Устраиваются бывшие советские граждане в Америке по-разному, в особенности если попадают туда годков этак под сорок. Таким волей-неволей необходимо заново перекраивать жизнь в том благословенном возрасте, когда она ещё продолжает видеться относительно долгой, но уже успевает отлететь бесполезная шелуха иллюзий. Вроде бы ты ещё молод и энергичен, чтобы ощущать силы, но уже пидстаркуват и опытен настолько, чтобы доподлинно знать, куда следует их направить. Оно, пожалуй, и к лучшему. Ведь в здешней действительности рассусоливать некогда. Давай-давай! Только успевай поворачиваться.
Идею заключить фиктивный брак и заработать Наде подкинула её приятельница Неля – женщина необыкновенно ловкая на всякого рода авантюры. Надина землячка, лицо доверенное и даже в какой-то степени авторитетное. Очевидно, и этот разговор та затеяла неспроста, вероятнее всего преследуя личный меркантильный интерес.
– Надюха, а знаешь, сколько на сегодняшний день стоит перевезти человека в Америку?
– Понятия не имею. Да и зачем мне об этом знать? – поначалу отмахнулась Надя, абсолютно не испытывающая недостатка в собственных насущных проблемах, чтобы заботиться о чужих. Однако названная Нелей сумма не могла её не впечатлить.
– Ты это на полном серьёзе? – искренне изумилась Надя, услышав чуть ли не космическую для себя цифру.
– Вполне.
– И что, находятся желающие заплатить? – Наде на минуту стало нехорошо.
– Подруга, – уловив алчные нотки в голосе собеседницы, Неля усмехнулась, – ты безумно отстала от жизни. А она, моя милая, неумолимо движется вперёд. Ох как движется.
Теперь уже в Нелином тоне откликнулось эхом завистливое уважение к чьим-то возможностям.
– Когда у человека появляются деньги, тут же возникает естественное стремление не отказывать себе ни в чём. Да и чего жалеть, спрашивается? Вот люди и ищут, где комфорта побольше, а головной боли поменьше, и самая удобная страна для реализации подобных дерзаний – это Америка. Ты не находишь?
– Наверное, – неуверенно подтвердила Надя, бесконечно далёкая от причуд богатых людей, подсознательно прикидывая реальные шансы заполучить такой солидный куш.
– Кстати, есть у меня на примете одна состоятельная особа, подыскивающая жениха с американским паспортом, – осторожно поделилась Неля и, как актриса клубной самодеятельности, сделала многозначительную театральную паузу. – Но! Предпочитающая иметь дела с тем, кто в дальнейшем не станет претендовать на её капитал.
– В смысле? – Надя, пытаясь взять в толк конечную цель той неизвестной дамы, по-простецки полюбопытствовала: – Она хочет выйти замуж за американца или как?
– Или как, – добродушно рассмеялась Неля, мгновенно уловив, что завуалированными намёками она лишь запутает свою собеседницу. – Всё очень просто. Нужен надёжный человек в качестве паровоза. Обязательно семейный. Из наших, из эмигрантов. Чтобы, во-первых, говорить с ним на одном языке, поскольку она в английском ни бум-бум, а во-вторых, чтобы менталитет был родной, без заграничных заморочек. Моя знакомая заключает с ним брак и переезжает в Америку, а его жена и дети служат гарантией их беспроблемного расставания в дальнейшем. Как только у неё на руках окажется паспорт, деловое соглашение заканчивается. Вот он – принцип материально независимой женщины в действии: не нуждаюсь в спонсоре и не хочу им быть! В итоге расторгнутого брака мужчина-паровоз благополучно возвращается к любимой семье, а его фиктивная супруга вольной птахой – сизокрылой горлицей – летит на все четыре стороны. Но самое главное, деньги, полученные им, легальны и не обкладываются налогом, потому как они – отступные, оговоренные в брачном контракте на случай развода. Классная схема! И знаешь, почему?
Надя не нашла, что ответить, и лишь вопросительно вскинула брови.
