Читаю сейчас книгу Майкла Шермера «Тайны мозга

Читаю сейчас книгу Майкла Шермера «Тайны мозга. Почему мы во все верим» и там есть описание интересного подхода к распространённой сегодня тенденции и в науке и в обществе: первая — разница «точных», или «сложных» (физических), «средних» (биологических) и «неточных», или «легких» (социальных) наук и вторая — различение двух видов научных текстов, технических и популярных. Распространено предвзятое мнение, что точные и технические науки пользуются наибольшим уважением, автор называет это мнение попадающим настолько мимо цели, что его нельзя назвать даже ошибочным.

«Я всегда считал, что если и должно существовать какое-то ранжирование (а его не должно быть), то прямо противоположное нынешнему. Физические науки действительно«сложные» в том смысле, что решать, например, дифференциальные уравнения непросто. Однако ряд переменных в рамках причинной сети предмета довольно просто выявить и проверить по сравнению, скажем, с прогнозированием действий организмов экосистемы или последствий глобального изменения климата. Но даже сложность построения всеобъемлющих моделей в биологических науках незначительна по сравнению с моделями работы человеческого мозга и общества. По этим меркам социальные науки относятся к сложным, поскольку их предмет на порядки сложнее и многограннее и имеет гораздо больше степеней свободы, которые необходимо учитывать при контроле и прогнозах».

И далее о двух типах повествования, что тоже представляет интерес в интеграции научных дисциплин.

«Официальные научные тексты — то, что я называю нарративом объяснения, — представляют собой четкий и ясный пошаговый процесс «введение-методы-результаты-обсуждение», основанный на несуществующем «научном методе» «наблюдения-гипотез-прогнозов-эксперимента», которому следуют линейно. Научные тексты этого типа подобны автобиографии, и как сказал комедийный актер Стивен Райт, «я пишу несанкционированную биографию».

Тексты любого другого рода — беллетристика. Вместе с тем это подобие «историографии вигов»: к выводу пристраивают объяснение, заставляя факты и события аккуратно укладываться в причинно-следственную цепочку, где финал — неизбежный результат логической последовательности.

Неофициальные научные тексты — то, что я называю нарративом практики, — отражают действительное направление движения науки с периодами озарений и субъективной интуицией, случайными догадками и неожиданными находками.

Наука, как и жизнь, беспорядочна и бессистемна, полна причудливых ситуаций, неожиданных разветвлений, непредсказуемых открытий, непредвиденных столкновений и непрогнозируемых исходов. Там, где нарратив объяснения может звучать как «на основании этих данных был сделан вывод...», нарратив практики читается скорее как «ну ничего себе!»

Далее данный конкретный образец интеграционной науки соответствует стилю нарратива практики и, если так можно выразиться, является несанкционированной автобиографией науки о вере».

Всё это, как я понимаю, мягко подводит читателей к тому, что к научному подходу вполне применимо понятие веры. Нет, не той силы в виде дяденьки на небесах, управляющим вселенной, а самому понимаю инструмента объяснения науки, как таковой. А это довольно интересная мысль.