В предыдущей части своих правдивых воспоминаний рассказал я вам, уважаемые читатели, о событиях тревожных и печальных. Но сейчас я отмотаю плёнку воспоминаний на несколько месяцев назад, чтобы затем снова изящно вписаться в хронологию событий. В этой части тоже будет немного драматизма, как, впрочем, и откровенно смешного.
Возвращаюсь в солнечный и тёплый месяц март. Работой я был завален по горло, командировки шли одна за другой, сливаясь в какую-то пёструю бесконечную ленту. Были они короткими, но весьма частыми, до своего перевода в Отдельный Гвардейский Инженерный Батальон Разграждений я успел исколесить порядочную часть Восточной Германии. Особенно запомнились две фееричные поездки. Где-то ближе к концу марта направили меня старшим команды спасателей на выручку начальнику КЭЧ в гарнизон Равенсбрюк, чтобы помочь ему организовать отправку последнего эшелона в Россию. Да-да, в тот самый Равенсбрюк, где при гитлеровцах находился женский концентрационный лагерь, а во времена ГДР дислоцировалась местная советская КЭЧ. Начальник данной воинской части был человеком южным и очень запасливым, напоследок решил он ничегошеньки на чужбине не оставлять, и утащить всё, что можно было затолкать на платформы. Не знаю, откуда они у него взялись, но на территории уже пустого автомобильного парка одиноко стояли два оранжевых БАТ-М с жёлтенькими маячками на крышах кабин. Были они явно немецкими и принадлежали ранее какой-то дорожной службе, о чём свидетельствовали соответствующие надписи на дверцах. Ни в каких ведомостях и списках штатной техники этой воинской части они не значились, являясь, видимо, законным призом командира.
Я восхищён и поныне его умением впихивать невпихаемое, но как он умудрился внести эти абсолютно левые машины инженерного вооружения в паспорт воинского эшелона, уму непостижимо! Беда была в том, что никто из оставшихся в гарнизоне военнослужащих и гражданских лиц понятия не имел, что с ними делать, а эшелон должен был убыть именно в самый день нашего приезда в Равенсбрюк. Путепрокладчики были в анабиозе, у одного из них стрела замерла развёрнутой в положении «назад». Солярку и масло с антифризом в них заправили, на большее знаний и умений не хватило. Надо было машины эти пробудить от спячки, отогнать на станцию погрузки и разместить на железнодорожные платформы.
Ха! Для нашей бравой команды спасателей это сущий пустяк. А команда наша состояла из трёх человек: я старший, гвардии старший прапорщик - командир ремонтного взвода, и контрактник – водитель МРИВ – номера боевого расчёта. Мы привезли с собой заряженные танковые аккумуляторы и забитые баллоны воздушного запуска. Пока мы всё это устанавливали на штатные места, начальник КЭЧ всё сновал вокруг, причитал об истекающем времени отправки эшелона и сулил нам золотые горы, ковры-самолёты и грандиозную скатерть-самобранку.
БАТы мы благополучно реанимировали, двигатели запустили, вот только стрелу вернуть в походное положение не получилось, зависла гидравлика. Ничего страшного, и так сойдёт. Отогнали мы эти машины к эшелону, по пути снесли колонну ворот в автопарке, встали перед платформами. А вдоль состава метался немец-железнодорожник, который вешал на вагоны пломбы, следил за соблюдением габаритов и должен был в итоге дать «добро» на отправку. Немец был пожилой, дисциплинированный и педантичный. Форменная фуражечка у него дыбом стояла от вида того, что затолкали на платформы, ну, ничего, лиха беда начало. При виде путепрокладчика с развёрнутой стрелой он аж присел и замахал руками, бедный. Но был этот немец НАШ. Нормальный советский человек, обиженный и разочарованный беспощадной действительностью. Мы с командиром дружно присели к нему на уши, нашёптывали и напевали всякие скабрезные вещи, апеллируя к общему славному прошлому, традиционной советско-германской дружбе и человеческой жадности. А чтобы должностное преступление совершать было не так страшно, ушлый начальник тут же сообразил полянку прямо на пустой платформе. Немецкое должностное лицо при виде литра водки, батареи бутылок с «Гамбринусом», россыпи маринованных огурцов, ломтей сала и жареной курицы поперхнулось слюной. И пустилось во все тяжкие. Через тридцать минут камрад был изрядно пьян, в кармане серенького комбинезона что-то мягко шелестело, и пробудившееся классовое сознание отключило хвалёную немецкую педантичность, процессу погрузки он более не мешал.
