На словах каждый из нас может отвергать большие обобщения, теоретические конструкты и великие нарративы. Но вряд ли найдется человек, который может равнодушно воспринимать сюжеты, в которых история развивается диалектично. Отдельные люди, даже крупные общества, стремятся к одному, а неумолимая «сила вещей», «неведимая рука», «классовые интересы» и «мир-система» толкают их в противоположном направлении, словно щепки. Именно такой путь, вопреки собственным желаниям, проделали ранние общины нищенствующих монахов, оказавшись заложниками средневекового капитализма.
Франциск и Доминик
В начале XIII века, когда Европа кишела ересями, а крестоносцы терпели одно поражение за другим (а то и вовсе сворачивали не туда), почти одновременно заявляют о себе два великих святых – Франциск и Доминик. Не вдаваясь в биографии, которые общеизвестны и общедоступны, отметим, что и тот, и другой считали своим призванием восстановление авторитета Церкви в городах. И даже пути они выбрали в конечном счете похожие: проповедь и обет бедности. Разница была в приоритетах: для Франциска – сначала бедность, потом проповедь. Для Доминика проповедь на первом месте, бедность на втором. Вокруг Франциска, мирянина, прошедшего через духовный кризис и самоотречение, возникла группа последователей, которая долгое время балансировала на грани ереси — Орден братьев меньших (Ordo fratrum minorum), францисканцы. Доминик, клирик, стремившийся к образованию, сам создавал общины в городах — Орден проповедников (Ordo Praedicatorum), доминиканцы. Стараниями пап и кардиналов оба движения были наконец втиснуты в структуру клерикальных и светских орденов. Так появились два новых ордена монашествующих – монахи, живущие в миру, и миряне, живущие по монашеским обетам.
Обет бедности означал, что общины отказывались от всякой собственности, не имели ни постоянного дохода, ни недвижимости, а жили подаянием. В то же время, упор на проповедь означал, что в нищенствующий орден часто поступали люди с образованием, а сами монахи проповедовали буквально повсюду: в церквях (если пускали), на площадях, «на кровлях», в частных домах. Весь XIII век францисканцы и доминиканцы боролись с приходскими священниками за право навещать больных, отпевать, крестить и погребать – более подходящих моментов для проповеди и сбора милостыни нельзя и придумать!
Городское общество
В каком обществе жили эти монашествующие? Средневековый город XIII века – это уже весьма зажиточный, самостоятельный социальный организм размером обычно не более 10 тысяч человек, зачастую (особенно в Италии) освободившийся от власти сеньора. Богатые патриции и рвущиеся к власти нувориши-пополаны руководят, принимают законы, судят, развязывают войны и заключают мир, устанавливают пошлины, меры и весы, вкладывают в строительство, благотворительность и благоустройство – словом, чувствуют себя полными хозяевами. В целом, городское общество и духовный настрой горожан можно описать в четырёх словах:
1) Fraternitas – братство, корпорация. Этим словом могли обозначать и чисто духовные организации, включая монашествущих, живущих в миру (обычное обращение к францисканцу или доминиканцу – fraternitas tua, «твоё братство»). Но это были также и корпорации ремесленников, купцов – то, что мы со школьной скамьи привыкли называть гильдиями и цехами. И граница между духовными и как бы светскими братствами была отнюдь не очевидной: профессиональные братства имели святых-покровителей, свою церковь или капеллу, свои традиции благочестия вроде крестных ходов и совместных трапез.
2) Caritas – любовь, милосердие. До настоящего времени слово почти не изменило своего значения, с той лишь разницей, что в Средние века едва ли не всё что угодно могло считаться актом милосердия. Да, средневековый мир был пропитан любовью. Когда корпорация устраивает бесплатный пир для бедняков – это caritas. Когда вдове ремесленника, погибшего от несчастного случая на производстве, назначают пенсию из общей кассы – это тоже caritas. Когда банкир устанавливает приемлемый процент по кредиту, чтобы никто не пошел по миру, это caritas. Наконец, когда семья или духовное братство хоронит своего члена подобающим образом – это, безусловно, caritas.
