Это одна из самых драматичных страниц войны, вызывающая наибольшие споры. Вообще, с точки зрения войны в целом—это самый большой «котёл», который был на советско-германском фронте за период с июня 1941 года до самого ноября 1942 года. Есть даже книга немецкого автора, понятно, что я умолчу название, не буду делать рекламу, в которой он говорит, что «Киев 1941 года—это самое большое окружение в истории». Но это совсем не верно, потому что с Киевским «котлом» конкурирует окружение под Дюнкерком, отсечение от главных сил и прижимание к морю англичан, французов и бельгийцев, их там было гораздо больше, то есть их там было под миллион. Считается, что в Киевском «котле» оказались около 500 тысяч. Ещё один конкурент Киевского «котла»—это окружение группы армий «Б» в Рурском «котле»—это уже 1945 год, группа армий под командованием Моделя, тоже сравнимо по количеству человек. Поэтому Киев—не самое большое окружение в истории войн, с формальной точки зрения, но самое большое единовременно попавшее в окружение количество бойцов и командиров Красной Армии.
Естественно, началось всё не мгновенно. И если говорить о борьбе за рубеж Днепра, то началось оно с локального успеха Красной Армии, как это ни странно прозвучит. В то время, как главные силы 1-й танковой группы «понеслись» рассматривать тушки подводных лодок в Николаеве, 3-й моторизованный корпус вышел к Днепропетровску. На плечах отходящих войск пробежались по наплавному мостику и ворвались в город. Но в Днепропетровске им противостоял не глупый и харизматичный человек—Родион Малиновский, который потом «поднялся» до командующего фронтом, а тогда он командовал армией. И Малиновский сумел предотвратить «вспухание», «вскрытие» плацдармов в Днепропетровске, причём он это сделал с помощью «бога войны»—артиллерии. Там река Днепр делает изгиб и вот этот мост, по которому немцы проникли в город, он оказался в положении, когда, когда его удобно было простреливать и его круглосуточно простреливали из тяжёлых орудий. И фактически этот немецкий плацдарм оказался самым бестолковым, хотя формально Днепр был форсирован, развить наступление с этого плацдарма не получилось.
Однако участки, где немцы преодолевали Днепр, всё же имелись. Имелся достаточно крупный плацдарм у немцев в районе Берислава-Каховки, в нижнем течении Днепра. А наиболее перспективный плацдарм они захватили в конце августа 1941 года в районе Дериевки, это под Кременчугом, они его захватили при свете прожекторов. Представим себе ночь, вдруг вспыхивают десятки прожекторов и по Днепру несутся штурмовые катера. У немцев были такие алюминиевые лодки с мотором, которым управлял один человек. И с пулемётами несутся к острову, они выбрали участок в русле Днепра, где есть островок, а потом «прыгнуть» дальше, такой вот «лягушячий прыжок». И всё это делалось ночью, при свете прожекторов. К примеру, Зееловские высоты---это было не первое применение прожекторов, не мы были дебютантами на этом поприще. Немцам удаётся захватить плацдарм и они постепенно начинают его расширять. Но самое главное отличие, которое не позволило советским частям насторожиться—это было то, что там была сплошная пехота. Это была пехота 17-й немецкой армии, которая медленно, но верно, расширяла плацдарм, отбивала советские контратаки, плацдарм прикрывался с воздуха, но тем не менее, беспокойство этот плацдарм внушал ограниченное.
К концу августа 1941 года немецкие армии уже вышли на рубеж Днепра. Более того, 6-я немецкая армия продвинулась дальше, поскольку в тот момент неудача постигла доселе вполне успешно отбивавшуюся от немцев 5-ю армию Потапова. Вообще, 5-я армия Потапова была такой «костью в горле» для немцев. Отступавшая по Припятской области армия Потапова, она мешала немцам сомкнуть фланги групп армий «Центр» и «Юг» и по выходу из Припятской области, уже ближе к Киеву, немцам удалось окружить значительные силы армии Потапова, понесли довольно чувствительные потери те войска, которые раньше вполне успешно не плохо держались. И кроме того, немцам удалось с ходу захватить важный мост Окуниново. Это севернее Киева, мост прочный, способный выдержать танки. Существует определённая дискуссия относительно того—использовались или не использовались диверсанты «Бранденбурга». Но, так или иначе, мост, который прикрывался, в том числе и зенитчиками, то есть было чем противодействовать, захватывается 11-й танковой дивизией, потому что, в то время, как основная масса 1-й танковой группы ушла на юг, застряла под Днепропетровском, одна единственная 11-я танковая дивизия помогала 6-й армии Рейхенау как-то справляться с советскими войсками в районе Киева и вот как раз она была инициатором прорыва через переправу Окуниново. Причём здесь пришлось воевать против немцев Днепровской военной флотилии, и с гибелью кораблей, и с весьма результативными ударами. Но так или иначе, немцы начали охватывать Киев с севера, ещё в тот момент, когда ещё не наметилось продвижение Гудериана на юг, то есть из группы армий «Центр».
