Америка начала 1930-х годов представляла собой весьма мрачное зрелище. В те годы еще действовал Сухой закон, а Великая депрессия была в самом разгаре. Чуть ли не каждый второй лишился работы. Эпидемия самоубийств достигла критических пределов. На последнем этапе отчаяния лишившиеся заработка люди шли в банк.
Там они рассказывали о своих бизнес-проектах в надежде на получение кредита, но, естественно, получали отказ. У банков точно также не было денег. Истинными хозяевами жизни стали гангстеры, а главным, наиболее прибыльным источником дохода бутлегерство (нелегальное производство спиртного).
В детстве
Здесь, в небольшом городке Олбани, затерявшемся где-то на юге Америки, 23 сентября 1930-го года на свет появился Рэй Чарльз Робинсон. Отец – разнорабочий Бэйли Робинсон, мать — прачка Арета. Престижными профессии родителей не назовешь, но на что еще могла рассчитывать семья чернокожих в 1930-х? В те годы мир был строго разделен на черное и белое. Существовали не только школы для черных и белых, но также и кафе, бары, лавочки…
Бэйли и Арета вступили в отчаянную схватку с нищетой, но, как это водится, бедность одержала победу. Отцу Рэя удалось устроиться на стройку, но по окончании недели его уволили без выплаты зарплаты. Конечно, он попытался что-то сделать, но в полиции его даже на порог не пустили. Такая ситуация повторялась, раз от раза повергая новоиспеченную семью Робинсон в еще большее отчаяние. Когда Арета узнала, что беременна во второй раз, они признали свое окончательное поражение и решили покинуть, утопающий в нищете Олбани.
Они переехали к матери Бэйли, в деревню Гринвилл, Южная Флорида. Вскоре отец Рэя отправился на заработки и больше уже не появлялся. Поначалу он изредка высылал Арете чеки на смехотворно малые суммы, но вскоре и о них пришлось забыть. Единственной надеждой женщины стали сыновья. Она делала все возможное, чтобы дать им достойное образование. Они должны закончить школу, чтобы не пересчитывать жалкие центы всю свою жизнь.
«Даже среди других черных… мы были на нижней ступеньке лестницы, смотря вверх на остальных. Ничто ниже нас — только земля». (Рэй Чарльз)
Арета по двенадцать - пятнадцать часов в день стирала чужое белье, а Рэй и Джордж целыми днями слонялись по Гринвиллу. Они играли, веселились, портили жизнь и нервы соседям, — словом, вели себя так, как и положено детям.
В одну из таких прогулок по городу Рэй забежал в пустой, еще закрытый для посетителей бар Гринвилла. Это было старинное заведение, оформленное в лучших традициях Дикого Запада. Деревянная, покрытая толстым слоем пыли барная стойка, множество небольших круглых столов, а у самой стены, на импровизированной сцене, стоял огромный рояль. Он выглядел так торжественно и эффектно, что пятилетний Рэй просто не мог не подойти к нему. И вот он уже поднял тяжелую крышку рояля и нажал несколько белых клавиш. На звуки, которые даже при очень большой фантазии нельзя назвать музыкой, прибежал старый пианист Вилли. Он, вот уже без малого сорок лет, каждый вечер развлекал здесь публику игрой на рояле. Рэй с ужасом ждал того, как его отлупят шваброй за хулиганство, но вместо этого старый музыкант подошел к нему, взъерошил волосы и нажал несколько других клавиш. В тот момент Рэй услышал настоящую мелодию. Странно, вроде бы Рэй больше клавиш нажимал, но никакой мелодии не получалось. Это завораживало.
С тех пор Рэй чуть ли не каждый день прибегал в бар к старику Вилли, чтобы получить новый урок игры на рояле. Он еще не умел читать и считать, но с легкостью мог сыграть любую из популярных в те годы песен.
