его императорского высочества великого князя Михаила Павловича, Кюхельбекер, здесь пойман. Приказ о производстве в офицеры, поймавшего его унтер-офицера лейб-гвардии волынского полка Григорьева и о всемилостивейшем пожаловании ему 1000 рублей, уже мною получен.
13. Вы пишете, что государь император приказать изволил меня уведомить, что, по его распоряжению, все верховые лошади покойного государя императора, по жребию, разделены на три части, то есть: между им, его императорским высочеством Михаилом Павловичем и мною, и что доставшиеся на мою часть восемь лошадей, при первой возможности, отправлены будут сюда; я прошу вас принесть за оное его императорскому величеству мою всенижайшую благодарность.
14. Вы благодарите меня за то, что я писал о вас к государю императору. Верьте в моем искреннем к вам расположении, и что я умею ценить вас, и взаимно в полной мере уверен и никогда не сомневался в ваших, ко мне чувствах.
15. Вы описываете, как государь император изволит много заниматься делами, и что оные потекли с необычайною деятельностью, так что государственный совет, комитет гг. министров и сенат не опомнятся; очень сему рад: давно бы пора сих господ разбудить.
16. Также вы пишете, что государь император, занимаясь делами, с тем вместе, изволил диктовать вам присланную от вас записку о войсках, которая назначена к сбору, по случаю коронации, и неоднократно изволил шутить, что он, как некий Кесарь, занимается двумя делами вдруг; я прошу вас принесть его императорскому величеству мою всенижайшую благодарность за сообщенное мне сведение, и при том доложить, что он по росту гренадер, и если развод будет в хорошую погоду, то шинель скатана, а в худую - надета в рукава, и потому надобно посмотреть, чтобы по росту вышла оная в пору; я же, как ниже из всех нас ростом, то разве гожусь только что в вольтижеры (здесь: в пехоту),- но стар уже стал и дряхл, кости болят; пора меня в какую-нибудь Цурукантскую крепость в плац-майоры, а если будет особенная милость, то в коменданты. Затем прошу вас меня уведомить, когда назначено выступление оных войск?
Помета: Вскоре после погребения.
17. Прошу принесть мою всеподданнейшую его императорскому величеству благодарность за производство в чин волынского гражданского губернатора.
17. Что выгнанные из измайловского и егерского полков офицеры, и отсюда Лорер, все замешаны в пагубном заговоре, я очень доволен, что их всех выкопали.
19. На счет позволения делать учения в манеже Мраморного дворца, я прошу вас доложить государю императору, что все, что мое есть, - его императорского величества, и я счастливым себя почту, если могу только в чем сделать ему угодное.
20. За милостивые, и столь лестные его императорского o величества отзывы для меня, при получении моего письма, я прошу вас повергнуть меня к стопам его императорского величества со всеподданнейшей моей благодарностью и доложить, что я в полной мере оные чувствую, и верхом моего счастья будет заслуживать таковую ко мне милость.
Собственноручно на фр. языке (перевод)
21. По воле государя императора и в силу повелений, сообщенных по этому поводу графом Грабовским, я облечен властью, так сказать, вполне диктаторской, чтобы начать следствия в этой стране (Польша), по показаниям князя Яблоновского. Вы поймете сами и я попрошу вас обратить внимание его императорского величества на то, что положение мое в этой стране становится весьма щекотливым и весьма трудным.
Желая только повиноваться, и, применяясь к инструкции, данным мне покойным благодетелем моим на счет этой страны и возможного в ней образа действий, мне казалось полезным назначить здесь, по примеру Петербурга, следственную комиссию, - направление и наблюдение коей остается под моим личным надзором; а так как между лицами, которых комиссия будет призывать, вопрошать и даже арестовать, могут быть подданные империи и королевства, а также и русские, то я назначил членами комиссии: гг. Новосильцева, Куруту, Кривцова, Колзакова и Моренгейма.
Русскими членами: графа Замойского - первоприсутствующего сената, Соболевского - министра юстиции, графа Грабовского - министра духовного ведомства, Гаузе - военного министра, воеводу графа Грабовского и графа Раутенштрауха - секретарем.
Тут вы найдете людей разных цветов, разных убеждений, и все они облечены общественными должностями. Их образ действий снимет с них личину и заставит умолкнуть толки и сплетни света; тогда они увидят, в чем дело, и обнаружить цель людей, противодействующих установленному порядку.
Наибольшая гласность и o наибольшее доверие к этим господам заставит их быть энергичными и казнить виновных.