Мост возле Окуниново советское командование пыталось уничтожить изо всех сил, это частично получилось, но он был, во-первых, восстановим, а во-вторых—уже переправились танки. Плацдарм уже был прочным и имея прочный плацдарм, можно было уже ставить понтонный мост и с этим понтонным мостом можно было двигаться дальше. Проблема мостов заключалась не в том, что взорвали мост и не надо форсировать реку вообще, вопрос в том, чтобы форсировать и перебросить через реку технику. Достаточно было первого рывка и закрепления на другом берегу. Это позволило создавать угрозу для фланга и тыла советского Юго-Западного фронта.
Кременчугский плацдарм немцев был, пожалуй, самым большим, то есть, поскольку его постепенно «развивали» достаточно значительные силы немецкой пехоты, он постепенно «вспухал», советские части пытались его ликвидировать контрударами. Но к тому моменту уже не было крупных танковых сил в составе Юго-Западного фронта. Пошли в бой уже первые танковые бригады, достаточно «сырые» и не очень хорошо подготовленные. Те силы, которые были до этого, танковые дивизии, они либо были выведены на переформирование, либо просто перестали существовать. Советская пехота—уже из числа новых формирований, по «облегчённому» штату, с худшей подготовкой, разумеется, на момент вступления в бой, не имевшая опыта. Поэтому ликвидировать Кременчугский плацдарм не получилось.
Кроме того, немцы сделали очень хитрый ход—они сконцентрировали в районе Кременчуга все понтонно-мостовые части практически со всей группы армий «Юг», потому что река Днепр—широкая река и для того, чтобы построить мост, способный выдержать танки, потребовалось «согнать» туда огромное количество понтонно-мостового имущества, «выдернув» его из соответствующих соединений. И такая концентрация инженерной техники была беспрецедентной.
Главная угроза, которую советское командование оценивало правильно, был поворот на юг 2-й танковой группы. Как я уже писал про Смоленское сражение, прочное сопротивление и энергичные советские контрудары заставили немцев думать о вариантах. И этим вариантом было перенаправление ударов в сторону флангов, которые казались более податливыми. И действительно—удар по Рославлю, Гомелю, приносил немцам лучшие результаты. И они начали двигаться во фланг и тыл Юго-Западному фронту. Это движение в конце августа 1941 года было замечено, причём в германском верховном командовании были немалые дискуссии на тему—а стоит ли вообще поворачивать на юг, потому что уже конец августа 1941 года, близится осень и период распутицы. И считается, что этот поворот на Киев является одной из ошибок фюрера. Другой вопрос в том, что не только один фюрер на этом настаивал, но тем не менее, поворот на Киев был такой «точкой ответвления» в 1941 году и, безусловно, это было и тратой времени и тратой возможностей. Потому что тем соединениям 2-й танковой группы, которые поворачивали на Киев, в любом случае предстояло «пробивать» советскую оборону и нести потери. Чудес никто не ожидал. И понятно, что после похода на Киев, 2-я танковая группа будет в другом состоянии, чем до него. Как и получилось в реальности.
Советская сторона решает останавливать движение противника на юг проверенными средствами—это контрудары. Фронт под командованием Ерёменко получает задачу, такая уже «расхожая фраза»—«разбить подлеца Гудериана, на переговорах со Сталиным Андрей Иванович Ерёменко пообещал «разбить подлеца Гудериана», непонятно, за что его обозвали именно так, но тем не менее, все уже знали, кто командует 1-й и 2-й танковыми группами, на дворе уже август 1941 года, немецких пленных худо-бедно захватили достаточно и они рассказали про командный состав, боевой численный состав, в общем, представление у советского командования имелись, поэтому кто перед ним—Андрей Иванович прекрасно знал.
Гудериан поворачивает на юг, а на фланге у него собираются как стрелковые части, так и танковые силы из «сотых». Также на это направление бросают советскую авиационную группировку. Туда же направляют «катюши». То есть, «катюши» в 1941 году, их советское командование расценивало не как «чудо-оружие», но тем не менее, как маневренное средство, как оружие с повышенной эффективностью, хотя, если положить руку на сердце, обычные артполки на пушках-гаубицах МЛ-20 имели эффективность намного большую, чем «катюши».