– Бывший супруг безбоязненно высвечивает крупную сумму в банке. Это, разлюбезная моя, не кэш, который надобно ныкать в чулок и на который не купишь ни дом, ни приличную машину. Другой уровень.
– Лихо, – только и смогла произнести Надя, не замечая устремлённого на неё Нелиного испытывающего взгляда. – Лихо, – повторила она и, переварив наконец всю суть чужого замысла, с уважением добавила: – Да уж. Ничего не скажешь, продумано всё до мелочей. Мозговитая баба.
Больше этой темы приятельницы не касались, но отчего-то вроде бы никчёмная информация не осталась для Нади досужей сплетней о том, как кто-то преуспевает в жизни, и крепко засела в мозги. Хитроумная комбинация ей припомнилась на следующий день, когда, перебирая в памяти несложные детали брачной аферы, затеянной бойкой соотечественницей, она невольно представила себя и мужа её непосредственными участниками. Более того, Надя с удивлением обнаружила, что испытывает полное безразличие к факту, что её Боря, или, как говорят иммигранты в Америке, родной муж, может стать законным супругом другой, пусть даже лишь на бумаге. Она ощущала примерно то же самое, как если бы одолжила на день машину и её вернули обратно помытую и заправленную с полным баком бензина. Наверное, Надя, как собственница, инстинктивно и воспротивилась бы в первую минуту, одалживая собственную вещь, но щедрая компенсация потом стоила бы всего дискомфорта от воспоминаний, что ею пользовался кто-то ещё.
Дурные видения о спонтанном и непреднамеренном сексе между её Боренькой и его партнёршей по фиктивному браку Надю тоже совершенно не тревожили. «Дело житейское», – рассуждала она равнодушно, без отголоска неосознанного беспокойства, что не убережёт, как бесценное сокровище, мужнину верность. Надино сердце не захлёстывала мутная волна ревности от понимания двусмысленности положения, когда переступить фатальную черту мужчине легче лёгкого. Даже если он сам не польстится на дармовщинку и не станет инициатором постельного приключения, то иди знай, в каком настроении будет пребывать та богатая умница. Впрочем, подобные опасения Надю одолевали постольку-поскольку. К мужу она охладела давно, как, собственно, и Боря постепенно забыл о прежнем жгучем влечении к жене. От их трепетной любви не осталось даже привычки спать в одной кровати, а разъехаться по разным комнатам, к обоюдному согласию, не существовало материальной возможности. Дамский будуар и мужской кабинет, как приватные половины жилища, им, за неимением лучшего, заменяли отдельные одеяла, под которыми с некоторых пор каждый мирно посапывал, не касаясь чужого тела.
К чему Надя не оставалась безучастной, так это к размеру вознаграждения за услугу неведомой благодетельницы, которой так не терпелось попасть в Америку. А стоило ей только прикинуть, сколько времени потребуется, чтобы её скопить, и поразившая Надю сумма тут же выглядела намного привлекательней.
Решение обсудить с Борей не совсем традиционный для семейных пар план ощутимо поправить материальное положение созревало недолго, а когда Надя поделилась им, тот воспринял своё непосредственное участие в явной авантюре не без должного юмора:
– Меня отправляют в длительную командировку?
– Скорее, в далёкую экспедицию, – в тон ему отшутилась Надя, – за бесхозными деньгами. Не мы шорхнемся, так другие мешкать не станут и живенько подсуетятся.
– Послушай, было бы неплохо хоть на фотографию невесты взглянуть. А вдруг какая-нибудь лахудра или уродина из серии «здравствуй, ужас». Кстати, она молода или по крайней мере наша ровесница?
– Боренька, драгоценный ты мой, ну, какая тебе разница? – Надя, не встретившая ни малейшего сопротивления с его стороны, даже не оскорбилась от столь скорого согласия мужа на какое-то время уехать из дома. – Не под венец же тебе её вести?
