Главврач Ксюше не понравился, уж слишком приторный был. Ксюша видела, как материальная заинтересованность меняет людей. Она не знала, какой Юрий Семенович бывает с обычными пациентами, но, каким он бывает с пациентами при деньгах, она видела сейчас.
Он осмотрел её на кресле, задал чёртову прорву вопросов, назначил не меньшее количество анализов, порекомендовал лечь в стационар:
- Так мы проведем обследование быстрее.
- А сколько времени на это уйдет?
- Дней десять максимум.
- Мне нужна неделя, раскидать свою работу, и я готова буду посвятить себя анализам и обследованиям.
- Хорошо, тогда ждем вас через неделю. Вот моя визитка, я на связи, звоните, если будут вопросы.
- Договорились.
Ксюша спустилась по ступеням клиники, мимо памятника Снегиреву, сидящему в кресле, повернула налево, прошла мимо белого храма, перешла дорогу, спустилась вниз к Москве-реке, и неспешным шагом дошла до дома. Вот смысл ложиться в больницу, которая так близко? Ну ладно, пусть будет так.
За следующую неделю ей предстояло переворотить много дел, чтобы высвободить время для «полежать» в вип палате.
Она уже подходила к подъезду, когда ей позвонил директор по персоналу.
- Да, Ирина, что у нас плохого?
- Почему плохого? Здравствуйте, Ксения Николаевна.
- Ну, Вы же ко мне с какой-то проблемой, скорее всего.
- К сожалению, да. У водителя вашего сердце забарахлило, ложится в больницу с завтрашнего дня, принес вот больничный и заявление написал об увольнении.
- Это засада, конечно, водитель мне нужен завтра утром. Я через неделю тоже в больницу, на обследование, надо за одну неделю сделать дела двух недель.
- Вот я и хотела спросить, какие пожелания по поводу нового будет?
- Главное пожелание, чтобы он завтра в девять утра был у моего подъезда.
Ксюша помолчала немного, подумала, решила добавить:
- Чтоб Москву знал, как таксист с опытом. Мог пробки объезжать, чтоб шустрый был, схватывал сразу. И, это, чтоб опять в больницу не попал, пусть не в возрасте будет.
- Ну, у нас таксистов сейчас мало русских, в основном нерусские.
- Да плевать, найдете как оформить, даже если без паспорта РФ. Русский язык у него должен быть на таком уровне, чтоб понимал, куда ехать. У вас, получается, полдня на его поиск. А с меня премия. Так что погнали.
- Поняла, Ксения Николаевна, погнали.
Ксюша поднималась в лифте и думала о том, что Ирина Петровна была совсем другая, не как Люда. Такая, как Люда, не могла ужиться с таким, как Виктор. Это до его победы над старыми директорами они «дружили», а после восхождения Виктора к власти, ему нужен был грамотный исполнитель его повелений, а не свободомыслящий сотрудник. Впрочем, Люда ушла на хорошую должность и рулила персоналом в какой-то крупной Айти компании. Что не делается, всё к лучшему. По крайней мере, в этом случае точно.
На кухне жалюзи были подняты и солнечный свет заливал комнату, пылинки кружились в лучах. Ксюша опустила жалюзи. Пришлось включить кондиционер, такое было жаркое лето.
...
Этим летом пришлось переложить стену у домика на летнем пастбище в горах. Ливни подмыли стену, и она частично развалилась прямо во время их пребывания на пастбище.
Отец приболел, сказались старые раны, оставшиеся после войны в Чечне. Но он упрямо лечил себя сам. Когда-то, в другой жизни, он отучился на фельдшера, потом случилось попрактиковаться на войне.
Несмотря на боль в ноге, отец помогал как мог: где придержит, где совет даст.
Имран, несмотря на то, что жил в горах уже больше десяти лет, всё еще не знал многих дел, но всегда учился быстро. Вот и сейчас, у него ладно получалось укладывать камни.
На летнем пастбище был простой каменный дом: четыре стены, крыша, окно, дверь. Внутри три лежанки и печь-буржуйка, с трубой, выходящей в форточку.
Еду готовили на огне, под простым навесом, с двумя дощатыми стенами. Мать готовила на огне.
Они так и звали друг друга – Отец и Мать. Хотя, сына у них не было. Сейчас не было. Лишь старая, выцветшая фотография в доме, в ауле, напоминала, что когда-то он был. Тогда, в 1994 том, когда единственного сына, 18 летнего пацана, послали воевать в Чечню, отец пошел с ним, официально - фельдшером, а там получалось по-разному. Не углядел, не спас, всю жизнь тащит этот тяжелый камень на сердце.
Имрана он нашел на краю потока, в грязи, в крови. Телефон не работал, связи не было уже несколько дней, где-то, видимо, пострадала вышка. Сам был на коне, ехал из соседнего села, в котором закупился в аптеке, да по мелочи в магазине.
Сошел с коня, привязал его, полез в грязь. Упираясь ногами в уползающую землю, скользя от тяжести ноши, вытянул тело к дороге. Как посадил молодого мужчину на коня, не помнил. Закрепил ремнем руки под шеей гнедого, повел за поводья, придерживая тело. Парень лежал лицом на гриве, дождь смывал грязь.
Душа мужчины плакала, вспоминая боль потери, этот парень был ровесником его сына. Темнело. Дошли уже в сумерках.
Завел коня во двор, позвал мать. Вместе занесли в дом, сняли одежду, обмыли от грязи и крови, обтерли мокрыми тряпками, уложили в комнате сына, другой то и не было.
Осмотрел парня: пара сломанных ребер, вывих плеча, гематома на голове. С женой вместе плечо вправил, повязку на грудь наложил. Остановил кровь на голове, но пришлось немного обрить и наложить пару швов.
От усталости и нервов кружилась голова. Мать накапала корвалол, настояла, чтоб выпил, несмотря на протест отца. Прилег в соседней комнате.
Искать кого-то и сообщать решили завтра.
Парень был без сознания, но дышал. Мать полночи сидела рядом, следила, потом уснула.
Почему Имран? Потому что не помнил он имени своего. Имран значит жизнь. Пусть живет.
Всё будет хорошо, только не сразу.
Подписывайтесь, кто еще не с нами.
Ваша Ия.
