Художник Владимир Александрович Серов называл свою живопись строго реалистической. Считал её искусством, находящимся в контексте актуальных явлений жизни общества. Отражающих саму суть времени.
Он заблуждался. И это говорим не мы, об этом — нашими устами — говорят факты.
Взгляните, дорогой читатель, на серовского «Сталевара». И скажите, что он ни капли не напоминает Вам роденовского «Мыслителя». Своей позой, жестом, общим настроением произведения... Да и сам великий Огюст Роден (в 1906 году во время открытия экспозиции в парижском Пантеоне) говорил о том, что данная работа посвящается именно французским рабочим.
По сути, принципиальная разница между двумя этими героями заключается только в одном: Мыслитель (согласно мнению эксперта Британского музея Ианна Дженкинса, которому мы склонны доверять) - смиренен и скорбен. Его невидящий взор пронзает глубины космоса, но космос этот — сугубо внутренний, личный, стохастичный в своей непредсказуемости. Мыслитель навеки погружён в себя и не замечает посетителей музея, что вечно толпятся подле его ног.
А сталевар Серова читает не какие-то тайные скрижали богов, а вполне себе технический документ. И мысль его обращена не в темные глубины собственного «я», но к ясной, «осязаемой» цели. К тому же, в отличии от роденовского мыслителя, этот человек не одинок, пусть на картине он и является единственным действующим лицом. Контекст полотна, повествующего о погруженном в раздумья заводском рабочем, подразумевает совместный труд многих людей, объединённых общей целью, и априори делает образ героя полотна собирательным. Это символ, суммировавший черты всех и каждого, кто ковал стальной хребет советской супердержавы. А выписав его облик зрительно схожим с легендарной статуей Франсуа Огюста Рене Родена — Владимир Александрович Серов (вольно или невольно) наделил картину прямыми отсылками к романтизму, которыми столь прославился великий французский скульптор.
Вот и скажите нам после этого, дорогой читатель: является ли картина «Сталевар» «чистым» реализмом, как о том заявлял её прославленный автор? Или же в ней присутствуют оттенки торжественной монументальности и яркого символизма? Была ли она пресловутым «отражением сути времени», или недостижимым идеалом человека нового типа?
Идём далее. Горячий и искренний адепт соцреализма, Владимир Серов полагал себя прямым наследником и продолжателем традиций передвижников. Художником, видевшим свои работы как логичный этап развития русской школы изобразительного искусства с поправкой на новый, передовой социальный строй.
Его критика «модернизма», под которым он понимал — цитата — «какое-то мифическое мироощущение и восприятие действительности», была категоричной и резкой.
И здесь он снова ошибался. Ведь его собственная живопись была точно таким же мифотворчеством. Разница заключалась лишь в подходе.
Пока западные коллеги «штурмовали небеса», добивая авангардным искусством остатки религиозного мировоззрения своих соотечественников и окончательно возводя человека в ранг центра мироздания, соцреалисты давно уже «переросли» этот подход. Для таких художников как Серов человек был не просто центром, но настоящим архитектором будущего мироустройства. Взгляните, уважаемый читатель, на его картину под названием «Рабочий».
Её центральный персонаж — мифический герой нового типа, могучему разуму и исполинской мощи которого тесны привычные рамки и скучны старые дилеммы. Его сила лишена пафоса, разум — пределов, возможности — границ. Это демиург — созидатель нового мира. Здание, что строит он и миллионы его товарищей, скоро прошьёт серое небо насквозь, оставив далеко внизу малозначимые «разборки» ангелов и демонов. Ведь на дворе — шестидесятые, и значит цель советского человека — космос. Небеса же — давно покоренный уровень и пройденный этап.
Рабочий Серова — не атлант, что довольствуется ролью «подпорки небосвода». Он — антитезис самовлюблённого персонажа Анн Рэнд, ведь расправлять могучие плечи — не его самоцель. Он получил свою сверхсилу благодаря упорному труду на благо всех и каждого, а не явился из ниоткуда подобно мороку «врождённого превосходства», которым до сих пор болеет западная цивилизация...
И в то же самое время, всё это безумно далеко и от ранимых, рефлексирующих, донельзя правдивых и оттого трогательно-хрупких образов, которыми прославились народники-передвижники. Русская школа живописи, которой искренне восхищался и вдохновлялся герой нашей статьи, повествовала о подвигах духа в деяниях малых, о сострадании и преодолении, о фатализме пред лицом предначертанного и умении ловить счастливый миг жизни, любуясь красотой простых явлений. Картины Серова — совершенно о другом. От них веет мощью совсем иного мира, где живут совсем другие люди. Мира, отказавшегося от самой концепции Судьбы и взявшей в свои руки бразды правления реальностью, дабы перестроить её в соответствии с велением Разума. И в этом своём стремлении художник оказался куда ближе к желавшим изменить общественное восприятие реальности авангардистам, чем к русским мастерам старой школы, что просто следовали за настроением эпохи.
Именно поэтому заявленное на картинах Владимира Александровича Серова мироощущение кажется моему поколению миллениалов (и уж тем более молодой поросли «зумеров», рождённых в новом тысячелетии) точно таким же громким, но мало что значащим манифестом, как «Чёрный квадрат» Малевича, который герой нашей статьи нещадно критиковал. Просто ещё одним взглядом на мир и человечество, с которым можно, но совсем не обязательно соглашаться. Само Время показало, что для сошествия на эту землю сверхчеловека, готового сделать мир светлым и справедливым для всех и каждого, Оно не наступило. Или — пока не наступило? Как знать...
Ну а Владимир Александрович Серов остаётся одним из самых любимых наших художников. Блестящим мастером точного мазка и не менее точной живописной метафоры. Страстным, ярким, самобытным, одинаково искренним как в открытиях, так и в заблуждениях.
Автор: Лёля Городная. Вы прочли статью — спасибо. Подписаться