Все эти подпольные следствия противны направлению и духу времени, а так как мы подчиняемся здесь конституционному порядку вещей, то все остается в смысле установленного правления более входит в строй. Сообщите мне, что вам скажет император; я не могу, по-моему разумению, лучше действовать.
Константин.
9 февраля 1826 г., Варшава
Любезный Фёдор Петрович! Из показания полковника Пестеля видно, что в числе лиц, замешанных по заговору противу правительства, он полагает принадлежащим и князя Илью Долгорукого. Я прошу вас узнать и меня уведомить: кто такой сей князь Илья Долгорукий, служит ли он и где именно?
Помета: Адъютант братца, что требовал, чтобы он подписывал (?) подобно адъютантам его величества и сие исполнил токмо по настоятельному требованию. Впрочем, по делу ничего серьёзного не представляется. Долгорукий находятся на службе и ведет себя прекрасно.
15-го февраля 1826 г., СПб.
Князь Илья Долгорукий находится адъютантом при братце вашем великом князе Михаиле Павловиче.
Он, подобно бывшим адъютантам его высочества, что ныне флигель-адъютант Перовский и Кавелин, принадлежал к обществу «Зеленой книги»; но сии тотчас и в свое время сами собой подали письменные о том объяснения, чего Долгорукий не учинил; почему государь, посредством его высочества, потребовал от него таковое.
Долгорукий давно уже от сообщества удалился; с тех пор служил и служит отлично и прекрасно, и по делу ничего важного о нем не открывается.
Опочинин
12 (24) февраля 1826 г., Варшава
Любезный Фёдор Петрович! Скажу вам теперь, что комитет, о котором я вас предуведомлял в прошедшем письме, я учредил здесь, по предоставленной мне власти государем императором действовать неограниченно, на счет открытий тайных обществ, начал свои заседания с прошедшего понедельника.
Об арестованных, по cиe время, лицах препровождаю при сем список; далее кто будет, буду вас уведомлять. О сю пору, при всем неутомимом старании и изыскании комитета, ничего еще не открывается между поляками, как nationalite.
Cиe самое поставляет меня в обязанность повторить еще вам, что я уже и писал отчасти, что надобно войти в тонкость всех обстоятельств и поводов, которые были даны полякам питать в себе этот дух.
Я их нимало не защищаю: пускай, что угодно будете с ними сделать; но долг мой есть поставить на вид всю истинную правду и обстоятельства, который мне ближе всех известны, ибо и мое положение, в теперешнее время, на счете сего весьма есть критическое.
Покойному государю императору, угодно было не только дать им питаться надеждою, но десять лет сряду словами и деяниями своими вкоренял и внушал в них сию мысль; и посему самому, что же мне оставалось делать, как исполнять волю государя и с оною сообразоваться.
Я поставляю вам в свидетели: Василия Сергеевича Ланского, который теперь в С.-Петербурге, и Николая Николаевича Новосильцева, что я им говорил тогда, когда первые дошли сюда слухи на счете восстановления царства польского, что, по-моему бы лучше прислать сюда губернаторов и вице-губернаторов, и даже поименовал таковых.
К открытию первого сейма, бывшего в 1818 году, я ничего не знал, какая приготовляется речь; статс-секретарь Каподистрия, в то время, на счет оной мне сказал: - Посмотрите, что будет. Она не только на одну Польшу, но на Россию и на всю Европу сделаете влияние.
Я также поставляю в свидетели его императорского высочества великого князя Михаила Павловича, бывшего во время сейма в Варшаве, в 1818 году, что, приехавши с государем императором от развода, когда мы входили с ним по круглой, лестнице в его комнаты, я осмелился его императорскому величеству отвечать на счет его предположения и представительного правления. На что государь император даже с некоторым гневом изволил мне отозваться.
Потом, во всех случаях, изволил мне всегда твердить: Разве ты не понимаешь, что не им дают вместо желтых красные воротники, а вам - вместо красных желтые.
Сверх того, во всех польских губерниях, присоединенных к России, государь император изволил назначить губернаторов и вице-губернаторов из поляков; впоследствии для всех сих губерний мундиры даны были с малиновыми воротниками, и наконец, во время последнего пребывания в Варшаве, всего литовского корпуса генералам, адъютантам и другим чинам, вместо красного цвета, приказал иметь на воротниках и прочем обмундировании малиновый, и даже угодно было, чтобы и шитье генеральское на мундирах было бы золотое, но такое же самое, как у польских генералов, - я уже упросил его императорского величества оставить прежнее; и в доказательство сего, что его было такое намерение, верно цель и хранится еще в гардеробе, в С.-Петербурге, воротник генеральский, который он приказал сделать на образец с шитьем золотым на малиновом сукне по образцу польского.