Великий талант обычно предполагает и великую трагедию. В случае Рэя Робинсона эта трагедия произошла рано, даже слишком рано. В 1937 году семилетний Рэй и пятилетний Джордж привычно играли во дворе своего дома. У обоих сегодня было отличное настроение. Джордж кривлялся и паясничал, что вызывало неизменные взрывы хохота старшего брата. И тут Джордж вдруг прыгнул с деревянного стола в кадку с бельем для стирки и полностью погрузился в воду, только одна нога осталась видна. Рэй продолжал смеяться, приняв это за новую шутку младшего брата, но шутка слишком затянулась. Рэй подбежал к кадке и попытался достать брата, но ничего не выходило. Он закричал, что было сил, и на крики прибежала мать. Женщина увидела своего сына в кадке, и в глазах ее потемнело от страха. Кто-то из соседей помог вытащить ребенка из кадки, но тот уже не дышал.
Арета в приступе дикой ярости начала колотить Рэя, бессмысленно вопрошая, почему он не спас брата. И вот в порыве отчаяния она сказала то, что и так уже вертелось в голове Рэя: это он виноват в смерти брата. Он старший, он был в ответе за Джорджа, но что он мог сделать?
Горе и чувство вины буквально сжигали его. Каждый день ему снился Джордж и эта кадка. Рэй просыпался и начинал плакать от ужаса. От слез мир почему-то мутнел и туманился, как будто кто-то менял фокус в объективе. День за днем Рэй видел все хуже. Его мир все больше напоминал акварельный рисунок на мокрой бумаге. Экран потихоньку мерк, и вот однажды Рэй проснулся и понял, что больше ничего не видит. Свет в его мире выключился уже навсегда. Арета побежала с ним к врачу, и Рэй был совершенно уверен в том, что сейчас ему дадут лекарство от слепоты, но никто так и не дал волшебных таблеток. Вследствие перенесенного стресса или по каким-то еще неведомым причинам у Рэя развилась глаукома, приведшая его к полной слепоте.
Рэй Робинсон погрузился в абсолютную тьму. Если раньше кошмары оставляли его с наступлением утра, то теперь ужас последнего ясного дня неотступно следовал за ним повсюду. Он казался совершенно пустым и безучастным к жизни. Утратив возможность видеть свет, Рэй будто потерял стержень, на котором держалась его личность.
Слепой, но не тупой
Чернокожий и слепой мальчик — что может быть безысходнее? Рэй Робинсон обречен был на то, чтобы жить за счет чужой жалости. Арета повсюду брала его с собой, кормила, одевала и ненавидела за то, что тот не смог спасти Джорджа.
Однажды Арета стала свидетелем того, как продавец пожалел слепого мальчика и угостил Рэя чем-то. Самым страшным было то, что ее сын с благодарностью принял помощь.
Нельзя чего-то добиться в жизни, надеясь лишь на чужую жалость. «Слепой, но не тупой», — эта фраза стала любимой поговоркой Ареты. Отныне она стала учить своего сына обходиться без чужой помощи. Рэй без конца падал, терялся в четырех стенах, плакал от отчаяния, но Арета больше не помогала ему. И Рэй поднимался. Ведь в этом и состоит секрет любого успеха: падать и подниматься.
Как только Рэй научился самостоятельно ходить по улице, он зашел в бар к старому пианисту. Тот уже и не наделся вновь увидеть своего ученика. Как только руки слепого мальчика коснулись клавиш, Рэю показалось, что он вновь видит свет. Все проблемы остались для него где-то далеко позади. Сейчас важна была лишь музыка. Он сам превратился в легкую и безысходно грустную мелодию джаза.
Через пару месяцев Арета отправила Рэя в интернат для слепых и глухих детей. Здесь он научился читать по Брайлю, записался в музыкальный кружок и до невероятных пределов развил свою память. Слепой Рэй Робинсон по вполне понятным причинам не мог играть по нотам, но он мог воспроизводить услышанное. С первого раза. Эта его способность приводила в восторг всех, кто был рядом. Однажды услышав мелодию, Рэй способен был воспроизвести с математической точностью.
Еще одним увлечением Рэя стали шахматы. Он мог играть в них часами, держа в голове все сделанные ходы. До последних дней жизни ни в музыке, ни в шахматах ему просто не было равных.
Каждое лето Рэй Робинсон возвращался домой в Гринвилл, к матери, бабушке и старому пианисту, который не уставал восхищаться таланту слепого мальчика. Вскоре возвращаться было уже некуда. Первой Рэя покинула бабушка. Еще через год умерла Арета. Известие о смерти матери застигло его в школе. Рэй так и не успел сказать о том, как ее любит, как сожалеет о том, что не смог спасти брата. Арета так и не смогла его простить.
