Что касается меня, то я ничем столько не занимаюсь, как этим [хорошим поведением], и вместо того, чтобы волю давать, как ты думаешь, я [выступаю] за это, верно, гораздо строже многих наших товарищей: за всякий разбой или кражу у меня гонят через строй неминуемо. Что не позволяю офицерам бить солдат по учению или без учения, ни за что, по своевольству - это правда; но не вижу отчего это может быть вредно; обыкновенно, где дерутся и без причины, там за настоящие преступления мало в пропорции взыскивают. Солдат, который ждёт равно наказания за разбой и за то, что он не умел хорошо явиться вестовым, привыкает думать, что и грехи эти суть равные.
Посылаю при этом тебе экземпляр тех правил, которые мной выданы в дивизию для обхождения с низшими чинами: на досуге прочти и увидишь, что предмет оных больше в том, чтобы настоящие вины всегда были строже наказаны, нежели что-либо другое. Пощёчины дурного солдата не исправляют, а хорошего портят. Сверх того, я вынужден был завести это в своей дивизии и, между прочим, статьи о денщиках, потому что до меня в некоторых полках делались ужасные вещи: в одном полку так вошло в приятную привычку драться, что два капитана, рассердившись на прапорщика, дали ему 200 палок, и когда я за это взялся, то прочие офицеры хотели спасти этих двух капитанов и уверили меня, что один из них был лучшим офицером в полку.
Мнение твоё мне слишком дорого, чтобы я равнодушно видел твоё заключение. Сделай милость, ежели мне не веришь, то и другим вдруг не верь. Подожди, пока сам не разберёшь, что у меня делается, и ежели увидишь, что в самом деле у меня распущенная дивизия, то я виноват; но льщусь надеждой, что ты найдёшь противное. То, что я завёл в целой дивизии, уже 5 лет в Наврском полку делается, и я ручаюсь, что этот полк ещё смирнее прочих стоит на квартирах; напротив того, больше шалит 6-й егерьский, где Глебов бил до смерти всех без разбору и без причины. Я всегда думал себе, что ежели по опыту найду, что военная служба без пустого и без резонного бесчеловечия существовать не может, то я в ней не слуга и пойду в отставку; но чем больше я видел, тем больше уверился, что строгость нужна только за настоящие вины, а не по педантству или капризам, что в этом случае она только унижает солдат и совершенно уничтожает всякие амбиции и усердие.
Конечно, я не так опытен, как ты и многие другие; но чтоб я совсем не был опытен, потому что молод - это пустое. С 1803 года и вот 13-й год я беспрестанно в походах, кроме одного 1808, что я жил в Петербурге; и кто в это время не научится, тот и за 30 лет ничего не узнает. Я уверен, что могу считаться гораздо опытнее, нежели какой-нибудь Бюлов, которому 70 лет и был он всего в двух кампаниях. Мы ещё обо всем этом поговорим с тобой, когда увидимся. Извини, что столько написал; но мнение твоё мне слишком драгоценно, чтоб я мог равнодушно видеть, что, не услышав моего оправдания , ты поверил первому, который про меня тебе насказал.
