В седьмую годовщину провозглашения Харьковской Народной Республики мы публикуем текст о весне 2014 года. Его автор, навсегда покинувший Украину, пожелал остаться анонимным.
7 апреля 2014 года в Харькове была провозглашена ХНР. На следующий день в городе проводилась аваковская «антитеррористическая» операция», в ходе которой, с помощью стянутых с других регионов силовиков — винницкого «Ягуара», — здание харьковской обладминистрации было отбито у Антимайдана, а 60 человек задержано.
Помню репортажи тех дней по украинскому телевидению: выставленные напоказ, для устрашения, черные «коммандос» в масках, таинственный спецназ, лояльный «единой краине», который возник из ниоткуда в самый критический момент и остановил «русскiй мiр» в Харькове — так произошедшее интерпретировали украинцы. Их тогда это сильно воодушевило. По телевидению даже показывали самих «террористов» — задержанные лежали на земле лицами вниз. На фоне массовых протестов и угрозы утрата контроля над Юго-Востоком страны произошедшее в Харькове убеждало, что у Киева все-таки есть силовой ресурс и решимость удержать ситуацию под контролем.
На этом история харьковского Антимайдана не закончилась. Город с сильными пророссийскими настроениями приходилось подавлять поэтапно. 27 апреля были вспышки насилия – футбольные ультрас зачищали улицы. «Патриотическое» шествие болельщиков за «единую страну» сопровождалось столкновениями, нападениями, были десятки пострадавших. Насилие, избиения футбольными фанатами — так называемая «НАТО», «народная АТО» — тоже вызвали энтузиазм и радость украинских патриотов. Но Антимайдан продолжал собираться. Харьковчане возили помощь еще не блокированному Славянску. Акции и митинги в городе проходили до июня. Попытки предпринимались и позже, но они будут заканчиваться разгоном и задержаниями.
Точку в усмирении Харькова поставили 28 сентября 2014, когда правая гопота снесла памятник Ленину на центральной площади — место, у которого с февраля собирался антимайдан. Губернатор Балута уже после сноса подпишет указ о демонтаже памятника. Власти будто боялись предпринимать решительные действия, предоставляя возможность «наводить порядок» уличным активистам с помощью насилия. Помню, как угнетающе это действовало – когда тебе демонстрируют, что ты никаких гражданских прав в этой стране не имеешь, если высунешься – наткнешься на расправу, и насилие не только не вызовет никакого осуждения, но и найдет у многих поддержку и сочувствие. Считаете кошмаром и посмешищем непризнанные республики? Сожалею, что вам не довелось пожить в Харькове тех дней, который «спасли» от «русского мiра». Период беспредела активистов, который не закончился, наверное, до сих пор, и не скоро закончится, тогда только начинался. После 2014 украинские активисты стремительно криминализировались.
В 2015 или 2016 в каком-то из райцентров Харьковской области — не помню, где точно — украинские правые жгли дома «пророссийской беркутни». В сети было видео, снятое кем-то сочувствующим активистам. Били стёкла, бросали коктейли Молотова. Наверняка таких эпизодов было много, и многое прошло мимо моего внимания, если вообще фиксировалось.
В 2014 я жил в Харькове, был очевидцем и участником происходящего на стороне Антимайдана. Однако мои воспоминания и впечатления чересчур субъективны, и даже мой взгляд на Антимайдан — это, все-таки, взгляд со стороны, извне. Я не харьковчанин, в то время я был студентом одного из харьковских вузов. Мой круг общения состоял в значительной степени из представителей прослоек, лояльных Украине. На улицу я выходил, когда была вероятность стычек, смены власти в городе, я ждал каких-то решающих событий. Ожидание, что Харьков составит оппозицию Киеву на всеукраинском уровне (февраль), сменялось ощущением вероятности отделения или опасениями, что в город стянут автобусы с правосеками — такие слухи в разное время ходили в толпе антимайдановцев. Я ждал эскалации, так как хорошо знал украинство и понимал, что они готовились к войне задолго до евромайдана, задолго до 2014 жили в ее предвкушении, ведь война с Россией для них никогда и не заканчивалась. Они давно уже были готовы убивать – чего не скажешь про харьковчан-антимайдановцев, с которыми я стоял на улице или блокировал «правосеков» на Рымарской в марте. Люди не понимали, почему я вооружен.
Кем были харьковские «сепаратисты»? Преимущественно, обычными гражданами, перепуганными обывателями, которые включились в политику и вышли на улицы после нескольких месяцев беспредела украинских активистов. В Харькове были проукраинские прослойки, но основная масса местных жителей с ними напрямую не коммуницировала, из-за чего украинство, украинские националисты, в сознании харьковчан воспринимались как нечто чужое, чужеродное: «автобусы с правосеками» приедут из Киева, а бандеровцы из Львова запретят русский язык и навяжут своих героев, фашистов Коновальца и Шухевича, которые стреляли в спины их предкам. Неслучайно многие думали, что выходят на защиту своего города. Подозрительные лица могли быть остановлены антимайдановцами, и, чтобы доказать харьковчанам, что ты не заезжий бандеровец-провокатор, тебе нужно было сказать, где ты живешь, в каком районе, ответить еще на несколько вопросов, показывающих знание города.
