Маргарет Шаму
Номер журнала: №1 2015 (46)
НА АКВАРЕЛИ А.Г. ВЕНЕЦИАНОВА «НАТУРНЫЙ КЛАСС В АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ» (1824, ГРМ) В ПОЛУТЕМНОМ «ЗАЛЕ» НА ТУМБАХ В ПОЗАХ СТОЯТ ОБНАЖЕННЫЕ НАТУРЩИКИ, ВОКРУГ НИХ НА СКАМЕЙКАХ РАЗМЕСТИЛИСЬ РИСОВАЛЬЩИКИ, В ГЛУБИНЕ РАССТАВЛЕНЫ МОЛЬБЕРТЫ, ТАМ ПИШУТ МАСЛОМ ИЛИ ЛЕПЯТ РЕЛЬЕФЫ. РАБОТА С МОДЕЛЬЮ БЫЛА НЕОТЪЕМЛЕМОЙ ЧАСТЬЮ РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРАКТИКИ НА ПРОТЯЖЕНИИ ВСЕГО XIX СТОЛЕТИЯ, ТЕМ НЕ МЕНЕЕ СВЕДЕНИЯ О ТРУДЕ НАТУРЩИКОВ В АКАДЕМИИ И ЧАСТНЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫХ ШКОЛАХ ПРЕДСТАВЛЕНЫ ЛИШЬ ОТРЫВОЧНО В АРХИВНЫХ ДОКУМЕНТАХ, ВОСПОМИНАНИЯХ ХУДОЖНИКОВ, РАССКАЗАХ СОВРЕМЕННИКОВ, В ПОЭЗИИ И ПРОЗЕ ЭТОГО ВРЕМЕНИ[1].
Студенты Академии начинали работать с натурой только на конечном этапе своего обучения, лишь после того, как в течение нескольких лет копировали рисунки, эстампы и гипсовые слепки. Сеансы проводились каждый вечер по два часа, при этом устанавливалось искусственное освещение, позволявшее точнее выделить детали мускулатуры натурщика[2]. Сеансами руководил дежурный профессор; он придавал модели ту позу, которая была представлена в классической скульптуре или живописи.
Натурщик выдерживал заданную позу в течение недели, что давало студентам возможность закончить рисунок за это время и сдать его преподавателю на оценку. Каждые четыре месяца обычно выстраивалась композиция из двух натурщиков. Лучшие рисунки прошедших сеансов удостаивались первой и второй серебряной медали.
Ученикам натурного класса приходилось «подгонять» фигуру той или иной модели под требования академической школы. Подобно большинству европейских, петербургская Академия вплоть до конца столетия пользовалась исключительно услугами натурщиков-мужчин[3]. Найти натурщика с идеальным телосложением было отнюдь не легким делом. Академия давала объявления, на которые откликались десятки, порой сотни претендующих, из них отбирали лишь одного или двух на период работы, поскольку даже обладатель хорошо развитой мускулатуры не всегда отличался правильной осанкой, артистичностью и выдержкой сохранять позу хотя бы в течение часа.
Для выходцев из простонародья труд модели означал стабильную работу. Штатные натурщики получали месячное жалованье и дрова, им предоставлялась казенная квартира в подвалах Академии[4]. В 1840-1860-е натурщик получал около 17 рублей 10 копеек за месяц. Расписки о получении денег свидетельствуют об уровне грамотности натурщиков: те, кто обладал навыками письма, расписывались за своих неграмотных коллег, используя похожие фразы: «...и за неумением [в документе: «изанеумением». - ево грамоте росписался натурщик Степан Ильичев»[5]. Хотя среди учащихся также было немало выходцев из низших слоев общества, никому бы не пришло в голову просить их позировать[6].
Натурщики являлись неотъемлемой частью академической жизни. Помимо позирования в их обязанности входило присматривать за мастерскими и зимой отапливать помещения. В дополнение к ежедневной работе в классах натурщики могли позировать и во внеурочное время[7]. В весенний и летний периоды, во время работы над программами, модели могли проводить несколько частных сессий в один день, позируя поочередно в образе библейских фигур, античных богов и героев. Они посещали выставки, поздравляли молодых художников и, очевидно, гордились своей причастностью к творческому процессу.
Категорическое использование одних лишь натурщиков-мужчин создавало ощутимый пробел в подготовке будущих живописцев. В 1818 году программа на экзамен учеников четвертого возраста включала типичный академический сюжет «Улисс, умоляющий о помощи царевну Навсикаю»: обнаженный Улисс в героической позе, окруженный девушками в античных драпировках. Однако, осмотрев предварительные эскизы, академический совет был вынужден признать, что программа оказалась для студентов «трудною: ибо картина должна состоять по большой части из женских фигур, коих они не могут рисовать с натуры»[8]. Работать с женской натурой у студентов не было возможности. Тогда совет принял решение поменять программу на «Самсона, преданного Далилою филистимлянам»: в композиции преобладали мужские фигуры, а единственную женскую необходимо было умудриться представить так, чтобы скрыть недочеты студентов в ее изображении не с натуры.
В натурных классах Академии художеств женщины начали позировать лишь после реформ 1893-1894 годов, однако и до того они позировали в портретных и костюмных классах. В отличие от мужчин они не входили в штат Академии, но набирались «по сеансу». Так как натурщицы не состояли на постоянной службе, они зарабатывали в 2-3 раза больше натурщиков-мужчин. Так, из расчетных книг Академии следует, что в 1869 году мужчины получали 50 копеек за двух- или трехчасовую сессию, тогда как женщине полагалась плата 1 рубль 50 копеек за то же время[9]. Высокий гонорар натурщицы был причиной того, что лишь немногие художники могли себе позволить такую роскошь. Даже достигнув натурного класса, большинство студентов продолжали работать с гипсовыми слепками, хранившимися в коллекции Академии[10].
В случаях когда была необходима оригинальная поза, студенты, не имеющие средств платить натурщице, писали с «казенных» моделей Академии. Профессор Московского училища живописи и ваяния Егор Васильев нашел невозможным писать с мужчины даже подготовительный этюд женской фигуры в драпировке, о чем жаловался своему бывшему ученику Василию Перову: «Нарисовал я с натурщика, Тимофея, фигуру Божией матери. Да все это не хорошо... не то-с!.. Нет, ни пропорции, ни формы! Нужно было бы прорисовать ее с хорошей женской фигуры-с!»[11]. Невозможность полноценно использовать мужскую фигуру для женской заставляла художников преодолевать огромные расстояния в поисках модели.
Некоторые русские художники имели возможность писать с женской натуры лишь тогда, когда приезжали в Рим или Париж, где профессиональных натурщиц было гораздо больше, чем в России. Молодые художники, столкнувшись впервые с женской натурой, открывали для себя целый ряд непредвиденных трудностей, о чем свидетельствует, например, письмо живописца Григория Мясоедова к другу из Рима: «В настоящее время пишу этюд с женщины вроде Магдалины. Сидит в печальной позе, волос изобилие, кругом скалы. Словом, захотелось женщину почувствовать, как говорится, ибо ни разу еще женского тела не писал, пишу в натуральную величину и нахожу, что трудней мужчин. На теле мало зацепочек, все гладко»[12]. Художники, имевшие возможность бывать за границей, пользовались преимуществом работы с женской натурой, тем самым доказывая свой международный профессиональный статус[13].