3) Purgatorium – Чистилище. «Рождением Чистилища» называет Ле Гофф время экономического подъема XII века. Как работать у ткацкого станка, ради чего фрахтовать корабль и отправляться в неведомые страны, зачем корпеть над бухгалтерией, когда ты точно знаешь: Рай тебе не светит, потому что в бизнесе нельзя не нагрешить, а ради Ада нечего и стараться? На помощь пришло папство, создавшее догмат о Чистилище – специальном месте, где временно находятся души не слишком чистые, но и ничем не хуже других. Обычные такие души, как у всех. Теперь можно было спокойно заниматься своими делами, ведь всё равно кто-нибудь за тебя помолится, а время до Страшного Суда еще есть. С догматом о Чистилище связано следующее понятие.
4) Poenitentia – покаяние. Как известно, не согрешишь – не покаешься. Мало кто стремился пройти жизненный путь, ни разу не оступившись. Особенно же тесным – как «игольное ушко» - был путь к спасению для богачей. За каждый грех против библейских заповедей или установлений Церкви следовало время покаяния, исчислявшееся в днях, а иногда и в годах. Это был счетчик грехов, который начинал свою работу при земной жизни человека и продолжал, когда человек уже умер. Душа скучает в Чистилище и смотрит на этот счетчик, когда же он подойдет к нулю. Сократить размер покаяния можно как за себя, так и за умершего – для этого нужно получить индульгенцию. Например, можно посетить только что освященную церковь, послушать приезжего проповедника и оставить пожертвование – и за это тебе простится 40 или 100 дней, а то и целый год. Можно помолиться за душу усопшего раба Божия – и его счетчик покаяний сдвинется на одну отметку вниз. Покаяние превратилось в криптовалюту, которую выпускал Апостольский престол.
Ремарка. С позиций XXI века ментальность средневековых людей сложно воспринимать без иронии – они кажутся нам наивными. Однако не будем забывать, сколько веков и сколько революций в мышлении пережил западный мир со времен Франциска и Доминика – духовные искания XV века, индивидуализм Лютера и Кальвина, материализм, Кант и прочие извращения модерна были чужды простым жителям Высокого Средневековья, которые всего лишь желали Спасения.
Итак, мы имеем, с одной стороны, общество зажиточных мирян, обеспокоенных своим спасением, готовых за него платить и уже приученное к этому Церковью. С другой – небольшие общины клириков и мирян, отказавшихся от всякой собственности и живущих подаянием.
«Всё куплю», – сказало злато.
И стало покупать Царство Небесное «богатством неправедным». Именно в это время, в XIII веке, формируется догмат о Чистилище – временном пристанище душ, которые, прежде чем войти в Рай, очищаются огнём от своих грехов в течение времени, оставшегося до Страшного Суда. При этом душа не остается со своим наказанием один на один: ей могут помочь молитвы умерших и живых. Чем больше людей на земле и на небесах за тебя молятся, тем быстрее сгорает счетчик наказаний.[1] И если тебя волнует твоя будущая жизнь, ты, конечно, позаботишься о том, чтобы за тебя молились самые праведные и искренние клирики, а твое тело лежало как можно ближе к святым местам. Ты также можешь посетить и пожертвовать определенной церкви, которая указана в папском документе, и получить индульгенцию – освобождение от наказаний на некоторый срок (например, 100 дней) или полную («как получают отправляющиеся в Святую Землю»). Индульгенции и щедрые завещания не были новшеством во времена Франциска и Доминика, но именно они, будучи людьми городскими и близкими к народу, были вынуждены включиться в неистовый обмен плотских благ на блага духовные. Дары и завещания, дома, склады, земельные участки, деньги, рабы и слуги, породистые кони и даже оружие посыпались на нищих братьев как из рога изобилия. Купец – человек простой и практичный: если есть благо, на земле или на небе, его можно купить.
