Существует множество различных художников. Есть горячо любимый мной Отто Дикс, не менее близкие моей душе Каспар Давид Фридрих и Маттиас Грюневальд, необыкновенный Эль Греко. И есть он - ХАИМ СОЛОМОНОВИЧ СУТИН. Он не лучше и не хуже других, просто он особенный.
Не стал Сутин, как его друг Модильяни, трагическим героем монпарнасских легенд - "сутулый, с короткой шеей, втянутой в плечи, с крупными чертами лица и тяжелой челюстью, как у деревянной скульптуры, высеченной топором доисторического мастера" (Мария Воробьева-Стебельская). У него были плохие зубы, взгляд исподлобья, покрасневшие веки, нервный и дергающийся левый глаз. И в общем-то он довольно туго сходился с людьми. Да и вообще был чудаковатым - часто писал голым, чтобы не испортить одежду, а на улицу иной раз выходил, накинув на голое тело пальто.
Он родился в нищей белорусской деревеньке Смиловичи в 1893 году. Детство провел в бедности, грязи, неустроенности... а потом был Париж, "Улей" и, кажется, его единственный друг Модильяни (разница между ними была разительная: Сутин - едва сводящий концы с концами, неопрятный, странный, нелюдимый провинциал, и Модильяни - обаятельный франт, декларирующий по памяти сонеты Данте).
Именно Модильяни познакомил Сутина с Леопольдом Зборовским (меценат), который придумал оригинальный способ стимулирования художников - вначале снабжал их всем необходимым, а потом на несколько дней запирал на ключ (блуд блудом, а работы должны быть по расписанию - никакого Садом и Гомора, только бизнес). И если Модильяни заточение помогало сконцентрироваться и в короткие сроки закончить картину, то Сутин принимался в ярости громить комнату.
А потом холсты, которые считал неудачными. Неистово, бешено, безжалостно. Так же, как и писал их. Есть легенда, что когда Модильяни впервые увидел, как Сутин пишет, он не смог сдержать крик - нанося краску на холст, Хаим Соломонович словно вспарывал его (казалось, что из холста текла кровь).
Львиную долю времени художник проводил в Лувре. Его манили к себе Курбе, Шарден, Энгр. Перед картинами Рембрандта он благоговел (ради "Еврейской невесты" ездил в Амстердам, а "Женщина, входящая в воду" - явный парафраз на рембрандтовскую "Молодую женщину (Хендрикье), купающуюся в ручье") и, несомненно, привлекал его Ван Гог, чье влияние очевидно.
Но, ПАРАДОКС СУТИНА В ТОМ, ЧТО, ГЛЯДЯ НА ЕГО ИСКУССТВО ВСПОМИНАЮТСЯ НЕ ПРЕДШЕСТВЕННИКИ, А ПОСЛЕДОВАТЕЛИ - Бэкон, Кунинг, Рабин.
Присмотритесь: Сутин пишет так, словно до него живописи не было вовсе! - с каким-то яростным задором первооткрывателя. Его селедки, скрюченные огурцы, тушки животных, и даже вилки чудятся истощенными, словно застывшими на картине в голодном спазме. И не мудрено, ведь все это - пища бедняков (Сутин рисовал исключительно с натуры - огромные куски мяса висели у него прямо в мастерской; они гнили и источали тошнотворный запах).
Он как патологоанатом препарирует и человека - снимает скальп, оголяя экзистенциальное чувство одиночества, несчастья, несовершенства, нелюбви. Через "безобразие" в его портретах просматривается уязвимость и незащищенность человека. Это не про страх, но про смятение.
Как он это делает? ЧЕРЕЗ ЭМАНСИПАЦИЮ САМОЙ ЖИВОПИСИ, через отказ от линеарного порядка в пользу колористического хаоса.
Посмотрите ЗА образ: СУТИН ПИШЕТ КРАСИВО! Его живопись пастозная, фактурная, динамика кисти ярко видна на холстах (вихрь, феерия, праздник живописи). Это пульсирующая острота красок и мазка, где каждый отдельный штрих имеет свою архитектонику - КРАСОТА МАТЕРИИ, независимо от того, что изображено на картине, в отрыве от самого образа (Сутин - это абстракция, Кунинг - ее крупный план).
Он эстетизирует все, независимо от предмета, и даже вопреки ему. Как Бодлер, который воспевал падаль.
И здесь, в недрах самой живописи, Сутин ОЧЕНЬ БАРОЧНЫЙ ХУДОЖНИК: жирный, неистовый, бурлящий изнутри. В слоях красочного слоя, изломанного, скругленного, пошатнувшегося, живет пульсация самой жизни, ее нерв и драма.
Сутин сформулировал устремленность к жизни через познание ее распада и гибели.
Еще одна особенность Хаима Соломоновича - он не делал рисунков, практически всегда начиная сразу работать красками (иногда намечал композицию углем). Причудливые узоры в своих пейзажах он процарапывал ручкой кисти, так же как Кокошка придавал форму краске на своих портретах при помощи нажима ногтя.
В 1922 году американский коллекционер Альберт Барнс увидел работы Сутина и умер. Шучу, был потрясен. Он приобрел сразу 50 его картин, сказав: "Сутин - более великий художник, чем Ван Гог". Особенно его поразил "Маленький кондитер" (1919) - "неслыханный, очаровательный кондитер из крови и плоти, с огромным, чудесным ухом, удивительным и прекрасно переданным" (Поль Гийом).
Ныне масштаб искусства Сутина никем не оспаривается, но в канонический вектор истории искусства ХХ века он едва ли вписывается: для модернистского контекста ОН СЛИШКОМ МОЛЧАЛИВ И СВОЕОБЫЧЕН.
"Как-то утром в сумрачном свете Иль-де-Франса я увидел перед "Похоронами в Орнане" (картина Курбе в Лувре) незнакомого молодого человека с низким лбом и блуждающим взглядом. На картины мастеров прошлого он смотрел, как верующий на изображения святых" (французский критик Вольдемар Жорж).