Кроме того, «выстраивают» фронтом на север 40-ю армию, надо сказать, что она была не самая слабая, численность её стрелковых дивизий была по 7-8 тысяч человек, об этом в 1945 году и не мечтали. И в этот момент имела место дискуссия между Сталиным и Жуковым. Есть каноническая версия этой дискуссии о том, что Жуков предлагал эвакуировать Киев и тем самым спасти Юго-Западный фронт. Однако на самом деле ситуация была более сложной. Георгий Константинович предлагал не вывести Юго-Западный фронт из-под удара, то есть он не предлагал «отскочить» с Днепра куда то дальше, сотни две-три километров на восток. Жуков предлагал эвакуировать конкретно Киев, находившийся на тот момент исключительно на правом берегу Днепра. И на подступах к Киеву, в Киевском укрепрайоне «сидела» 37-я армия, у которой численность «зашкаливала» за 100 тысяч человек. Соответственно идея Жукова была довольно простая—«дорогой вождь и учитель товарищ Сталин, давайте сдадим Киев, взорвём мосты, займём оборону по Днепру, «вынем» оттуда 100 тысяч человек и «поставим» их против подлеца Гудериана».
Но товарищ Сталин против этого резко возразил, был конфликт, и это конфликт явно зрел за дни и недели до этого. Сталин, опять же, был в целом недоволен ходом Смоленского сражения, потому что всё же ожидались лучшие результаты советских контрударов. И Жукова с должности начальника Генштаба отправляют командовать Резервным фронтом. Гудериан поворачивает на юг, движется в тыл Киеву, его сбоку пытаются «топтать» Ерёменко и часть сил Резервного фронта. Если по большому счёту, то Ерёменко выполнил задачу, которая была для него реалистичной. Он сковал один моторизованный корпус немцев. Ещё один немецкий корпус сковывали на Смоленском направлении. И фактически на Киев шёл один немецкий моторизованный корпус, который двигался вперёд, пользуясь «брешами», образовавшимися в результате катастроф под Рославлем, Гомелем. И сдерживание этого корпуса представлялось советскому командованию решаемой задачей.
И если опять же, в ретроспективе оценивать предложение Жукова, оно было довольно толковым, да, мы теряем Киев, это жуткий удар по престижу, это плохо оценят союзники на Западе, начнут сомневаться—стоит ли давать русским технику и вооружение, раз они потеряли столицу крупной республики. Так или иначе, это всё равно влияло бы на престиж, на ситуацию с переговорами и, вообще, как я уже писал про Смоленск, на позицию японцев. Поэтому, с сугубо политической точки зрения, товарищ Сталин считал, что эти 100 тысяч человек, «сидящие» в Киевском Уре, они нужны, хотя они были хорошо вооружены—артиллерия, самозарядные винтовки, они были обстрелянные и был опыт результативного контрнаступления против немцев. Но они пока «сидели» и ждали. Сами немцы, после неудачного штурма Киева в начале августа 1941 года, они его «обложили» заслоном, а сами пошли «обтекать» с флангов.
Но, тем не менее, советское командование считало реальным удержать этот двигающийся немецкий моторизованный корпус. Если говорить строго, с точки зрения разведсводок, в том числе и Главного Разведывательного Управления, нельзя сказать, что советское командование считало, что таи был один корпус. Тем не менее, те силы, которые там оценивались в качестве двигающихся в тыл Юго-Западному фронту, они оценивались достаточно адекватно и против них предполагалось перебросить резервы и с Западного направления, куда кстати отправилась дивизия, которой предстояло стать 1-й гвардейской—это 100-я стрелковая дивизия, которая начинала воевать в Минском укрепрайоне, перебрасывали корпус Белова, перебрасывали танковые бригады. И в принципе, если смотреть с карты Генштаба в Москве, считалось, что ситуация не такая катастрофическая.
Другой вопрос, что помимо танков и об этом кстати забывают, когда обсуждают Киев, забывают, что на Киев с севера шла ещё пехота 2-й немецкой армии Вейсха. И то, что армия Потапова потерпела неудачу при выходе из Припятской области, то, что её там сумели поймать в небольшой «котёл», проблема этого «котла» была ещё и в том, что он был по берегу реки, то есть им пришлось бросать всю технику, переправляться, прорываться и те, кто вышли, они были уже совсем не те, кто попали в это локальное окружение. И даже если бы Гудериана остановили, то эта бы масса людей в немецкой военной униформе, в любом случае выходила бы в тыл Киеву.
Надо сказать, что управление 2-й немецкой армии на 22 июня 1941 года находилось в резерве, оно «пошло в дело» уже в июле 1941 года, когда немцы сформировали 4-ю танковую армию, я это писал про Смоленское сражение. Пехоту они отдали под управление Вейхса. Но тем не менее были отданы немалые силы, несмотря на организационные перестановки в группе армий «Центр», на стыке двух групп армий, то есть, они стояли плечом к плечу—6-я немецкая армия Рейхенау под Киевом чуть-чуть в обход его, и 2-я немецкая армия Вейхса. И истощение сил 5-й армии Потапова на подступах к Киеву в любом случае означало ситуацию, близкую к катастрофической. Другой вопрос, что эта катастрофа была бы отложена, стремительного прорыва всё же не было бы, поскольку пехота—это всё же пехота. Нельзя сказать, что это было бы повторение Умани.
