Великий визирь, албанец по происхождению, Кара Ахмед-паша до того, как сменить на этом высоком посту верного Рустема-пашу, служил бейлербеем Румелии. Султана вполне устраивала его работа и он ни за что не забрал бы его в Стамбул, если бы не начавшиеся в стране волнения, вызванные казнью Мустафы. Казалось, вся страна ополчилась против Рустема-паши, которого стали называть «Визирь-дьявол».
Первым этим прозвищем зятя наградил верный пес шехзаде, поэт Ташлыджалы, который сразу обвинил мужа Михримах во всех бедах, будто не знал, что вина принца давно доказана. Все эти волнения еще раз красноречиво свидетельствовали — правитель поступил совершенно верно, когда принял это тяжелое для себя решение. Казнь Мустафы — это его и только его дело, и никто к этой трагедии не имеет отношения. Только он будет отвечать за содеянное перед Аллахом, но нет сомнений — его простят. Ибо сын угрожал единству страны…
Но как бы там ни было, с Рустемом-пашой следовало что-то делать. Народ жаждал крови, однако казнить человека, столь необходимого империи, в угоду толпе, султан просто не мог. Поэтому султан просто отправил его в далекий Ускюдар, дабы тот пересидел смутные времена. На прощание сказал — должен будет готов вернутся в столицу по первому приказу.
К слову, в отличии от всех своих предшественников, европейские дипломаты и путешественники, которым довелось встретиться с Рустемом-пашой, считали его «человека с проницательным умом», хотя жаловались на угрюмость и упрекали в грубости. Когда Хюррем-султан в первый раз услышала подобную оценку, очень веселилась и все время повторяла:
— А, собственно говоря, что они хотели от сына свинопаса? Чтобы он реверансы им делал?
Естественно, Кара Ахмеду-паше было до него далеко, но султану Сулейману в нем нравилась смелость, уравновешенность и его абсолютно нейтральное ко всему отношение. Он не был замечен ни в одной группировке при дворе. Поэтому эта кандидатура, как нельзя лучше подходила на роль будущего мужа мятежной принцессы, разменявшей пятый десяток и вряд ли могла произвести на свет наследника… Но как бы там ни было, Фатьма-султан вся светилась от счастья и безумно радовалась. что ее заточение закончилось. Она с гордостью заселилась во дворец на площади Ипподрома, служивший своего рода переходящим знаменем у султанских сестер... Казалось, живи, да радуйся. Но...
Когда визирь перешел запретную черту, повелитель так и не понял. Все положительные качества, что прежде так его привлекали и импонировали Хюррем, мгновенно исчезли. Уже через день после свадьбы вид у нового султанского зятя стал напыщенным и самодовольным. На лице ясно читалось — теперь я тут самый главный!
Как метко заметила Михримах: исчез человек, появился надутый павлин! Что верно, то верно. Но даже не это изумило падишаха, ибо всегда знал — власть сильно меняет человека. Его удивило то, что новый дамат решил подняться до уровня Ибрагима-паши, причем, делал это с подачи супруги. Спрашивается, где Паргалы и где Ахмед-паша... Последнему до Ибрагима никогда не достать!
Но тем не менее, паша как-то мгновенно вошел в коалицию противников Хюррем-султан и Рустема-паши и пребывал в полной уверенности, что султану неведомы его интриги. Более того, по глупости своей даже не понимал, что султану это сразу стало известно. Как стало известно и о страсти брать взятки крупных размерах. Самое удивительное, что на должности бейлербея он за этим грехом замечен не был...
Поначалу султан терпеливо выслушивал жалобы — визирь не подпишет документ, не взяв бакшиш. Но потом ему это стало надоедать. В конце концов, сколько можно? Хюррем-султан советовала не обращать внимания, рано или поздно паша успокоится. Нельзя же до бесконечности подставлять свой раскрытый карман! Но ее прогнозы не оправдались — жадность чиновника только росла…
Публикация по теме: Меч Османа. Книга третья, часть 33
Начало по ссылке
Продолжение по ссылке