«Я плохо помню, что это значит — видеть. Главное, что я помню, — это мама, как она выглядела. И еще я помню цвета. А видеть… Вы знаете, я вижу сердцем».(Рэй Чарльз)
Когда родные умерли, все заботы по воспитанию мальчика взял на себя старый пианист из бара, но вскоре и его не стало.
В 1947 году шестнадцатилетний абсолютно слепой чернокожий мальчик по имени Рэй Чарльз Робинсон сел в автобус, идущий до Сиэтла. С этого дня и началась его музыкальная карьера. Долгий путь начинается с первого, самого трудного шага. Этот шаг Рэй Робинсон сделал, когда вошел в один из музыкальных баров Сиэтла. Войдя внутрь, он спросил у скучающего в углу владельца бара, не требуются ли музыканты. Владелец засмеялся над неуклюжим негром в черных очках. Когда стало понятно, что он еще и слепой, смех превратился в хохот. Рэй подождал, пока мужчина отсмеется, и попросил лишь о том, чтобы ему дали возможность сыграть на пианино. Пары аккордов оказалось достаточно для того, чтобы его приняли на работу. Вскоре он со своим другом Госсади Макги и еще одним приятелем организовал свою первую группу «MacSon Trio».
Возвращаясь домой поздно ночью, Рэй случайно нарвался на отряд Ку-Клукс Клана. Он не мог увидеть ни того, что его окружило четверо человек в белых колпаках, ни ножей в их руках. Один из четверых спросил, как посмел здесь оказаться «черномазый». Рэй вполне добродушно ответил, что просто идет домой. Это вызвало приступ смеха у окруживших его людей. Отсмеявшись, один из них сказал, что сейчас они убьют его. На вполне логичный вопрос: «за что?», они ответили: «За твой цвет кожи». Воцарилось самое страшное молчание в жизни музыканта. Оно прерывалось лишь тихими звуками улицы. «Слепому совершенно не важно, какой у него цвет кожи», - ответил Рэй. Окружившие его люди больше не смеялись. Присмотревшись, они увидели черные очки, совершенно неуместные ночью, и непонимающую улыбку Рэя. Через секунду послышались звуки удаляющихся шагов, а прохожий, наблюдавший за сценой из-за угла, рассказал о том, как все происходило на самом деле. В тот раз ему сказали, что у него очень сильный ангел-хранитель. Возможно, его звали Джордж, а, быть может, Арета.
На волне
Успех неизменно следовал за ним по пятам. Каждый раз, когда Рэй слышал музыку, ему казалось, что он видит солнце. А вместе с тем, так казалось и слушателям. Гений интонации и едва уловимых полутонов, всегда преувеличенно неуклюжий и с обескураживающе открытой улыбкой. Когда он выходил на сцену и расплывался в счастливой улыбке, казалось, что он видит нечто, недоступное глазам обычного человека.
Вместе со своей группой Рэй поехал в свое первое турне, за которым тут же последовали новые гастроли. Он получал втрое меньше всех остальных, но даже здесь его умудрялись облапошить. Вместо пятидесяти долларов владельцы баров подсовывали ему пять. Слепой ведь не может увидеть, что нарисовано на бумажках. А остальных членов группы ужасно веселило то, как его надувают. Музыкант понимал, что у него просто нет другого выхода, кроме как мужественно сносить все издевки. Единственное, что он мог сделать: выставить странное правило в музыкальном райдере. Отныне гонорары ему должны были выплачивать банкнотами достоинством в один доллар. Вполне разумная просьба. Ведь так даже слепой может пересчитать заработанное.