БАТ-М, который был в походном положении, я на платформу загнал легко и непринуждённо, вторую машину с задорно торчащей стрелой принялся загонять мой более опытный коллега. А рядом с запасными путями, на которых стоял наш эшелон, проходила ветка обычной немецкой железной дороги, и по ней регулярно курсировали туда-сюда забавные пассажирские составы. В то время на территории бывшей ГДР ещё ходили такие интересные поезда: маленький локомотив и три-четыре вагончика, родом явно из конца сороковых – начала пятидесятых годов. Так вот, гвардии старший прапорщик подогнал машину к аппарелям, тщательно прицелился и начал манёвр. И зацепил-таки крюком стрелы за соседнюю рельсу, через минуту БАТ-М был на платформе, а на непрочной немецкой рельсе образовался забавный бугорок. Маленький такой, как прыщичек на заднице. И тут же появился вышеописанный пассажирский поезд. Немец- железнодорожник замахал руками и флажками, едва на пути не лёг, бедолага, локомотив жалобно засвистел и проскочил железную кочку. И вслед за ним все остальные вагончики, весело при этом подпрыгивая. Не знаю, что ощутили в это время господа пассажиры, но состав не свалился с пути, и то хорошо.
Нашему немцу пришлось снова прилично налить, чтобы вывести из полуобморочного состояния. Минут через тридцать примчался «Фольксваген-транспортёр» аварийной службы, из него выскочили энергичные ремонтники и быстренько испорченную рельсу заменили на новенькую, ровненькую и гладкую. И зачем-то принялись мучить нашего железнодорожного дедушку дурацкими расспросами и бестактными требованиями составить какой-то акт об инциденте. Ага, как же! Русские своих не бросают! Полянка чудным образом возникла вновь, и вчерашние немецкие комсомольцы повторили подвиг старшего товарища. Одним словом, эшелон с безобразно раскорячившимися на платформах транспортными средствами убыл на Родину вовремя, мы свою задачу выполнили (про вторую удивительную командировку я вам в следующей части расскажу, если позволите).
Возвращаться в Глау было уже поздно, ночного пропуска у нас не было, и ездить после 18:00 нам было нельзя. Гостеприимный хозяин, радостный, как разбойник после удачного налёта, разместил нас в абсолютно пустом домике, где совсем давно жили охранники концлагеря, а в новейшие времена офицеры и персонал гарнизона. Последовала обещанная скатерть-самобранка, разделить вечернюю трапезу мы совратили и нашего дедушку, и энергичных ремонтников, несколько позже подтянулся некий полицейский чин, по всему было видно, что с начальником КЭЧ они давние друзья-приятели. Нарядный Фольксваген пригнал к домику я, во избежание лишних неприятностей. И так вот сидели мы на колченогих списанных стульях, поили наших немецких товарищей и молча слушали тоскливую песню обманутых надежд.
Упитые до изумления гансы, едва не плача, наперебой рассказывали нам, что их здорово разыграли, и что рассчитывали они совсем на другую реальность, голосуя за объединение с ФРГ. И что «бывших» бесцеремонно всюду сокращают, и зарплаты далеки от ожиданий, а цены непрерывно растут, а все преференции социализма безвозвратно утрачены. У меня было ощущение, что я нахожусь среди работяг нашего приватизированного завода или обнищавших вчерашних колхозников. Ну что ж, за что, как говориться, боролись…
С утра пораньше мы выдвинулись в пункт постоянной дислокации, часам к 15-ти добрались. Я зашёл домой, входная дверь оказалась открытой. Прошёл в спальню, на диване сидела, обхватив руками колени, моя маленькая Оленька, тихая и странно сосредоточенная. «Малыш, что с Тобой? Что случилось?» - встревоженно спросил я. Оля подняла на меня свои большие карие глаза. «Я беременна» - прошептала она. У меня захватило дух, я встал на колени и крепко её обнял. Моя юная Жена заплакала, а я гладил её вьющиеся локоны, вздрагивающие плечи и всё говорил и говорил, что это ведь счастье великое, у нас будет малыш! Я стану папой! Если честно, то так рано обзаводиться потомством мы всё же не планировали, ведь Ольга была совсем-совсем ещё девочка, сама почти ребёнок, восемнадцать лет исполнилось в ноябре 1992-го года. Хотелось её поберечь, побаловать только её своим вниманием и заботой, но где-то что-то я сделал не вовремя, и получилось то, что получилось. Поплакав чуть-чуть, Оля успокоилась и вскоре уже улыбалась сквозь свои детские слёзы. И начала фантазировать, кто же всё-таки там у неё обосновался? Мальчик или девочка? И на кого ребёнок будет больше похож? И когда начинается токсикоз, и что с ним делать? Увы, ни на один из этих сложных вопросов я, будущий счастливый папаша, в свои 25 лет ответов ещё не знал.