– Как раз под венец, – съязвил Боря, но тут же осёкся, уловив в Надином взгляде скептическую снисходительность бабы в соку, давно поставившей крест на потенцию ленивого супруга. Она словно хотела его поддеть: мол, известно, какой ты свежий кавалер. Зарекомендовал себя уже, а туда же. Только и горазд, что храпеть в постели под своим одеялом.
Невеста оказалась старше Бори на тринадцать лет. Об этом поведала Неля, когда Надя ненавязчиво поинтересовалась возрастом той прыткой особы. И хоть это обстоятельство её волновало крайне мало, тем не менее открывшийся факт Надю подсознательно успокоил, хоть и вызвал оправданное недоумение:
– Послушай, а зачем ей нужно в Америку? Пенсионеркой?
– Ты за неё не волнуйся, – усмехнулась Неля. – Дай Бог и нам с тобой в такие года уметь наслаждаться жизнью, как это делает она. Да и выглядеть так же хорошо и вовсе не помешает. Возьми-ка лучше вот это.
Неля протянула сколотые в брошюру листы.
– Внимательно прочитайте, а особенно твой муж.
Очевидно, человек, чьими консультациями пользовалась Нелина шустрая приятельница, прекрасно разбирался в тонкостях американского законодательства. Надя только диву давалась, просматривая детальное руководство от анонимного автора. В нём предусматривалось всё, начиная от перечня доказательств тесного знакомства жениха и его избранницы, предназначенных для иммиграционной службы, и заканчивая инструкциями по заполнению необходимых форм, в том числе очень важной для получения так называемой визы невесты К-1. Это был настоящий документ от профессионала, съевшего собаку на браках с иностранцами. Его можно было читать как увлекательный роман. В расписанном до мелочей сценарии обстоятельно, шаг за шагом прослеживались не только чисто технические нюансы с момента получения приглашения, но и давались весьма полезные советы, как представить потом заключение брака союзом двух сердец, а не элементарной сделкой.
Перво-наперво Боре предстояло отправиться в Карловы Вары, где и должна была состояться встреча с невестой. Поездку оплачивала заинтересованная сторона, а ему лишь оставалось приобрести на своё имя билеты. Вообще, в затеянном мероприятии Борины усилия сводились к минимуму, что его, безусловно, устраивало. Поехал, встретился, засветил использование кредитной карты в отеле и прочих местах – куда проще? На аванс рассчитывать, правда, не приходилось, и ему потом оставалось заниматься тем же, чем он занимался и прежде. То есть особо ничем конкретным.
В Карловых Варах в общей сложности Боря проваландался с полмесяца. Хорошо известный и популярный среди его соотечественников курорт ему показался на редкость скучным. Не прошло и недели, как Боря почувствовал, что изнывает от тоски среди источников с минеральной водой и красот природы, окружавшей полусонный городишко. Наконец досадное однообразие досуга разбавило появление невесты. Звали её Бэлла.
Последующие несколько дней Боря только тем и занимался, что самоотверженно позировал фотографу. В разных рубашках и брюках, утром и вечером, сидя и стоя, но непременно рядом с невестой или в обнимку с ней, изображая из себя нежного воздыхателя. И Бэлла добросовестно улыбалась в объектив камеры, безропотно меняя наряды по три раза на день, благо остановилась она в той же гостинице, где зарезервировала номер для жениха. Как Боре показалось, первая встреча произвела на неё приятное впечатление, и это обстоятельство его чрезвычайно приободрило. Как он считал, и, очевидно, небезосновательно, делать дела всегда приятнее с симпатичным тебе человеком, да и получаются те тогда лучше. Боря не суетился, но с первой минуты старался быть максимально предупредительным, полагая, что в столь необычной ситуации галантность вовсе не помешает. Естественно, его усердные расшаркивания не остались без внимания.
