Булькает на печке гаёховый суп, разнося по избе ароматы копчёных рёбрышек, а за окошком синеет солнечный день, в котором первопуток по ночному снегопаду проложила пушистая рыжая гостья, поселившаяся где-то поблизости от запаха моего жилища.
Я же с рыжухой Маней ухожу далеко за свои владения, туда, где широко вышагивают по глубоким снегам в поисках самых сладких ивовых прутьев лосиные караваны, да осмелев без лисьего контроля, катаются по полям, не путая следов, заячьи комки.
Обрадованная воле, Манька отбегает вперёд, то и дело оборачиваясь, выглядывая, не в кармане ли моя рука - в том, из которого я достаю вкусняшки, требуя от неё исполнения наук.
Хитрю, отвлекая её внимание, и отдаю команду в самый неподходящий для Мани момент. Бежит, хвалю, подбегает, садится и ждёт, терпеливо слушая привычное "молодец", когда угощу сыром.
А кругом такая красота! Шапки снега, рассевшиеся на ветках, оказывается не такие уж и тяжёлые - не знавшие оттепели миллиарды снежинок в них, будто зацепились друг за дружку узорными краишками и просвечивают на солнце.
Приношу домой ещё один букет - ольховым веткам с шишечками и серёжками досталась старинная плетёная ваза, лет которой даже больше, чем мне.
Пёрышки-бабочки порхают по стёклам, обрамляя картинки деревенского дня.
Меня многие спрашивают, почему я, работая в оконной компании, так и не поменяла окна в доме. А вот не хочу! Мне легче дышится с деревянными рамами и веселее смотрится на мир.
Волшебница зима! Еду к родителям, чтобы проведать и отвезти продукты, и не могу удержаться - останавливаюсь, не взирая на морозину, и скачу с фотоаппаратом по сугробам обочин.
И снова чувствую звон тишины. Редко, но так случается, когда в абсолютнейшей тишине любое неслышимое уху действо обретает звук.
Безмолвно бликует изморозь на солнце, и вдруг одна искринка игриво блеснёт, словно подмигивая тебе, и в тот самый миг ты слышишь хрустальный треньк... или тронь пальцем ветку и смотри, как осыпаются пушинки... смотри и удивляйся - тишина ведь, а треньк... треньк... треньк...
А ещё гляжу сквозь придорожные кусья на знакомую опушку и вспоминаю, какой она была осенью.
Каждый кустик красовался ярким цветом, а нынче сплелись они чёрными ветвями, утратив индивидуальность,и торжествуют над ними боярским убранством ёлки, будто отыгравшись за свою вечнозелёность.
Голубой да синий бывает таким бездонно-глубоким на перепутье зимы и весны, и тем праздничнее такие картины сейчас, когда зима ещё не надоела.
А по прогнозу впереди теплуха, и я уже начинаю скучать по звёздам, что с каждой минутой, крадущей дневной свет, мерцают всё ярче, рассевшись возле располневшего месяца, каждая на своём месте.
Что ни говори, а настоящая зима именно та, в которой, забегая и выбегая из дому только одно и можешь сказать: "Ууух!"
А ещё я, кажется, довязала наконец Морошковый плед - осталось по одной стороне пройтись кориховой строчкой, искупать в баньке, отпарить и можно выбегать форсить!
И не могу налюбоваться на мотивчики следующего пледа - Сыроежкин даже в расфокусе манит к себе!!!
Ооооооой... у меня тут, как в том Простоквашино! Только я солнышко поймала, вазочки на полку спрятала, уселася статью писать.... кааааак....
Шура вернулся с Маней с прогулки, та узрела вертихвостку Хрысю, что крутилась перед ней три вечера подряд, разве что язык не показывая... Нет, я Маню понимаю - хто ж этакое нахальство стерпит, если ты собака?
В общем, быстро всё было. Ну, то есть, если первую неделю Хрыся ходила, как в замедленной съёмке, то сейчас она буквально летала по столам, тумбочкам, полкам... всё падало, гремело.... следом за ней с прокрутами по коврикам бегала жаждущая сатисфакции Маня... А мы с Шурой наперебой кричали заветное "нельзя"... После трёх кругов почёта вокруг нас Хрыся вспрыгнула на дверной косяк, ища спасения на печке, а Шура успел ухватить Маню за ошейник...
Так шта, если кто моему спокойствию завидовает, выдохните)))!
Пошла в кессон за картошкой, морковкой, соленьями - буду гороховошный суп Шуре заправлять, да недельный продуктовый набор собирать.
А вы побегайте гулять!!! Пока зима не передумала!
