Записка Дмитрия Николаевича Блудова
Покойный Государь постоянно носил шерстяные носки; на свадьбу дочери графа Клейнмихеля, боясь, что будет жарко, надел нитяные, вследствие чего и простудился.
Несмотря на то, его величество ежедневно выезжал, и хотя чувствовал внутренний холод, не принимал никаких лекарств. Болезнь усиливалась; но, не взирая на это, в субботу он был в Михайловском манеже, где провожал гвардии маршевые батальоны, идущие в поход; между прочим, распек смотрителя за то, что манеж не топлен, тогда как было там тепло.
За трое суток до кончины, Государь потребовал военного министра; но ему доложили, что кн. Долгорукий болен и не выезжает. Его Величество велел подать сани и сам поехал к нему. Возвратясь во дворец, он почувствовал себя так нехорошо, что слег, но продолжал заниматься государственными делами и слушал доклады Наследника.
В четверг, в 3 ч. утра, Наследник и Константин Николаевич, уже знали о безнадежности положения Государя и предварили Императрицу. Она пришла и просила царя исповедоваться и причаститься, говоря, что это ему поможет, и что ей этого хочется. - Разве мне так худо? - спросил Государь, и велел позвать доктора, которого спросил по-латыни. Мандт отвечал, склонив голову. - А, - сказал Император, - решительная минута наступила. Исполнил долг христианина твердо и спокойно.
Ночью велел он позвать Наследника, с которым беседовал несколько часов. В 6 часов утра позвал Наследницу, которая была в ближайшей комнате, и просил обоих окружать мать теми же вниманиями, какими сам окружал ее, прибавив: "Я хочу, чтобы она жила, она должна жить!"
Потом спросил: - А где ж она? Императрицу привели, она склонилась к нему. Он целовал ее и сказал: - Полно плакать! Я этого не хочу! Я хочу, чтоб ты жила, жила, жила непременно. Живи памятью моей любви! А прочти Отче Наш! Она стала читать и когда дошла до слов: «Да будет воля Твоя», он остановил ее и громко и твердо сказал: «И ныне, и присно, и вовеки веков!»
Потом велел дать знать по телеграфу в Москву, Киев и Варшаву: Государь кончается. Когда донесли ему, что повеление исполнено, он сказал Наследнику: "А когда все будет кончено, то, Александр, сию минуту вели изменить слова, чтоб телеграф сказал: - Государь скончался, царствует Александр II".
Он продолжал: "Обычай требует, чтобы тело императора было выставлено для народа шесть недель; но теперь не то время, чтобы заниматься тебе этими церемониями, и потому употребляю последние звуки моего голоса, Саша, чтобы просить тебя и приказать, как отец и император, исполнить последнюю мою волю: неделю тело мое пусть стоит здесь, и еще неделю в крепости, и довольно. Я хочу, чтобы траур по мне носили самый короткий срок, как только допустит приличие".
Царь прощался со всем своим семейством и велел принести даже Веру Константиновну. В каждом слове его было слышно его теплое любящее сердце. Потом он спросил с улыбкой: "А где же завтрашний или даже сегодняшний Цесаревич Nix?"
Малютка подошел к умирающему, стал на колени у низкой походной железной кровати с кожаным тюфяком, на котором скончался Царь. Его Величество, положив руку на голову ребенка, сказал: "Смотри, Коля, будь послушен твоему отцу и твоей матери, как отец твой был послушен нам с бабушкой; кроме радостей я и она от твоего отца ничего не видали; смотри, Коля, помни это, что дедушка за тобою и оттуда будет смотреть" (показал на небо).
Маленький великий князь плакал и целовал руки. Государь усилился, чтобы притянуть его к себе и сказать: "Слушай по-военному, слушай команду, полно плакать. Ну, целуй меня!" Но у самого слезы текли ручьями. Потом он сказал: "Мне хорошо, мне прекрасно, мне отрадно, мне сладко, желаю всякому того же".
Государь прощался со всей своей приближенной прислугой, даже с кучером своим Яковом, который страшно ревел. Царь приказал ему не плакать, обещая, что Наследник его не оставит.
Вспомнил об одном камер-лакее, которого когда-то ударил и, приказав позвать его, сказал ему: "Я тебя обидел раз - помнишь ли? Я ударил тебя. Прости меня, братец, за мою невоздержность". Лакей рыдая целовал ноги Царя. Все плакали.
Кто-то доложил умирающему, что Варвара Аркадьевна Нелидова желала бы иметь счастье проститься с ним. Он отказал. (После кончины - нынешний Государь был у нее и беседовал более часу).
Но все это утомило его, он стал беспокоиться; несколько успокоительных капель облегчили его. Императрица сказала ему: - Хочешь ли, я прочту тебе письма сыновей из Севастополя? (Духовник Бажанов читал в это время отходную). - Нет, благодарю, мой друг! Ведь я уже не принадлежу земному.
Перекрестился, затих и угас совершенно, 18-го февраля 1855 года, в 12 ч. 20 м. пополудни.