С военной службой перспективному гвардии младшему сержанту пришлось вскоре расстаться, но замечательный человечище гвардии майор Олег Михайлик устроил мою Жену вольнонаёмной в банно-прачечный комбинат, принимать и выдавать солдатское бельё. Естественно, что тяжеленые тюки она не ворочала, для этого были обученные солдаты. Ей надо было вести учёт, заполнять журналы и выписывать накладные. Работа спокойная, сидячая, никах построений и ночных звонков, строго с 9:00 до 17:30. Очень удивила и порадовала заработная плата, целых 500 ДМ., на службе максимум был 330. После того, как меня перевели на должность И.О. Начальника штаба в Батальон разграждений, моё жалование тоже существенно повысилось, с 1100 ДМ до 1600, у нас появилась возможность приличную сумму откладывать. Всё это было просто замечательно, но появилась и очень серьёзная, и опасная для Олиного здоровья проблема.
Беременной женщине, особенно, если это первая беременность, необходимо регулярно посещать врача-гинеколога, и чем регулярнее, тем лучше. Но ближайшие гинекологи обитали в госпитале в городе Белитц, и добраться до них можно было только на гарнизонном автотранспорте. А автотранспорт этот в госпиталь ездил не каждый день, машину могли запросто вычеркнуть из наряда, или направить куда-нибудь в другое место. Или в масштабах Группы вводился режим «Стоп колёса!», и приходилось ждать, когда его отменят. Но тому крошечному человечку, который потихоньку рос в Олином животике, все эти наши игры дурацкие были абсолютно не интересны, он рос и требовал внимания.
И тут мне опять повезло. Поехали мы как-то с Ольгой Владимировной в Бранденбург, в пока ещё не выставленную оттуда Бригаду. Я с докладом к Заместителю по вооружению, Оля так, погулять по городу. Поехали на КАМАЗе, вернулись на белой ВАЗ-2101 в экспортном исполнении, далеко не новой, но очень и очень даже бодрой. Продал мне её за смешные 300 ДМ старший писарь отделения кадров, он накануне по пьяни купил у немцев сразу две такие машины, истратил все свои деньги, и утром, в состоянии жестокого похмелья, горько сожалел о содеянном. Ну как было не прийти на выручку боевому товарищу? Я немедленно пришёл, отсчитал ему требуемую сумму, получил ключи и документы. Очень порадовал тот немаловажный нюанс, что на номерных знаках авто не были содраны отметки о прохождении ТО и регистрации в Brandenburg an der Havel. Вот уж повезло, так повезло! Загонять в наш гарнизон я свою машинку, естественно, не стал, а тихонько припарковал её на заброшенной территории бывшего зенитно-ракетного дивизиона, среди внушительного автопарка таких же нелегальных автомобилей моих сослуживцев. И машинка эта нас с Олей здорово выручала, я теперь мог возить её на консультацию тогда, когда было необходимо.