Пару слов про противоположную сторону: само существование пророссийских граждан отрицалось, – отрицалось, несмотря на всю очевидность этого факта, и касательно Харькова часто можно было услышать, что харьковский антимайдан сплошь состоит из заезжих гастролеров из Белгорода.
Тем не менее, представители тех самых проукраинских прослоек боялись город. Все прекрасно понимали, за кого Харьков, на всех произвел впечатление захват харьковской обладминистрации 1 марта — стихийный, массовый, жестокий. Тогда в Харькове подняли российский триколор.
Евромайдановцев водили сквозь коридор позора. Не могу сказать, что жестокость к украинским активистам, их унижения меня не радовали — радовали, еще как. В происходящем я видел важный политический прецедент. Вот они – активисты, люди, узурпировавшие права на гражданскую позицию и общественный контроль. Они считают, что могут собраться и быть властью, обладающей правом совершить государственный переворот. Это «правильные» протестующие, признаваемые мировым сообществом и терроризирующие население, деполитизированное и сведённое бесправием и нищетой к положению быдла. И вот это население, которое должно было оставаться немым, безропотным, терпеть выходки привилегированного меньшинства, показало активистам, какие они слабые, немногочисленные и никчёмные.
Тогда, 1 марта, избили культового укропоэта Жадана, который, по слухам, полетел лечиться в итоге в Германию. Чуть не пострадал и мой знакомый, однокурсник из центральной Украины, который тусил с евромайдановцами. Его — малорослого, похожего на школьника, — вытащил из толпы милиционер и укрыл в своей машине. Со временем национализм его попустит, и сейчас это единственный из моих знакомых с Украины, с которым я поддерживаю общение.
Самым кошмарным временем для меня было 2 мая и несколько дней после. Вечер, события в Одессе, стрим, трупы. Я знал, что украинство на такое способно, и был уверен, что жертвы будут, но всё равно я был потрясен, потому что это действительно случилось и стало водоразделом, точкой невозврата, концом. Произошедшее было настолько ужасным, что меня душила даже не ненависть, а стыд. Ненавидеть украинских националистов и отмежевываться от них было легко в других вопросах, но тогда, 2 мая, происходящее давило на меня каким-то грузом, и я чувствовал за это ответственность. Страна, в которой я родился и живу, запятнала себя подобными преступлениями, и я, хотел бы того или нет, будто становился частью происходящего и нес ответственность. Помню, я подумал, что даже если, несмотря на мои взгляды, я когда-нибудь столкнусь с плохим отношением к себе как к украинцу хотя бы по паспорту, даже если ко мне будет проявлено насилие, я не буду чувствовать обиду. У такого отношения появился повод, и этот повод перевешивает мои личные взгляды.
Наверняка многие в России воспринимают события 2014 года как «Русскую весну» — время, когда поднялись русские Украины, подъем национального сознания, русская ирредента. Да, население выходило под русскими флагами, да – смотрели на Россию, а то и вовсе ждали вежливых людей. В марте в Луганске вежливых людей не дождались и придумали их сами – помню видео с тремя вооруженными мужчинами в масках, которые накануне провозглашения ЛНР и захвата здания СБУ обещали Киеву восстание. Но, всё же, между идеализированным блогерами изображением происходящего, или представлениями сочувствующих Юго-Востоку, но не включенных в украинскую повестку россиян и реальными процессами были небольшие отличия. Как я уже говорил, многие харьковчане выходили на защиту своего города, своей истории, языка. Это те вещи, на которые украинский национализм покушался годами, и годами шло общественное противостояние: за статус русского языка, памятники, вектор исторической политики. Кто жил на Украине в те годы — помнит и понимает, о чем я. С этого противостояния всё начиналось. Пророссийская позиция по этим вопросам как основа русской идентичности? Безусловно – и люди к этому приходили. Но, всё же, отдельные вопросы, та острота, с которой они стояли на протяжении многих лет в специфических условиях жизни на Украине, часто заслоняли собой общий национальный «знаменатель» для непосредственных участников событий. Можно говорить про «русских Украины» или называть их пророссийскими украинцами/гражданами Украины. Украина поплатилась за то, что игнорировала, не признавала эту часть населения, довольно многочисленную, пыталась подавить, заткнуть, дискриминировать. Для украинцев до сих пор ничего не изменилось – они и дальше будут видеть во всем Россию и говорить про российскую агрессию. Но «война с Россией», оппонирование России теперь окончательно стали бредовыми, потому что Украина сломалась изнутри. К этому привёл курс на мононациональное государство в стране, которая совсем не мононациональная.
Также вам может быть инетерсно: Кушнарёв: Крепкий хозяйственник, который смог и Русские в плену террористического государства «Украина»
