Когда четыре года назад случился столетний юбилей русской революции, по этому поводу вышло много книг. Некоторые из них я даже прочитал — Чайны Мьевилля, Михаила Зыгаря, Шейлы Фицпатрик — и, в общем, получил ощущение, что что-то я про тот полностью вышедший из пазов год понял. Однако не все.
Все эти авторы рассматривают историю революции через большие нарративы, которые фокусируются на супергероях, Исторических Личностях — от Ленина и Керенского до Дягилева. Это, конечно, нормально, хоть Льву Толстому бы и не понравилось.
Однако есть и такой вопрос: а как все это переживала страна, с которой революция случилась и которая состояла из десятков и сотен миллионов отдельных людей — каждый со своими чаяниями, взглядами, идеями? Есть ли способ как-то рассказать о том, как массы и отдельные их представители переживали определенные исторические события?
Ну, вообще-то, конечно, есть, и способ известный — через частные документы: дневники, письма и так далее. Вот как Йохан Хелльбек делал со сталинской эпохой, например. Историк Владислав Аксенов пользуется совсем другой методологией, но тоже берет в оборот дневники и письма — а еще лубок, открытки, публикации СМИ о слухах, а также высокое и низкое искусство, через которые манифестируют себя коллективные представления об окружающей реальности.
Все эти источники нужны ему для того, чтобы разобраться в психологии российского общества во время Первой мировой и в 1917 году (что логично, поскольку первая привела ко второму).
Результат — огромная книга с соответствующим объему названием «Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции». Я читал ее месяц, но потраченного времени она определенно стоила.
Общая рамка исследования Аксенова — это такая психология истории; то есть он буквально пытается на основе собранной фактуры проследить, как менялась массовая эмоция от года к году и почему это закончилось революцией. Например, «настроения лета 1914 г. можно рассмотреть в русле перехода от затянувшейся меланхолии к возбуждению, гипертимии» — ну и так далее с остановками.
Это интересно как подход, но, пожалуй, на уровне больших выводов никаких откровений тут нет: от меланхолии к возбуждению к разочарованию к психозу — в той или иной степени все это хорошо описано и проявлено, например, в поэзии. Меня больше всего зацепили именно конкретные подробности и сюжеты, некоторые из которых во многом переворачивают мои представления о Первой мировой в России.
Например, я всю жизнь думал, что население Российской империи отреагировало на начало войны дичайшим патриотическим подъемом, энтузиазмом и одобрением. Аксенов убедительно показывает, что это штамп официальной пропаганды, который каким-то образом добрался и до моего сознания.
На деле радовался войне мало кто, в окопах и боях почти всем было очень тяжело и страшно — а массовая мобилизация воспринималась мобилизуемыми как огромный стресс и часто приводила к локальным эксцессам. В частности, запасные, которые теперь должны были ехать на фронт, стремились заливать тревогу алкоголем — когда им его давали, происходили массовые пьяные драки; когда его не давали, мужчины начинали бузить.
В Кузнецке мобилизованные взяли винный склад штурмом и провели там несколько дней; полицейские боялись заходить внутрь и просто наблюдали за происходящим, сообщая о доносившихся изнутри «глухих ударах железа». Женам людей, которых внезапно призвали с сенокоса войну, все происходящее тоже страшно не нравилось — есть свидетельства о массе случаев, когда женщины коллективно разносили сельские управы или начинали локальные бунты против мобилизации, заканчивавшиеся убийством официальных лиц.
Или вот антинемецкие настроения и порожденная ими конспирологию. Про шпиономанию я еще что-то знал — как видно из книжки, масштабы ее были совершенно обескураживающие, вплоть до того, что люди автоматически зачисляли в шпионы соседей с фамилиями, похожими на немецкие. А вот про погромы против немецких бизнесов я не знал совсем ничего — а они в 1914-1915 годах происходили по всей стране. В мае 1915 года немецкий погром в Москве длился три дня: пять человек убили, в городе горели десятки пожаров, пострадали сотни предприятий, домов и квартир. Спровоцирован этот погром был все теми же слухами о том, что служащие на военных заводах этнические немцы — шпионы.
Или вот роль во всех этих исторических событиях технофобии: выясняется, что революция в том числе и следствием реакции широких сельских масс на наступление новых технологий. Крестьяне боялись машин и самолетов и связывали с ними эсхатологические пророчества. Мне больше всего понравилась деталь про фотографии императора: власти пытались таким образом приблизить царя к народу, показать его человечность — но для крестьян это десакрализовало образ Николая II, сделало его слишком человечным, «ненастоящим».
В результате во время войны самой популярной уголовной статьей в стране стала статья об оскорблении императорского величества — крестьяне, рабочие, солдаты ругали Николая последними словами, называли его шпионом, выкалывали глаза на его портретах, сували ему в рот сигареты и так далее, и так далее.
Популярна была и теория о том, что Николай II — Антихрист; причем в ряде версий получалось совсем интересная фигура: война развязана Антихристом, чтобы в итоге он смог дать крестьянам землю, Миллионам людей казалось, что наступают последние дни — и они действительно настали: раз за разом Аксенов показывает, что в условиях, когда массовая информация ненадежна, история зачастую превращается в самосбывающееся пророчество.