– А вы, мой друг, джентльмен, – не без удовольствия заметила Бэлла, опираясь на протянутую Борей руку, чтобы выбраться из конного экипажа. Запечатлеть себя в фаэтоне на центральной площади рядом с колоннадой своего рода традиция в Карловых Варах, которой следуют почти все влюблённые пары. А уж готовые к браку пары и подавно традиционно фотографируются на фоне архитектурных красот в коляске с откидным верхом.
– Это и хорошо. Терпеть не могу тупых болванов, забывающих о присутствии женщины, – добавила невеста понарошку.
– Я плохо одет, но хорошо воспитан, – тут же нашёлся Боря, довольный тем, что, во-первых, его внимание оценено по-достоинству, а во-вторых, что партнёрша в таком деликатном гешефте – не примитивная жлобиха.
А в общем, Бэлла была немногословна. Не утомляла пустой болтовнёй и не выпытывала всякую чушь об Америке, не говоря уже о том, что к ней Боря почувствовал нечто вроде робости, переходящей в глубокое почтение. Да и как бы он мог воспринимать её иначе? Соотечественницу, добившуюся материального достатка, и, судя по всему, весьма и весьма ощутимого. Уж ему-то представить, сколько Бэлла положила здоровья и энергии, было проще, чем кому-либо. Немудрено, что она невольно заставила Борю думать о себе как об идеальной спутнице жизни. С его точки зрения, конечно. Супруга с такой хваткой Боре явно не помешала бы.
«Эх, и чего она не помоложе? – машинально сокрушался Боря, задерживаясь взглядом на руках Бэллы с уже проступающими на коже характерными пигментными пятнами. – Годков примерно на десять». Он критически косился на мягко очерченные контуры угадывающегося второго подбородка, как будто действительно собирался приударить за Бэллой и посвятить той своё мужское внимание. Впрочем, её возраст на Борю действовал не более чем психологически.
«Не такая уж она и старуха…»
Этот сделанный им довольно скоро неопровержимый вывод уже неотвратимо тянул за собой другой: «Наоборот, даже пикантна…»
Сознаться себе в том, что к Бэлле вполне возможно почувствовать влечение, Боре не составило великого труда, как и представить собственную безоглядную готовность с ней переспать. Наверное, именно поэтому он так пристрастно наблюдал за Бэллой, словно оправдывая свой вдруг возникший интерес к особе намного старше себя. И ещё что-то неуловимо знакомое Боря находил в ней, словно видел эту женщину прежде, но не мог вспомнить, где и когда.
Бэлла одевалась отнюдь не консервативно, но, хотя джинсы на ней лежали как литые, красиво облегая крутые бёдра, в целом она всё равно выглядела на свои года. Из-под небрежно расстёгнутой на несколько пуговиц блузки проглядывала уже дрябловатая грудь, но лицо, как ни странно, морщины пощадили и почти не тронули ни щёк, ни век.
«Пластика, – заключил Боря, непроизвольно разглядывая Бэллу во время их фотографических этюдов, – или ботокс…»
В основном они говорили о деле, а вопросов у обоих накопилось немало. Им предстояло изучить привычки друг друга, и не просто из любопытства, но быть готовыми поведать о них офицеру иммиграционной службы. Бэлла делала какие-то пометки в блокноте и не стеснялась спрашивать о вещах глубоко интимных, простирающихся от сведений, сколько раз за ночь Боря встаёт, чтобы сходить в туалет, до его сексуальных предпочтений.
– Я должен сказать правду? – стушевался он, не решаясь выложить малознакомому человеку свои маленькие тайны.
– Только правду! Голубчик, не забывайте, что в подобных конторах сидят далеко не дураки, и я плачу вам не из желания похихикать по поводу мужских фантазий, а затем, чтобы убедить официальное лицо в реальности нашего брака. Не смущайтесь. Меня ваши секреты не волнуют. Собственных тараканов хватает. Поверьте.
Намерение Бэллы во что бы то ни стало провернуть брачную аферу было очень серьёзным, и бросать на ветер слова или тем более деньги она вовсе не собиралась.