Словом сказать, государь император не только во всех своих речах к сеймам бывшим и действиях, но даже в разговорах во многих случаях с польскими, как статскими, так и военными чинами, откровенно изволил изъяснять свои на счет их намерения; следовательно, что же мудреного, что у них вскружились головы на чувствах nationalite.
Им сие беспрестанно внушалось, они привыкли к сей мысли и полагали, что сие есть положительное; винить же их за это, кажется, не можно. Кто бы такой, будучи на их месте, не пожелал сего? В них эта мысль общая, разве всех их можно за оную истребить?
А между тем, они хвастаются и весьма дорожат тем, что у них с самых древних времен, даже в истории нет примера, чтобы были в Польше цареубийцы. Впрочем, я повторяю вам еще, что я далек от той мысли, чтобы защищать виновных поляков; но только долг истины и обязанности моей побуждает меня все сие объяснить и просить вас доложить его императорскому величеству: не благоугодно ли будет обратить особенное свое на оное внимание.
Речи на сеймах, при открытии и закрытии государем, препровождаются при сем. Они служат доказательством моим словам. Многие думали и думают, что это воля государя, чтоб готовить умы. По прочтении оных речей, прошу вас возвратить их ко мне.
Собственноручно: Еще же им кружит головы Финляндия и ее соединение в одно. Vous n'avez qu'a juger vous meme de ce qui en est. Ne m'oubliez pas. Tout a vous de coeur Constantin.
Список лицам, арестованным по распоряжению комитета, учрежденного для изысканья тайных обществ:
- Граф Солтык - сенатор, кастелян царства польского.
- Гржимало - рекетмейстер в государственном совете царства польского.
- Плихта-секретарь в канцелярии оного же совета.
- Кжуховский - библиотекарь сего же совета.
- Дембек - каноник, начальник типографии, употребляемой правительством.
- Прондзинский - подполковник польской квартирмейстерской части.
- Кржижановский - подполковник лейб-гвардии польского конно-егерского полка.
- Мицельский - адъютант его императорского высочества цесаревича, оного же полка капитан.
- Малаховский (Густав) - сын сенатора, каштеляна царства польского; он служил прежде чиновником в государственной коллегии иностранных дел.
- Делевель - сеймовый посол станиславовского обвода.
Всенижайше представляется при сем, на благоусмотрение его превосходительства Фёдора Петровича, конституция вновь открывшегося тайного общества, от принятого в члены оного, но еще не присягавшего, гоффурьера 11-го класса Беляева, и им опробованная во всех ее отношениях (конституция в бумагах отсутствует).
12 (24) февраля 1826 г., Варшава
Любезный Фёдор Петрович!
1. За доставление биографии г-на Булатова (полковник, декабрист, хотел стрелять в Николая Павловича) благодарю вас, и при сем случае скажу, что видно Всевышней деснице угодно было защитить своею благостью нашего государя императора от злодейского его предприятия.
2. За обещание присылать подобные биографии и прочие сведения, и за уведомление о разговорах и суждения, какие на счет меня происходят, также весьма вас благодарю.
3. Я получил от его императорского высочества великого князя Михаила Павловича книгу, о которой вы во мне пишите "Описание всех частей света", изданную в 1808 году, от главного управления училищ для обучения юношества; и отвечал на оное его императорскому высочеству, что теперь выходит 20 лет, как книга издана, а Кюхельбекер мне говорил, что ему 29 лет от роду; следовательно, было тогда ему 9 лет, и что, наконец, после таких правил, какие старались вперять с младенчества в юношество, мудрено-ли, что много есть подобных Кюхельбекеров. Константин.
Собственноручно: Скажу вам, что когда я, следуя, как вам известно, постоянно правилам просвещать Беляева (см. выше), объявил ему о содержании статьи, помещенной на странице 55 в книге, доставленной ко мне его императорским высочеством великим князем Михаилом Павловичем, изданной в 1806 году от главного правления училища, - он сему никак верить не хотел, полагая, что я это для него выдумал; но когда я сказал ему и прочитал печатное, то он, изумившись, вдруг самым серьезным тоном сказал: - Это надобно перепечатать.
Примечание. Вот та страница, которая обратила на себя внимание великих князей Константана Павловича и Михаила Павловича: Вольными государствами они называются только потому, что не от единого зависят; впрочем, жители сих вольных государств также подчинены законам, как и в единоначальственных державах.
Государства, которых глава имеет титул императора или короля, называются или империей или королевством, а одним слово державой или царством.