Исследование Аксенова хорошо еще и тем, как микроанализ конкретных лубков, открыток, писем сочетается с квантитативными методами, с неожиданными применениями статистики. Так, например, автор иллюстрирует постепенное снижение доверия к церкви через данные о рождаемости: выясняется, что люди больше занимались сексом в дни постов, как бы отвечая вызовом на церковные запреты. И таких кунштюков в книге немало — хотя немало и сухой статистики, которую хочется пролистывать.
Совсем все захватывающе становится, когда спускаешься на уровень конкретных деталей и мелких историй. Тут я, пожалуй, просто приведу примеры-цитаты:
- Одна знакомая Л. А. Тихомирова набросилась с кухонным ножом на своего кота, решив, что он немецкий агент, посланный ее убить;
- Один из основоположников русской судебной психиатрии В. П. Сербский на дверях своего кабинета повесил табличку: «Жандармы и полицейские в качестве пациентов не принимаются»;
- «Вообще, жизнь здесь начинает быть интересной и я решила на время отложить попытку повеситься» (цитата из реального дневника молодой девушки за 1917 год из раздела про молодежные суициды);
- Про систему осведомителей и их мотивацию: «Генерал-майор Отдельного корпуса жандармов А. И. Спиридович вспоминал, как в Киеве один рабочий-бундовец за резиновые галоши сдал всех своих товарищей»;
- Про Керенского и его влияние на аудиторию: «Во время его речей доведенные до экстаза дамы срывали с себя украшения, солдаты — георгиевские кресты и медали и бросали к ногам «вождя революции»»;
- Про бег времени и новостного цикла: еще в январе 1917 года страна ненавидела императора — а уже через пару месяцев после его отречения про него просто забыли, перестали упоминать и в газетах, и в письмах;
- Сексуальный разгул в столичном театральном репертуаре 1917 года: шли спектакли «Дамочка с условием», «В разных спальнях», «Квартирка греха», «Любовные шалости», «Брачные мостики», «Парные кровати», «Обнаженная», «Секрет новобрачных», «Гаремный надзиратель», «Ночное происшествие», «Девственная супруга» — и в них реально показывали то, что в названии, в том числе лесбийский секс;
- Миф о крокодиле, который (и миф, и крокодил) всплывает в разные послереволюционные годы в разных российских водоемах и в итоге приводит к такому случаю: «В 1920 г. пьяные красноармейцы увидели и расстреляли крокодила, о чем отправили телеграмму в Саратов: «В середине августа близ села Соломатина Камышинского уезда в реке Иловле обнаружен крокодил длиною в 2 аршина и весом в 1 пуд и 8 фунтов. Крокодил расстрелян». (На самом деле никакого крокодила не было, но разве это важно);
- Порожденная войной система эскорт-услуг, страшно похожая на современную: «В тыловых районах начала действовать целая система по заманиванию симпатичных барышень с тем, чтобы устраивать им встречи с состоятельными мужчинами. Предварительно девушки должны были отправить свои фотографии «с подробностями», по которым уже можно было договариваться о встречах с определенными «кавалерами». «Сутенеры» собирали собственные фотоальбомы с карточками девиц, их адресами, примерной стоимостью, и за деньги распространяли эту информацию»
И на самом деле таких рифм с современностью тут сильно больше одной. Вот казалось бы: сто лет назад все было совсем по-другому, особенно с точки зрения работы медиа — а книжка во многом про это (если понимать медиа предельно широко). А при этом каких-то параллелей масса.
Окологосударственные люди организуют студенческие объединения, которые провозглашают, что университеты вне политики. Визуальная пропаганда эксплуатирует образов детей в военной форме. Газеты пугают некой Лигой самоубийц, которая играет с подростками в суицид, но полиция не находит никаких свидетельств ее существования за пределами литературы.
Цензура лютует — и газеты ежедневно выходят с белыми полосами на месте статей. Вряд ли читателей затруднит провести конкретные аналогии.
И это очень поучительно. Ведь кажется, что, например, «фейк ньюс» — это очень современный феномен: соцсети плюс кризис доверия к СМИ плюс новые способы создания социального авторитета и так далее. А на самом деле почти такая же проблема была во время Первой мировой — люди тоже часто охотнее верили слухам, чем фактам; государственная пропаганда тоже приспосабливала реальность под себя.
А главное — в итоге (как часто бывает и сейчас) фейки начинали порождать реальность: «Слухи питали не только представления «темных» масс, но их повторяли в стенах Таврического дворца депутаты, агенты охранного отделения включали их в свои донесения, на основании которых Департамент полиции составлял отчеты и власти вырабатывали план действий».
В общем, книжка страшно интересная, а проблема у нее одна — она очень большая и очень научная. Все-таки это докторская диссертация, и кажется, прямо текст, как он был защищен. Было бы очень здорово, если бы все эти истории Аксенов как-нибудь донес до более широкой аудитории. Например, мне кажется, из этого исследования получился бы отличный курс для «Арзамаса».
Меня зовут Александр Горбачев, я журналист, редактор и сценарист (раньше — «Афиша» и «Медуза», теперь — Lorem Ipsum, «Холод», ИМИ и другое). Здесь я рассказываю удивительные реальные истории, которые где-то прочитал, посмотрел или услышал, — и пытаюсь понять, что они могут значить. А еще делюсь историями, которые делаю сам. Подписывайтесь, если интересно.