– Так что, мой дорогой суженый-ряженый, представьте, что вы на приёме у доктора. Или у адвоката, – усмехнулась Бэлла. – Это уж, ненаглядный, как понравится. В любом случае тайна врачебная или юридическая будет сохранена. Не сомневайтесь. Да… Чуть не забыла. Билетики на самолёт, пожалуйста, не выкидывайте за ненадобностью. Они нам с вами пригодятся. Так сказать, для коллекции.
Вообще, она смотрела на будущий переезд в Америку очень оптимистично, и на то существовали, несомненно, веские причины. Её документами для консульства занималось специальное агентство, предоставившее те самые бумаги, которыми так зачитывалась Надя. Сегодняшняя встреча подходила к концу, и на прощание Бэлла вдруг поинтересовалась:
– Откуда вы?
Не спроси она об этом, и, вероятно, так и осталось бы их знакомство не более чем деловым соглашением. И Боря никогда не испытал бы к этой женщине тех ощущений, которые скоро внезапно проснулись в нём и уже не отпускали потом. Наверное, в том и состоит промысел судьбы, что та не засылает нас туда, откуда не выбраться, а в неизбежности понимания собственного бессилия ей противостоять. Или в этом заключается её коварство?
Детство, проведённое в огромной коммунальной квартире, безусловно, было для маленького Бори цепью открытий. Удивительных и в той же степени ранних. Почти все его сверстники соприкоснулись с ними значительно позже. Взрослая жизнь дохнула на Борю кухонными разборками хозяек, не особо стеснявшихся в выражениях, скандалами перманентно подвыпившего соседа за стеной и многими другими неприглядными пороками социалистического общежития. Однако самым ярким впечатлением тех лет стало познание женской наготы. Но не той бесполой и отвлечённой, которую Боря видел на картинках в энциклопедии по искусству, а настоящей, живой! Наготы, поразившей воображение, от которой у девятилетнего пацана спёрло дыхание и захватило дух. Произошло это совершенно случайно, но оставило неизгладимый след уже навсегда.
Третьеклассник Боря рос общительным мальчиком. Не пакостил соседям, и те его любили, но особенно хорошо к нему относилась тётя Софа. К ней он даже захаживал в гости. Та приглашала Борю, естественно, не чаёвничать, а преследуя собственную выгоду – читать книжки её внуку Славику, пока она отлучалась по своим делам. За это культурно-просветительное мероприятие Борю награждали пятнадцатикопеечной монетой, а иногда расщедривались и на двугривенный.
Тётя Софа занимала две комнаты. Одну сама, а в другой размещались её дочка с зятем – профессиональным картёжником. Об антисоциальных занятиях молодого человека, конечно же, знала вся квартира, и Боря в том числе, как и о том, что дочка тёти Софы – махровая спекулянтка, а также на редкость ушлая баба. Об этом не без зависти судачили другие жильцы, наблюдая, как к той по вечерам частенько захаживали её разодетые клиентки.
– Покоя нет! – спьяна орал сосед-алкаш, заприметив в полутёмном коридоре очередную посетительницу. – Протоптали здесь народную тропу!
Однажды Боря, как обычно, честно отрабатывал свои кровные, развлекая чтением малыша, когда в квартире в неурочное время с большой сумкой появилась дочка тёти Софы. Убедившись, что её сынок присмотрен, и потрепав по голове Борю в благодарность за его помощь, она прошла к себе в комнату и притворила дверь.
Какое-то время Славик невозмутимо внимал Боре, читавшему ему сказку, слышанную им, наверное, уже в десятый раз, как вдруг опомнился и, вскочив с дивана, побежал к маме. Он ударил ручонками в дверь, с силой распахнув её настежь, и Боре, сидевшему как раз напротив, открылась картина, поразившая его до глубины души. Дочка тёти Софы стояла в неглиже перед зеркалом. На ней были лишь одни трусики, едва прикрывавшие зад, прекрасный, как спелый персик. Очевидно, та примеряла какие-то вещи, и в самый неподходящий момент в комнату ворвался её сын. Зеркало было большое, от пола до потолка, и в нём отражались все прелести мамы Славика. А посмотреть действительно было на что. Боря буквально ошалел от вида её роскошной большой груди с крупными сосками и расползшимися по белой коже бледно-розовыми ореолами вокруг них. Налитая, она словно тянула плечи вниз, и не существовало земной силы, заставившей бы оторваться от столь ошеломляющего зрелища.