«Мне всегда казалось, что люди хотят видеть в тебе одно из двух — или свое точное подобие, или что-то вроде скамеечки для ног, чтобы можно было держать тебя под контролем и отдавать тебе приказы». (Рэй Чарльз)
Однажды вечером перед предстоящим выступлением кто-то из коллектива, скорее, ради шутки, предложил Рэю попробовать марихуану. Ведь так весело посмотреть на то, как слепой пробует наркотики. Почти как нормальный человек. Это же так забавно. И вот Рэй Чарльз Робинсон выходит на сцену и расплывается перед зрителями в совершенно счастливой, глупой улыбке. Его пальцы касаются рояля, и он поет что-то из музыки кантри. В тот вечер ему аплодировали стоя, но, что еще важнее, впервые после смерти матери он сумел заснуть без сновидений. Ни один из ставших привычными кошмаров не посетил его. Нетрудно догадаться, что перед следующим выступлением Рэй вновь попробовал наркотики. Впрочем, тогда это еще не превратилось в настоящую проблему.
«Я принимал наркотики, потому что мне так хотелось. Бывают такие люди: если есть что-то, способное их погубить, они хотят знать об этом побольше. Вот и я такой». (Рэй Чарльз)
Слава о гениальном слепом музыканте быстро разнеслась не только по Сиэтлу, но и по всему западному побережью. Вскоре на одно из выступлений Рэя пришел представитель звукозаписывающей студии Swingtime Records, а через месяц Рэй ушел из группы и заключил свой первый контракт на альбом. Здесь он записал свои первые хиты и отправился в новое турне. Очень быстро возможностей маленькой студии начало не хватать для реализации таланта Рэя, и музыкант перешел в Atlantic Records. Решив начать жизнь с чистого листа, Рэй заодно развелся с Эйлин Уильямс, которая вот уже больше года, как исполняла роль не только подруги, но и концертного менеджера Рэя.
И вот 1952 год. Руководители студии Ахмет Эртегюн и Джерри Векслер были уверены в том, что вытянули счастливую карту, подписав контракт с Рэем (на кабальных для студии условиях, кстати говоря). Впрочем, одного только таланта для успеха мало. Нужно еще что-то. Имидж, стиль, имя и, совсем немного, удачи. И вот здесь возникла проблема. Рэй Робинсон имел собственную, неповторимую манеру исполнения, но не имел никакого представления о том, какую именно музыку хочет исполнять. Он привык играть то, что нравится публике, записывать то, что его просят. А просили обычно о том, что хорошо знают. Мелодии Рэя напоминали Синатру и Армстронга одновременно. Чего хочет сам Рэй? Этим как-то никто никогда не интересовался. Даже сам Рэй.
На студии уже начали разочаровываться в черном слепом музыканте, но Ахмет Эртегюн продолжал верить в Рэя. А это самое главное. Очень важно, чтобы рядом был хотя бы один человек, который верит в тебя. Этого вполне достаточно, чтобы добиться успеха. Ахмет предложил Рэю для начала сменить имя на лаконичное Рэй Чарльз. В те годы уже был один Рэй Робинсон, великий боксер. Зачем же путать публику? Рэй согласился. Теперь оставалось лишь найти свой стиль.
Проблемы с наркотиками
Продюсер Ахмет Эртегюн любил на досуге сочинять музыку, но никогда всерьез свое увлечение не воспринимал. Впрочем, была у него одна песня, которую он давно мечтал куда-нибудь пристроить. Настоящий хит, особенно если подобрать правильные интонации. В мире не было человека, который бы лучше Рэя владел искусством интонирования. Его музыка была буквально до краев наполнена тысячей оттенков. Эртегюн впоследствии признавался, что даже подумать не мог, что Рэй сможет записать «Mess Around» с первого раза.
«Mess Around», написанная Эртегюном, стала для Рэя пропуском на вершину музыкального Олимпа. Эту композицию крутили повсюду, а концертный график Рэя Чарльза был расписан на год вперед. И, конечно, перед каждым выступлением он употреблял наркотики, чтобы свет, которые он «видел», казался ярче.