В конце апреля привёз я её к тёте доктору, она прошла в кабинет, я в коридоре на стульчике разместился, ждал. Дверь открылась, строгая дама в белом халате и в очках внимательно посмотрела на меня и пригласила войти. У стола сидела заплаканная Ольга, «Вашу жену необходимо госпитализировать, серьёзная угроза выкидыша» - объявила врач. «Ну да, конечно, а когда?» - испуганно спросил я. «Немедленно!» - отрезала тётя доктор. «Всё необходимое привезите сегодня, а сейчас – в палату!» - при этих словах моя Жена снова захлюпала носиком. Дело в том, что она до этого момента ни разу в больницах не лежала, и эта стерильная неизвестность её очень даже пугала. Успокоил, как мог, из отделения пришла весёлая и энергичная медсестра. «Ну, и чего ревём-то? Пойдём, красавица, не боись, всё тип-топ будет» - весьма прокуренным голосом подбодрила она маленькую Оленьку и повела её в палату. Оля обернулась перед входом в отделение, я только кивнул ей в ответ. В голове скакали и прыгали разные коротенькие мысли. «А что можно привезти» - спросил я у врача. «Личные вещи, предметы гигиены, соки, йогурты, фрукты. Много не везите, лучше чаще приезжайте» - ответила она. Я помчался домой, собрал сумку с Олиным бельём, халат, тапочки, косметичку. В военторге купил разрешённые продукты и пулей назад, к госпиталю. Сумку и пакет с едой у меня приняла всё та же разбитная медсестра, она же объяснила мне, под какое окно подойти. «Сейчас обрадую вашу девочку, она к окну подойдёт». Я занял позицию под указанным окном и стал ждать. Вскоре окно открылось, маленькая Оленька уже не грустила, напротив, даже весело улыбалась, мы проболтали час, и её позвали на ужин. А я вернулся в гарнизон. И так я мотался к своей юной Жене почти каждый вечер, ей через несколько дней разрешили выходить на улицу, мы сидели на лавочке возле входа, разговаривали, целовались, и я кормил её всяческим мясом и мороженным. Через три недели Олю выписали, и наша семейная жизнь вошла в привычную колею.
А жизнь вокруг уверенно продолжалась, время летело стремительно, обстановка тоже менялась непрерывно. Я возглавил Штаб Гвардейского Отдельного Инженерного Батальона Разграждений, маленькая Оля ушла в декретный отпуск, нашу Бригаду втиснули в гарнизон Глау, сдали немцам территорию в Бранденбурге. Продолжалось откомандирование личного состава к новому месту нашей дислокации в России, в город Ростов Великий, он же Ярославский. Происходило это весьма неожиданно для подлежащих к убытию военнослужащих, внезапно для себя убыл наш комбат. Комбриг его очень сильно недолюбливал, мы тоже, и было, за что. Я автоматически оказался И.О. НШ – командира части, все Заместители, за исключением замполита, были старше меня по воинскому званию и возрасту, но, опытные воины, они упёрлись, что называется, рогом в землю. И я стал огребать начальственную ласку в двойном размере, за себя, и за того парня.
В начале августа Оля решила навестить родителей, пока позволял срок беременности. Накупили гостинцев, я державною рукою выписал ей воинские перевозочные документы в оба конца, и она поехала, маленькая такая, кругленькая и очень довольная. Во время её отсутствия нас навестил Главком ЗГВ г-н Бурлаков со свитою. Мы всем батальоном схоронились в автопарке, хитрые заместители дружно спрятались за моей спиной, в случае визита в наше расположение или в автопарк докладывать Бурлакову пришлось бы мне, что абсолютно ничего хорошего не сулило. Но опять пронесло, он до нас не дошёл, однако, успел отправить на Родину комбата Инженерно-дорожного батальона, пару офицеров Управления Бригады и некстати подвернувшегося бригадного психолога, тогда эту должность только-только ввели. Все они убыли в пункт будущей дислокации, а майор-психолог ещё успел купить у меня «Ауди 100». Цену он обозначил сам, я не сопротивлялся. Продолжатель дела дедушки Фрейда почему-то отстегнул мне 900 ДМ, но он же психолог, ему виднее.
Возвратилась из родных краёв Оленька, сияющая и радостная, привезла домашнего черничного варенья, маринованных опят и настоящую атлантическую селёдку слабого посола. Эту вкуснятину на рынке в Сертолово продавали из бочек моряки-рыболовы. Весело, всем батальоном справили мой День рождения, я сделал себе шикарный подарок, купив свеженькую Ладу-семёрку абсолютно белого цвета. Машина была 1990-го года выпуска, на счётчике пробега – 21000 км. Несколько удивил голландский техпаспорт, но бланк был подлинным, да и все печати тоже были на месте. Естественно, автомобиль никогда в жизни в Голландии не был, был он криминальным, но об этом я узнал позже. Про то, как я от него избавлялся, обязательно расскажу вам, уважаемые читатели, в следующих частях моего славного эпоса.