Борю настолько потрясла увиденная близко женская нагота, что забыть эту чуть ли не мгновенную сцену он так просто не мог. Ещё долго у него в воображении возникали моментальные чёткие образы голой мамы Славика, красующейся возле зеркала, а через несколько лет повзрослевшему мальчику начали сниться странные сны, вызывающие томительно-сладостные ощущения. Боря бессознательно искал встреч с дочкой тёти Софы, и, когда ему это удавалось, он смотрел на неё мечтательным взглядом, переживая каждый раз сильное сердцебиение и ещё одно очень стыдное чувство. Ему было неловко думать о взрослой соседке, но Боря ничего не мог с собой поделать и всякий раз замирал, ожидая встретить её в коридоре или столкнуться на кухне. Специально выскакивал из комнаты, заслышав знакомый голос, и от тревожащих видений в голове ещё больше путались мысли. Борю влекло к этой женщине, но он страшился даже заикнуться кому-нибудь о тех минутах неведомого восторга, которые никогда прежде его не посещали. Страдания созревающего подростка притупились, когда его тайная любовь выехала и тётя Софа в двух комнатах осталась одна. Потом среди жильцов поползли слухи, что её зять сидит в тюрьме, а спустя ещё какое-то время Борины родители получили отдельную квартиру, и связь с прошлой жизнью в коммуне и вовсе оборвалась. Остались лишь яркие воспоминания и какая-то неподавляемая восторженность, с которой Боря уже всегда смотрел на женскую грудь.
Вопрос Борю не удивил. Да и что в том может быть необычного, когда за границей тебя спрашивают о корнях: где родился, где вырос? Тем более Бэлле требовалось знать о нём всё или почти всё.
– Одессит, – не без гордости признался Боря.
– Какое приятное совпадение! – обрадовалась Бэлла. – И где же вы жили в Одессе?
– На Фонтане, а до того, в детстве, на Госпитальной.
– Вот как? И в каком же номере на Госпитальной? – у Бэллы в глазах вспыхнул любопытный огонёк, а когда она услышала адрес, удивилась ещё больше: – И у меня там жила мама.
– Кто?
– Софья Людвиговна.
– Тётя Софа? – едва совладая с озарившей его догадкой, воскликнул Боря. – Так вы её дочка?
– Да, – растерялась Бэлла. – А вы Мусин сын? Ну и дела, – она тихо рассмеялась, а у Бори, как когда-то давно прыгнуло и замерло сердце в груди. И вдруг отчаянно застучала кровь в висках, и всё поплыло вокруг, словно он опять оказался в той комнате, в коммуне, и маленький Славик ещё раз бросился в мамину комнату, распахнув внезапно заветную дверь.
С этой минуты Боря смотрел на Бэллу уже абсолютно другими глазами, и, когда она на следующее утро предложила сопровождать её на экскурсию в замок Локет, расположенный в окрестностях Карловых Вар, ему и в голову не пришло отказаться.
– Вы, дружок, теперь мой кавалер, – улыбнулась Бэлла, заметив его смущение. – На время, – добавила она смешливо. – Надеюсь, ваша жена не будет возражать?
О Наде Боря, откровенно говоря, в последнее время подзабыл. Как раз накануне памятного разговора с Бэллой он ей позвонил, доложил обстановку, мол, всё идёт нормально, и уже более не возвращался к мыслям о доме. Думы, занимавшие его сейчас, находились на необозримом расстоянии от всего, что его связывало с Америкой. Переплетаясь с далёким прошлым и с событиями последних дней, они приобретали некие заманчиво-фантастические очертания, и присутствие Бэллы в них занимало отнюдь не последнее место.