Со своей стороны, «противодействие» немецких генералов наступлению в тыл Юго-Западному фронту всё же было, но «противодействие» ещё и с точки зрения ведомственных интересов. Тот же фон Бок, командующий группой армий «Центр», он был не заинтересован в «разбрасывании» его сил, которые у него были в самом начале, по разным направлениям. Но так сложилось, что Гудериана отправили к Гитлеру, чтобы никакого поворота на юг, в итоге Гудериан согласился на этот поворот. С точки зрения того момента—конец августа 1941 года, с решением идти в сторону фланга все так или иначе согласились, хотя первоначально имели другое мнение—считали, что надо продолжать наступление на Москву и они имели право так считать, то есть свои плюсы у этой стратегии тоже были. Но, тем не менее, все понимали, что у нас(немцев) есть группировка, нацеленная на Москву, здесь на фланге есть целый советский Юго-Западный фронт и для того, чтобы от него отгородиться минимальным прочным заслоном, надо потратить силы. Кроме того, часть сил мы(немцы) вынуждены задействовать против него в любом случае. А так мы(немцы) сможем его «побить» и сосредоточить всё на одном направлении. Поэтому эта дискуссия была «заостренена» в мемуарах, но нельзя было выдвинуть принципиальных возражений против того, что предлагал фюрер с концентрацией сил на флангах. Это тоже были разумные аргументы, с которыми были согласны «верхах», в Берлине и в том числе и на уровнях групп армий. Поэтому этот поворот, несмотря на то, что на него немцы тратили время, у него были рациональные причины. И нельзя сказать, что немедленный бросок на Москву однозначно бы обещал большой успех. Поэтому поворот на Киев и удар по Юго-Западному фронту преследовал задачу концентрации усилий на Московском направлении через обозримое время. Но при этом следует подчеркнуть, что вот это всё—это уже начиналась импровизация, то есть, как таковой, изначальный план «Барбаросса» был отложен, начинались импровизации. Даже если бы у немцев в штабах сидел высокопоставленный советский разведчик, то шансов вовремя доложить о том, что происходит, не факт, что это бы реализовалось.
Концентрация усилий против Гудериана, то есть собирали всё, что можно, чтобы остановить продвижение Гудериана на юг, и если посмотреть на карту Генштаба, то можно было сделать вывод, что Гудериану надо идти из точки А в точку Б, до самого Днепра, на соединение с Кременчугской группировкой сотни километров, считалось, что он не дойдёт. На самом деле Будённый, который командовал Юго-Западным направлением в том момент, был человеком с развитой интуицией. Он чувствовал, что что-то не так, даже не имея каких-то рациональных объяснений. Потому что все эти переговоры в «верхах», когда его убеждал Шапошников—ну вы понимаете, вы уже один раз отступали к Днепру на хороший рубеж и там две армии потеряли—Музыченко и Понеделина и мы вам разрешим, и что, вы потеряете уже три. Тоже, в общем-то, рациональные убеждения. И в какой-то момент принимается решение о том, что у Будённого нет внутреннего согласия с мнением Москвы. Его снимают с должности и ставят на его место Тимошенко. Это происходит в последний критический момент. И может быть, если бы Будённого послушали, что пора отходить, но, опять же, рациональных аргументов—давайте всё бросать и отходить от Киева дальше на восток, их не было. Потому что Днепр—это хороший рубеж, на нём можно было хорошо обороняться на том самом фронте 40-50 километров. И если с этого рубежа отходим, немцы в любом случае переправятся, потратив на это два-три дня и пойдут вслед за отступающими. И кто в этой гонке выиграет, особенно когда у всей этой компании противника есть танковые дивизии, было непонятно.
Поэтому всё же принимается решение—держаться до последнего момента. Но в ночь с 11 на 12 сентября 1941 года происходит страшное—переправа немецких танков на Кременчугский плацдарм. Если мы смотрим до этого на советские разведсводки—где находится 1-я танковая группа Клейста, она где-то под Николаевым, в полосе Южного фронта, наверное немцы пойдут через Каховку, перешейки, Крым, наверное у них есть какие-то рациональные причины находиться именно там. И вдруг они садятся за рычаги танков и несутся к Кременчугу. И отследить это движение советская разведка не смогла. Если эти марши идут по ночам, то авиаразведка могла «не вскрыть». На самом деле здесь могла помочь хорошая радиоразведка. Вот если как союзники в 1944 году слушать эфир и «ломать» все коды, вкупе с авиаразведкой были неплохие шансы это «вскрыть».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СКОРО БУДЕТ.....
**************************************************************************************************************************************************************
*******************************************************************************