Однако есть монархические державы, которые суть токмо герцогства, княжества и проч., и правители их не называются монархами, хоть и монархически правительствуют, ибо монархами именуются только императоры и короли.
Ежели повелитель не следует законам в употреблении своей власти, то называется деспотом, а ежели употребляет свою власть к угнетению, насильствию и жестокостям, то называется тираном, то есть, утеснителем.
Но как ни один народ не желает иметь утеснителя, то и нет деспотии и тирании на праве основанных. (Из книги А. К. Гаспари "Описание всех частей света", Саб. 1806, см. стр. 55).
16-го (28) февраля 1826 г., Варшава
Любезный Федор Петрович!
…
15. На то, что государь император изволит часто шутить с вами, и, между прочим, говорит, что когда составится у нас конституционное правление, то назначит вас оратором…(?), о чем и приказать изволил вам мне написать, - я прошу вас доложить его императорскому величеству, что сомневаюсь, чтобы вы были готовы ораторствовать в представительном правлении; а не лучше ли будет употребить на сие Беляева? Он уже к тому готов и в подкрепление вытвердил и ту 56-ю статью из книги, вам известной, которую его императорское высочество великий князь Михаил Павлович изволил ко мне прислать.
…
19-го февраля (3 марта) 1826 г., Варшава
Любезный Федор Петрович!
…
2. Крайне сожалею о нездоровье государя императора; прошу Бога, дабы он сохранял столь драгоценное для нас его здоровье; я весьма обрадован был, что ему сделалось гораздо лучше.
3. На счет того, что государь император изволил приказать вам мне написать, что он вынужден нашелся переменить Шульгина, который, кроме глупости, ничего не делал и пил, а теперь утешает себя тем, что распускает повсюду слухи, что он потому, якобы удален, что несет на себе особенные мои милости; я прошу вас доложить его императорскому величеству, что Шульгин мужик был добрый, а что начал пить, то это новое; за ним прежде сего не бывало.
Что же касается до оных слухов, то я уверен, что никто не может усомниться в моей непоколебимой преданности к государю. О Княжнине же, который на место Шульгина поступит, скажу мое замечание, чтобы не вышло у него "битье и палки", ибо он был всегда драчун.
4. Я очень рад и душевно благодарен за искреннее участие, которое его императорское высочество великий князь Михаил Павловичи изволил принять, услышав ответ одного из заговорщиков, что не имели они никакого соотношения с литовским корпусом, ибо им известен был дух, поселенный в том корпусе, который совершенно противен образу их мыслей.
К сему присовокупляю, что за всех вообще отвечать нельзя, но, впрочем, совершенно уверен во всех войсках и начальниках частей, под командой моей состоящих; им нечем другими заниматься, как службою, и, благодаря Бога, о сю пору все в порядке и благополучно, и хотя на Лунина, как вы знаете, и говорили, но по сиe время ни малейше ничего не оказывается; а притом, ежели бы он и осмелился что предпринимать, то я уверен, что не имел бы здесь успеха, не нашел бы себе товарищей.
5. Вы пишите, что его императорское высочество великий князь Михаил Павлович изволил вас удостоить приглашением с собой к смотру лейб-гвардии московского и гренадерского полков, и что вы людей оных нашли, как агнцев, ожидающих решения своей участи и на лицах их изображено было, с каким усердием они желают загладить свое преступление; и совершенно с вами в том согласен, и верно вы вспомните, когда вы были здесь 6-го января на водоосвящении, и когда проходили взводы, то я вам, показывая на оные, сказал, что не грех ли таких почтенных людей приводить в несчастное заблуждение?
Вы уведомляете, что прибыл флигель-адъютант граф Строганов с известием, что тело покойного государя императора уже выступило и что представить себе не можно, с каким восторгом трогательным и благоговением священные останки его величества всеми состоящими встречаемы и препровождаемы бывают.
Матушка изволить мне о сем же писать. Я совершенно уверен в преданности и усердии всех сословий, и хотя, к крайнему сожалению, бунтовщики сделали навсегда пятно своим братьям-дворянам, но отнести сего ко всем нельзя и, по пословице, в семье бывает не без урода.
За доставление биографии Якубовича (Александр Иванович), благодарю вас. Это такой злодей, которого имя без омерзения нельзя поминать. Вы есть фамильный секретарь, а Кривцова я называю теперь фамильным же унтер-секретарем. Жена благодарит вас, и графа Модена, за ваше к ней напамятование. Она теперь нездорова, простудясь на днях, но надеюсь на Бога, что скоро будет опять здорова.
Навсегда вас любящий Константин
#librapress