Приглашение на прогулку Борю необычайно обрадовало. Ему уже и самому поднадоело безвылазно торчать в городе, изнемогая от скуки, и поглазеть на местную достопримечательность было бы прекрасным шансом развлечься. Тем более в компании женщины, которой Боря собирался признаться в детских ощущениях, оставшихся с ним навсегда. Он долго обдумывал, с чего начать, но в итоге не проронил ни слова, так и не решившись поделиться самым сокровенным. Боря понял, что сделать это ему будет совсем нелегко, а рассказать о своих тайных страданиях он сможет Бэлле только в постели. Она опять безраздельно занимала его существо, и стоило Боре прижаться к ней, имитируя для очередной фотографии их нежные отношения, как он тут же почувствовал, что ему распирает брюки.
«Интересно, помнит ли она тот случай, – мучительно размышлял он, пытаясь уловить во взгляде Бэллы хоть малейшую подсказку, как ему следует себя вести. – Наверняка нет. Да и что, собственно, помнить? Сопляка-соседа, нечаянно увидевшего её почти голой? Это ведь я тогда двигался мозгами и, похоже, теряю рассудок теперь…»
Под конец увлекательной экскурсии Боря, уже плохо совладая с томившим его желанием, осмелел и пригласил Бэллу в ресторан на ужин. Причём не в дешёвый гостиничный, а в «Променаду» – по слухам, лучший в Карловых Варах, где и меню на русском языке специально для богатеев из бывшего СССР. Для Бори, скуповатого и прижимистого по натуре, подобные непредвиденные расходы никак не вписывались в ограниченный бюджет, но так просто напроситься к Бэлле в гости он постеснялся. Да и позвать её к себе тоже не существовало резонного довода. На дешёвый трюк, типа заходите, девушка, на рюмку чая, она наверняка не повелась бы.
Сохранять невозмутимость во время ужина Боре с грехом пополам удавалось, но, когда, расслабленный выпитым за столом, он провёл Бэллу аж до дверей её номера, его самообладание растаяло, как утренняя корочка льда на лужице с талой водой, согретая тёплым весенним солнцем.
– Мне кажется, нам следует поближе узнать друг друга, – уже едва сдерживая себя, попытался пошутить Боря, как вдруг страстно обнял Бэллу за талию и горячо прошептал: – Дивная моя! Я мечтал о вас всю жизнь! Богиня, умоляю, не прогоняйте меня. Я просто схожу с ума.
Бэлла его не отвергла, а утром, с присущим ей врождённым юмором коренной одесситки, заметила:
– Ну, Боренька, теперь, как честный человек, вы должны на мне жениться.
* * *
Фиктивного брака не получилось. Так уж легла карта, что авантюра не выгорела. Тем не менее Бэлла успешно перебралась в Америку, как и намеревалась, и вышла там замуж по-настоящему. Её супруг в ней души не чает, проявляя немеркнущую преданность с пылом неутомимого любовника. И хотя каждый молодой любовник рано или поздно становится старым мужем, ему это пока не грозит. Тот трепетный душевный огонь, что когда-то зажгла в нём Бэлла, похоже, не угасим, как сияние полуденного солнца в зените. Правда, и она щедро посвящает ему свой сердечный жар, не уступающий живительной благодати дневного светила. Их счастье безоблачно. Почти. Но разве в чьём-то браке есть место совершенству и абсолютной гармонии? Надя одна. В её жизни произошли серьёзные перемены. Она пошла работать. Но не музыкантом или дизайнером, как представляла свою карьеру, а окончила двухгодичные курсы и, сдав национальный экзамен на получение аккредитации, устроилась медсестрой. О том, как сложилась её судьба, Надя старается не думать и жалеет лишь о том, что впустую потеряла очень много времени. С Нелей её дружба закончилась. Боря теперь женат на Бэлле и разъезжает на «Мерседесе».