Кстати, о теле и святых местах. Средневековый храм – и это опять-таки не изобретение нищей братии – был некрополем. На небольшом пространстве объединялись живые и мертвые, святые и грешники, духовное и плотское. Уже в XI-XII вв. стала распространяться практика погребений под полом церкви, в склепах, принадлежавших фамильным кланам или городским корпорациям. Право погребения и «забота о душах» были хорошим источником дохода для приходских церквей. Нищенствующие монахи, сами того не желая, вторглись и в этот рынок. Популярные проповедники, искренние блаженные Христа ради, они были вхожи в дома нищих и господ, лечили больных, слушали исповеди, давали советы к праведной жизни. Такой индивидуальный подход был в новинку в XIII веке, и благодарные богачи стали задумываться о том, чтобы погребать своих мертвецов не в приходской церкви, где осталась лишь пара нерадивых клириков, а у настойчивых и благочестивых братьев.
До наших дней сохранились «книги погребений» крупнейших церквей, таких как базилика Сан-Доменико в Болонье (место, где святой умер и погребен). Желающих упокоиться рядом со святым было немало, и за место в «нижнем этаже» храма велась нешуточная конкуренция. В крупнейших базиликах для таких целей могли сделать даже отдельный нижний храм – крипту. Планировка храма стала напоминать современный театр: самые престижные места находились в первых рядах партера, «под ногами братьев», т.е. в хоре, где находились клирики.[2] Впрочем, престижный – не совсем верное слово. Выкупая место под хором, человек, отнюдь не бедный, выказывал смирение: ведь вместо вычурной статуи над его могилой будет лишь скромная надпись, члены семьи смогут подойти к надгробию только в определенное время, фамильный герб будет попираться стопами монахов. Но плюсы, не связанные с престижем, были неоспоримы: надгробие «под ногами» нет-нет, да и привлечет внимание какого-нибудь монаха, который помолится за душу грешного раба Божия – а значит, счетчик наказаний Чистилища сдвинется еще на одну отметку вниз.
Реакция монахов
Доминиканцы отнеслись к этому сравнительно спокойно – полезно всё, что служит проповеди – а для братьев меньших испытание богатством стало серьезным соблазном. Самые последовательные францисканцы, спиритуалы, отказались иметь дело с какой-либо собственностью, обвинили власти ордена в предательстве заветов Ильича Франциска и стали жить своими общинами, ходя в одних туниках и смущая народ. Умеренные францисканцы, конвентуалы, обвинили тех в нарушении обета послушания и натравили на них инквизицию. Инквизиция, состоявшая из доминиканцев и всё тех же конвентуалов, выдавила спиритуалов на задворки Христианского мира – в Грецию, Крым, Персию – и в XIV веке продолжила давить «братушек» (фратичелли – так стали называть спиритуалов) уже там.
Итак, монахи получали хорошие деньги. Как же они их тратили? Не были ли конвенты францисканцев и доминиканцев той черной дырой, в которую деньги проваливались, вымываясь из экономики? Как бы не так! Пресловутый обет бедности заставлял братьев изощренно манипулировать капиталом: францисканцы до последнего отказывались принимать недвижимость в право собственности, вкладывали полученные деньги в торговые предприятия, давали и брали в долг. В 1312 г. генеральный магистр Ордена Проповедников, узнав о том, в какие тяжкие ударились доминиканцы Константинополя (они базировались в поселениях генуэзцев и венецианцев), пришел в ужас и написал гневную инструкцию. Не говоря уже о том, что нищие братья перевернули рынок искусства: романские горгульи и готические статуи были отброшены как излишества (superfluitates) и ушли в прошлое. Святой Франциск хотел видеть Христа в каждом живом, земном человеке – и живопись начинает свое движение к реализму. Базилики Ассизи, Болоньи, Сиены стали храмами Итальянского Предвозрождения – на францисканцев и доминиканцев работали мастера Чимабуе, Джотто, Пьетро и Амброджо Лоренцетти, Николо Пизано.
[1] Речь идет именно о наказании, а не о самом грехе. Наказание можно «отбыть», поскольку оно обусловлено законом. Сам грех смывается только благодатью Иисуса Христа, и никак иначе. Поэтому неправильно говорить, что, скажем, индульгенция отпускает грехи. Католические законники это различие хорошо понимали, ну а миряне… миряне понимали это как могли.
[2] Хор в средневековом храме – это пресвитерий, где располагаются клирики, между мирянами и алтарем.
Подписывайтесь на Nonnulli