Как известно, ни один химический препарат не способен подарить столько вдохновения, сколько дарит самый древний наркотик мира - любовь. В 1955-м году Рэй познакомился с девушкой по имени Делла и впервые по-настоящему влюбился. Девушка ответила ему взаимностью, и вскоре они поженились. Именно тогда Рэй Чарльз нашел свой стиль — музыку сердца. Он решился на отчаянный шаг и использовал в качестве музыки для своих песен госпелы. Те самые зажигательные мелодии, которые можно услышать в методистских церквях американского юга. Именно на этой музыке вырос Рэй, а музыка, полюбившаяся в детстве, остается с вами на всю жизнь. Слыша знакомую мелодию, мы возвращаемся в детство и радуемся ей точно так же, как радуемся неожиданной встрече со старым приятелем. Если раньше репертуар Рэя состоял из блюзовых баллад и кантри, то теперь их место заняли госпелы. На студии поначалу с опаской отнеслись к новой музыке Рэя. С церковью лучше все-таки не связываться. Более того, многие слушатели начали осуждать его за использование религиозной музыки, но Рэй верил в успех своей музыки. Он чувствовал, что это и есть его собственный стиль, который так требовали на студии.
«В Бога я верю твердо, но дальше этого не иду. Я не принадлежу ни к какой конфессии. Я не католик, не протестант, не баптист, не методист, не иудей и не мусумальнин — никто. И, по-моему, Бога это вполне устраивает».(Рэй Чарльз)
В 1955-м году он записал «I Got a Woman», песню ставшую хитом того года. Именно с нее и началась история нового музыкального жанра, на пару десятилетий завоевавшего сердца всех жителей Америки. Рэй Чарльз стал основателем соула, музыки сердца. Через пару лет он получил свою первую статуэтку «Грэмми» — предел мечтаний для большинства музыкантов. У Рэя Чарльза их будет шестнадцать. Абсолютный рекорд в жанре, побить который удастся лишь новому слепому гению музыки — Стиви Уандеру.
Вскоре ABC Records предложило Рэю контракт. По правде говоря, он не собирался уходить от Ахмета Эргюсона. Они давно уже превратились друзей, а уход на ABC Records означал бы потерю лучшего друга. Рэй выставил совершенно нереальные условия сотрудничества, на которые, к его удивлению, студия согласилась. Отныне слепой чернокожий музыкант, обреченный жить за счет жалости других людей, стал самым высокооплачиваемым музыкантом в мире. Даже запросы любимца мафии Френка Синатры были куда скромнее. Вскоре Рэй записал ставшие его визитной карточкой «You Are My Sunshine», «Hit The Road Jack» и, конечно, «Georgia On My Mind». По вполне понятным причинам Рэя стали все чаще приглашать выступать в Джорджии (изначально «Georgia On My Mind» посвящалась девушке с таким именем, но об этом все быстро забыли).
В 1961-м году перед концертным залом, в котором должен был сегодня выступать Рэй Чарльз, собрался митинг протеста. Когда к залу подъехал кортеж музыканта, митингующие начали кричать. Поначалу музыкант не понял, по какому поводу митинг. Протестующие просто орали: «Как тебе не стыдно выступать здесь». Менеджеры объяснили, что все дело в том, что в традиционно расистской Джорджии до сих пор черные должны сидеть отдельно от белых, места для негров в концертном зале были расположены на галерке. Узнав об этом, Рэй выставил требование: либо на его концерте черные и белые сидят вместе, либо он не будет выступать. Сенатор штата, собиравшийся посетить концерт, узнав об этом требовании, буквально позеленел от ярости. Он приказал Рэю убираться отсюда и запретил въезжать на территорию штата (по другой версии официального запрета на въезд в штат не последовало, но, так или иначе, в течение последующих двадцати лет Рэй Чарльз не выступал в родной ему Джорджии).
В мире тогда не было более популярного музыканта. Тысячи фанатов, миллионные гонорары, которые уже при всем желании, невозможно было бы выплачивать купюрами достоинством в один доллар, новые наркотики и бесконечная череда любовниц. Кто сказал, что слепой музыкант должен быть примером порядочности и доброты? Нет. Он был самым обычным человеком, которому очень хотелось вновь и вновь видеть иллюзию света. Поначалу для этого требовались «легкие» наркотики, а затем уже кокаин и, чуть позже, героин. Впрочем, даже героин уже перестал давать нужный эффект, но прожить без наркотиков он больше не мог. И вот сейчас это уже начало превращаться в проблему. Музыкант похудел, осунулся, стал болезненно рассеянным, без конца нервно чесал шею и путал слова своих песен. На студии давно заметили перемены, и изо всех сил старались скрыть от журналистов истинные причины странного поведения любимого исполнителя.