Между тем, пришло время отвезти мою Супругу на плановую консультацию, она больше месяца у врача не была. Погрузились мы в наш подпольный автомобиль и поехали. Очередь к доктору отсутствовала, Оленька шагнула за белую дверь. А дальше события понеслись с такой скоростью, что я только успевал крутиться. Минут через 15 в кабинет проследовал врач-мужчина с аккуратной бородкой, ещё через 10 минут примчалась из отделения медсестра. Оленьку, испуганную и побледневшую, из кабинета вывели под руки, мы не успели даже ничего друг-другу сказать, медсестра и тётя-доктор куда-то её увели. Дядя-доктор объявил мне, что моя Жена нуждается в срочной госпитализации, состояние плода критическое, но отчаиваться не надо, надо просто грамотно действовать.
Далее всё пошло по отработанной схеме: машина, дом, магазин, машина, госпиталь. Я снова стоял под знакомым окном и ждал, когда выглянет моя бедная девочка. Оля открыла окно, на ней уже почему-то был белый халат. Она улыбалась мне, но смотрела куда-то выше. «Оля, я тут» - крикнул я. «Жень, я не могу вниз посмотреть» - ответила Оленька, и вдруг начала заваливаться назад. Кто-то подхватил её, окно с шумом захлопнулось. Я бросился к дверям отделения, они были заперты, в коридоре слышалась громкая суета. Я долго звонил, наконец, выглянула медсестра: «Ох, не до вас сейчас, завтра, приезжайте завтра».
В течение этих суток я был, наверное, самым неадекватным Начальником штаба за всю историю Вооружённых Сил. На следующий день, отпросившись у самого Комбрига, я помчался в госпиталь, с собою вёз два полных пакета всякой снеди, запомнился крупный красный виноград. На мои звонки долго никто не реагировал, потом вышла незнакомая мне медицинская сестра. «Вы к кому?» - спросила она, я объяснил. «А ей уже ничего не надо» - сказала девушка. Я обескураженно молчал, картинка перед глазами куда-то поплыла. «Ах, да вы же ещё ничего не знаете» - спохватилась она, «подождите, сейчас доктор к вам выйдет». Я застыл возле двери, в мозгу бушевал хаос. Вышел вчерашний врач с бородкой. Он протянул мне руку: «Сергей Викторович Попов, хирург-гинеколог. Я вчера прооперировал вашу Жену, она сейчас спит. Операция прошла успешно, опасности для неё больше нет». Я судорожно сглотнул. «А ребёнок, что с ребёнком?» - чувствуя, как немеют пальцы рук спросил я. «Ребёнок?»- Сергей Викторович помолчал. «Вы знаете, он жив, у вас мальчик. Но состояние у него критическое, он сейчас в детской реанимации, здесь. На искусственной вентиляции лёгких. Я вас не поздравляю, пока. И вы никому ничего не говорите. Если в течение трёх суток он выживет, значит, будет жить. И ещё я вот о чём вас попрошу, я распоряжусь, чтобы вас к нему пропускали. Стойте рядом и уговаривайте его жить». Я молча кивнул. Потом меня одели в белый халат, обули в бахилы и провели к сыну. В стеклянной кювезе лежал крошечный голенький человечек, очень худой, рёбра торчали сквозь синеватую кожу. В носу трубочки, в тоненьких ручках капельница. Он появился на свет с весом 1 килограмм 700 граммов. Оказывается, он замер в пятимесячном возрасте и почти не рос, Оленьку прооперировали, когда ему было семь месяцев. У неё развилась нефропатия, она едва-едва не погибла.
Сергей Викторович Попов, Врач и Человек, спас жизнь обоим. Хотя обычно в таких случаях спасают только роженицу. Комбриг, спасибо ему, без лишних слов отпустил меня со службы. И все эти три решающих дня я по нескольку часов стоял рядом с моим малышом, и твердил шёпотом: «Сыночек, родной мой, только живи, слышишь? Пожалуйста, живи!». И мы с ним договорились, он выжил. Потом я расхаживал по коридору отделения свою маленькую Оленьку, ей было очень больно, она терпела. Своего ребёнка она увидела только через неделю, это она выбрала ему имя: Владислав. Чтобы инициалы у нас с ним были созвучны, я – Е.В. Келпш, а он В.Е. Келпш. Появился он на свет 23-го сентября 1993-го года, в том же родильном отделении, где 11-го сентября 1967-го увидел мир я.
Сейчас Влад уже такой взрослый, независимый, научился играть на гитаре, что-то записывает в студиях.
А впереди было ещё очень и очень много трудных и радостных дней, и я обязательно расскажу вам, уважаемые читатели, о том, чем они были наполнены. Мне есть, о чём вам рассказать.
Спасибо всем, кто дочитал, ваш
Евгений Келпш.
