Об этом поэте знают те, кто точно имеет представление о деятельности имажинистов. Он, постоянно отходя от литературного течения, и получил от своих соратников прозвище "блуждающая почка имажинизма".
Рюрик Ивнев (Михаил Александрович Ковалев) родился 11 февраля 1891 года в Тифлисе в революционно настроенной дворянской семье. Его отец, Александр Самойлович Ковалёв, был капитаном русской армии и служил помощником военного прокурора Кавказского Военно-Окружного суда. Мать, Анна Петровна Принц, происходила из голландского графского рода.
В 1900 году будущий поэт поступил в Тифлисский кадетский корпус, после окончания которого в 1908 году переехал в Санкт-Петербург, где поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского Императорского университета, но вскоре был вынужден перевестись в Москву. Перевод был связан с недовольством его сотрудничеством с большевистской газетой "Звезда». В 1913 году Ивнев окончил юридический факультет Московского университета . Служил чиновником Госконтроля.
Еще ранее, в 1911 Ивнев решился показать Александру Блоку свои стихи и прозу. Но получил совсем не то, что ожидал услышать - негативный отзыв:
"Все это устарело, лучше сказать, было вечно старо и ненужно. Я не советовал бы Вам печататься ни в коем случае"
В январе 1919 года этот человек вместе с Сергеем Есениным, Вадимом Шершеневичем, Анатолием Мариенгофом писал " Декларацию имажинистов". Но через два месяца, в марте, публикует письмо, в котором заявляет о выходе из "Ордена", объясняя своё действие несогласием с действиями группы. Через два года он же принимает совсем другое решение - пишет Есенину и Мариенгофу в открытом письме:
Дорогие Сережа и Толя! Причины, заставившие меня уйти от вас в 1919 году, ныне отпали. Я снова с вами
После возвращение в «Орден», Ивнев активно печатался в имажинистских изданиях. Именно тогда вышел его сборник «Солнце во гробе» (1921), в который включено и стихотворение, посвященное Мариенгофу. В нем можно проследить черты поэтики Мариенгофа: строки разной длины в первой строфе, неравномерность ритма, мотив декапитации («скрип эшафота»), образы, связанные со смертью.
"Короткого, горького счастья всплеск,
Скрип эшафота.
Пьяных и жестких глаз воровской блеск.
Запах крови и пота.
Что ж ты не душишь меня,
Медлишь напрасно?
Может быть Судного дня
Ждешь ты, о друг мой несчастный?
Горек и страшен плод
Нашей недолгой любви.
Песня, что бритва. Весь рот
От этих песен в крови.
(апрель 1920)"
Ивневу было тяжело писать среди своих знакомых-поэтов. Он не был похож ни на одного из них ни по стилю, ни по направлению мысли. Эстетика борьбы, вонзание «занозы образа» не только в читательское сознание, но и в старые идеалы в раннем имажинизме так или иначе предполагала пролитие метафорической крови. «Песни-бритвы», судя по всему, пугали Ивнева: в его поэзии мы не встретим такой ярости, такого напора, каким сопровождалось творчество «левого крыла» имажинистов – Вадима Шершеневича и Анатолия Мариенгофа. Посвящение стихотворения последнему поэту вполне объяснимо: именно Мариенгоф шокировал всех своими строками «Кровью плюем зазорно / Богу в юродивый взор» или «Кричу: «"Мария, Мария, кого вынашивала! – / Пыль бы у ног твоих целовал за аборт!.."» Видимо, после таких песен (вполне имажинистских) – «рот <…> в крови». Не зря в «Выстреле третьем в Мариенгофа» Ивнев акцентирует внимание именно на этой, «кровожадной», стороне творчества поэта: «Но делая "страшные глаза" и говоря "страшные вещи", ты все ж не можешь успокоиться. <…> Тебе хочется "великих потрясений", чтобы все "ахнули"».
В то же время друзья ценили поэзию Ивнева, при этом отмечая лишь частичные ее пересечения с имажинизмом. Может быть, именно поэтому Валерий Брюсов в статье «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии» (1922) удивлялся: «По какому-то недоразумению, в списках имажинистов значится Рюрик Ивнев ("Солнце во гробе", 1921 г.), стоящий на полпути от акмеизма к футуризму». А Вадим Шершеневич в одном из писем поэту замечал: «В имажинизме ты играешь роль блудного сына <...> словно переменчивый как лунный блик. <…> В тебе зажигается религиозное начало имажинизма. Без веры и без религиозного самосознания нет человека. Без религиозного песнопения нет идеи. Душа без тела – вот поэзия имажиниста Рюрика Ивнева...»
Так сложилось, что прочие коллеги-имажинисты остаются более популярными среди читателей. Ивнева не проходят в школьной программе, о нем все реже упоминается в статьях, а сборник стихов с очень малой вероятностью можно встретить в книжном магазине. Его сложно классифицировать, отнести к какому-то конкретному жанру или течению. Никто не снимает о поэте документальных фильмов. А ведь именно он - человек, который предвосхитил Набокова и русский постмодернизм в лице Сорокина, Елизарова, Пелевина. Но он остается контекстуален, намертво контекстуален, связан с судьбами поэтов-атлантов. И когда-то, возможно, займет их место.
