Оля влюбилась до самозабвения. Именно так, как бывало лишь в ранней юности - до полной утраты ясности сознания. Хоть и тридцатилетний юбилей отгуляло давно. В голове ее отныне звучало одно лишь имя - Эдуард. Эдичка.
С возлюбленным Оля познакомилась в театре. И Эдуард был там таким импозантным - в шейном платке и с биноклем, что Оля голову потеряла в один момент. Смахивал он на сказочного кайзера. Поджарый, белозубый, бородатый, с ранней сединой и аристократическим профилем. И манеры еще.
И кайзер тоже Олю, конечно, сразу заметил. И улыбнулся тепло. И повел ее в буфет. А потом проводил до самой двери Олиной квартиры. И все время крепко держал за руку. А уже на следующий день пригласил в ресторан. И на романтическую прогулку на теплоходе “И. А. Крылов”.
И все закрутилось у них восхитительно. Эдичка сыпал дивными комплиментами. Называл Олю средоточием добродетели и лучом света на жизненном пути. Губы твои, говорил Эдуард, сущее вино. А голос - журчащий ручеек. А пахнешь яяяк… И целовал ей розовое ушко. Грел дыханием озябшие лапки. Смотрел на Олю пронзительно - у нее колени аж подгибались и душа улетала в поднебесные дали.
Безумствовали!
И Оля была так счастлива, как никогда в жизни ранее. И уже видела себя и Эдичку на склоне лет - с прекрасными детьми и внуками, празднующими за дубовым столом в фамильном замке золотую свадьбу. Она - в турнюре, а он - в пышном жабо. Везде канделябры.
Но потом Эдуард внезапно пропал. И его не было с неделю. Оля тогда буквально сошла с ума от горя. И даже хотела уйти в монастырь навсегда - уже собирала вещи. Но Эдичка внезапно объявился. Пришел к ней с потемневшим лицом и мятых брюках.
- Милое мое солнце лесное, - сказал Оле тогда возлюбленный, - молодая жизнь моя, к сожалению, покатилась под откос. Первый удар - меня вероломно предал партнер по бизнесу. Этот партнер был лучшим мне другом со времен беззаботного детства. С пеленок называли друг друга родными братьями. И этот негодник, присвоив совместные наши капиталы, бежал в Грецию. Такой вот плевок в душу. Я хотел стреляться. Денег мне этих не особо жаль - я удачливый делец и заработал бы еще, а вот предательство натурально подкосило мой стержень.
И Эдуард страшно зарыдал. И долго держался за грудину. Отдышавшись, продолжил.
- Но и это еще не все, - прохрипел он, - в моем еще довольно молодом организме нашли хворь. Ужасную и мало изученную отечественной медициной хворобу. Побороть ее могут только немецкие светилы здравоохранения. Наши - увы и ах - только скорбно всплескивают руками. Операция требуется наисложнейшая. С последующей длительной реабилитацией в Баден-Бадене. Все это, конечно, запредельно дорого. А партнер бежал в Грецию...
И надеяться отныне Эдику особо не на что - он уже настроился на безрадостную загробную жизнь. И только лишь умоляет милую Олю помнить его любящим и живым.
- Прости, - прорыдал Эдуард, - за наших нерожденных детей и внуков.
И осел на пол в прихожей безвольным картофельным кулем.
Оля так испугалась, что и сама сознание потеряла на пару часов. Утратить Эдичку было бы чудовищно несправедливо и больно.
Чуть придя в себя, она судорожно кинулась в банк - за ссудой. Банкиры прониклись бедой и ссуду выдали. Объявили: платите десять лет и треть своей зарплаты. Под залог недвижимости. Но чего не сделаешь ради любви? Каждый бы и раздумывать тут не стал.
Перед отъездом в Германию дорогой Эдик вдруг вновь стал очень грустным. И безутешно рыдал в подушку ночами. И сквозь стоны однажды признался, что имеет небольшой грех молодости. Сына Васю и дочь Люсю. И мать этих детей затребовала алиментов на потомков. Несмотря на все его трагические обстоятельства. Эдик, как порядочный человек, ранее платил алименты всегда очень тщательно, но в связи с обманом партнера и неведомой болезнью, платежи временно прекратил. А мать потомков - равнодушная и жестокая женщина - грозится судом. И тогда заветная Германия помашет ему рукой. А впереди - лишь загробная жизнь.
Оля этим внезапным потомкам немного, конечно, расстроилась. Но и поняла Эдика. Кто из нас не делал в молодости грехов? Пусть этот человек кинет в Олю камнем.
И она кинулась к родному отцу: помогайте, старче. Беда на пороге. Выдайте мне чуток “гробовых”. Знаю-знаю, есть у вас кубышка на этот драматический момент. А папа Олин денег не дал. Историю про Эдуарда внимательно выслушал и у виска пальцем крутить начал.
- Желтый дом! - кричал, - натуральный желтый дом!
Очень неистовствовал. Аж сам расхворался.
Тогда Оля по знакомым, кончено, побежала. И наскребла сумму потомкам алиментов на полгода вперед. И настряпала Эдичке в дорогу кулебяк. И не спала всю ночь перед отлетом - считала седые волоски у него в бороде. Вглядывалась в любимое лицо. Молилась всем богам.
Утром ее Эдуард отбыл. Очень умолял не провожать его в путь - лишние слезы это. И вовсе не факт, что он, видя чрезмерные страдания любимой, не задержится и не откажется от Баден-Бадена.
И Оля, рыдая и вновь теряя сознание от горя, Эдичку отпустила. И с надеждой, и болью принялась смотреть в голубой небосвод - ждать его возвращения.