Долго так продолжаться не могло. Вскоре Рэя в первый раз арестовывали за хранение наркотиков. Рано или поздно это должно было случиться. Тогда удалось отвертеться, сославшись на неправомерность проведенной процедуры ареста, но уже через месяц история повторилась. Рэя выпустили под залог, но срок ему грозил серьезный. Это заставило, наконец, его задуматься о будущем. Тюремный срок мог лишить его единственного, что придавало смысл его жизни, того, благодаря чему, он когда-то видел иллюзию света, — музыку.
Суд проявил снисхождение к популярному певцу и в качестве наказания обязал Рэя пройти принудительный курс лечения от наркомании. Певец серьезно отнесся к этому. В клинике ему предложили заместительный препарат, способный избавить его от мучений, связанных с прекращением приема героина, но Рэй Чарльз отказался от метадона. Пережив критические несколько дней, он начал потихоньку приходить в себя. Целыми днями он играл в любимые с детства шахматы, но даже не подходил к пианино. Ему делалось страшно от мысли, что без наркотиков он больше не сможет писать такие же успешные песни. Потребовалось больше года, прежде чем Рэй Чарльз вновь пришел на студию звукозаписи. Опасения не оправдались. Он пел по-прежнему гениально, используя тысячи недоступных миру зрячих интонаций и оттенков голоса.
Выписавшись из наркологической клиники, Рэй Чарльз, наркоман с двадцатилетним стажем, больше никогда не прикасался к наркотикам. Призрачная надежда вновь увидеть свет солнца не покинула его даже тогда. Наслушавшись в клинике рассказов о новых технологиях восстановления зрения, Рэй несмотря на уговоры врачей, объявил о поиске донора для пересадки глаз. Но ни один врач не согласился взять на себя такую ответственность. Шансов на успех операции по пересадке глаз не было никаких. Рэй Чарльз утратил возможность видеть в детстве, зрительный нерв давным-давно атрофировался, но музыкант отказывался признавать свое поражение. Лишь долгие разговоры с бывшей женой и верным другом Деллой, заставили его отступить. Рэю оставалось довольствоваться музыкой. Ведь каждый раз, когда он выходил на сцену, его мир делался ярче. И каждый раз он счастливо улыбался, а зрителям казалось, что он способен видеть нечто, недоступное их глазам.
Georgia On My Mind
В 1979 году, спустя почти двадцать лет после роковой отмены концерта, Рэя пригласили в Джорджию. Для того, чтобы спеть «Georgia On My Mind», песню, которую новый сенатор постановил сделать гимном штата.
На протяжении без малого пяти десятилетий Рэй Чарльз оставался любимым музыкантом Америки, а заодно и самым высокооплачиваемым. Череда жен и любовниц, двенадцать детей (официально признанных), с десяток домов в одном только Беверли-Хиллз… Его мама и брат могли бы им гордится, но им так и не довелось увидеть сына на вершине успеха. Рэя так и не оставили кошмары, преследующие его с детства, но каждый раз, когда он слышал музыку, страхи отступали. Ведь нет более искреннего искусства, чем музыка. Книги способны заставить тебя думать, художественное искусство, недоступное Рэю, способно впечатлить и удивить, но только музыка способна обратиться к твоему сердцу, затронуть самые тонкие струны души.
«Я знаю, что многие со мной не согласятся, но я считаю музыку самым великим искусством из всех, и точка. Знаю, что те, кто занимается кино или писательством, скажут: “Рэй, ты просто свихнулся!” Но я все равно считаю, что музыка — самое великое искусство». (Рэй Чарльз)
В 2004-м году глубоко больной раком печени Рэй Чарльз продолжал ездить на студию звукозаписи. Он уже с трудом передвигался и совершенно не мог петь. Тогда он стал приходить сюда и просто слушать музыку, ту самую музыку сердца. Однажды у него уже не хватило сил, чтобы доехать до студии. И тогда Рэй Чарльз включил у себя дома старую пластинку с любимыми песнями и закрыл невидящие глаза. Кошмары больше не тревожили его. Рэю казалось, что он вновь видит солнце.
