Егор просто упал.
В медкарте так и написали «падение с высоты собственного роста». Звучит совершенно несерьезно. По дороге в больницу Егор смеялся: «Да вы чего, какая мне скорая, что со мной будет?» В двадцать один год кажется, что ты неуязвим и если плохое случается, то с кем-то другим.
Они гуляли с другом Сашей в Нескучном саду. Теплый летний вечер в Москве, у реки танцуют люди, играет музыка, что-то очень знакомое, но за смехом и разговорами мелодию не разобрать. Они стали спускаться к набережной, пошел дождь. Одна, вторая – ледяные капли жгли руки и плечи, и все побежали, а Егор поскользнулся на мокрой ступеньке, упал и ударился головой.
Крови не было. Да и больно особенно не было. Но Егор и Саша начитанные, знали, что черепно-мозговые травмы бывают коварны и решили сделать так, как обычно советуют: подстраховаться и поехать в больницу. Егор звонил родителям, Саша вызывал скорую. Оба думали: «Завтра выпишут. А мы молодцы, все правильно делаем».
В больнице подтвердили: «Пока все в порядке, но ночь надо провести под наблюдением. На всякий случай». Стандартный протокол при черепно-мозговой травме. Меры предосторожности, чтобы в случае отека мозга или кровоизлияния была возможность немедленно оказать помощь и не допустить осложнений.
Родители Егора приехали в больницу посреди ночи, но все, казалось, было под контролем и их даже внутрь не пустили: «Вирус лютует, наговоритесь еще». Наутро они узнали, что Егор в коме. Ночью начались осложнения, и ему сделали две экстренные операции, одну за другой. За жизнь врачи не ручались.
В этой московской клинике вообще ни за что не ручались, ни в тот день, ни в последующие. Егор медленно умирал в реанимации, а объяснить причину врачи не могли. Что с ним произошло, почему потребовались два экстренных вмешательства, почему произошло обширное кровоизлияние и отчего с каждым днем ему становится только хуже?
Наконец Егора перевезли в НМИЦ нейрохирургии имени Бурденко, там череп вскрыли в третий раз – и причину нашли. Врачи увидели сгнившую медицинскую салфетку, которую предыдущие хирурги забыли внутри Егора несколько недель назад. Вокруг нее расползлись гнойные абсцессы. Хирурги Бурденко совершили почти чудо, и третья операция спасла Егору жизнь, но спасти его здоровье было уже невозможно.
Помочь Егору можно, перейдя по ссылке.
Спустя месяц после прогулки в Нескучном саду Егор открыл глаза. Больше он ничего сделать не смог.
Больно ли ему было? Узнавал ли он своих близких? Может быть, нет. А может, он просто не мог дать знать, что находится в сознании. Для этого надо было хотя бы немного шевельнуть рукой, несколько раз моргнуть, реагируя на вопросы врачей, а Егор после месяца в коме и гнойного воспаления головного мозга стал абсолютно неподвижен. На этот раз в медкарте записали: «Состояние малого сознания». Егор питался с помощью трубки в животе – гастростомы, дышал с помощью трубки в горле – трахеостомы. Улучшений никто не обещал.
Родители Егора сидели рядом с ним дни и ночи, подменяя друг друга. Олеся, мама, рассказала, что через несколько дней его взгляд вдруг стал взглядом ее сына – умным, тревожным, требовательным. Они с мужем заметили, что Егору удается немного шевелить головой. Объяснили ему, что это движение означает слово «нет» и принесли цветные кубики. Как в детстве, Олеся спрашивала сына: «Это зеленый?» Движение «нет». «Это синий?» Движение «нет». «Это желтый?» «Нет». «Это красный?» Егор не двигался. Олеся спросила мужа: «Я сумасшедшая, да?» Сделала круг по палате, потом еще один. А потом снова подошла к Егору с цветными кубиками в руках. «Это желтый?..»
Он всегда был очень умный, настоящая звезда. Пока другие дети мучились переходным возрастом, ругались с родителями и тайно набивали татуировки, Егор в свои четырнадцать лет решил, что поступит в Высшую школу экономики, и гуглил олимпиады, в которых нужно победить, чтобы на первый курс приняли без экзаменов. Он и место работы выбрал сразу и устроился туда, едва поступив в ВУЗ. Пять лет он был самым молодым сотрудником в истории огромной процветающей консалтинговой фирмы. Олеся шутила: «Эй, стряхни чертика с челочки!» В детстве она говорила так про спутанные волосы, а теперь – если боялась, что Егору вскружит голову успех. Эй, руководящая должность в двадцать один год – это как-то слишком. Эй, Егор, поработай еще год в Москве, не торопись. А его везде звали: и в Сингапур, и в Гонконг, он никак не мог выбрать, хотел делать что-то по-настоящему сложное и нужное.
«Иногда я думаю: как ему будет теперь? Характер поможет, наверное. Дай Бог нам узнать это, – говорит Олеся. – Он всегда так торопился! Я его просила: «Остановись! Жизнь – это ведь не только про работу круглыми сутками, не только про карьеру. Остановись, поживи ее». Но он меня не слышал. Или слышал, просто останавливаться и сдаваться никогда не умел».
На августовском фото из реанимации у Егора ясный взгляд и вмятина в черепе, прикрытая белой медицинской сеточкой. Через пару дней его тело сведет тяжелый приступ спастики. Он больше не сможет пошевелиться, даже чуть-чуть, чтобы показать прежнее, еле заметное «нет». Больше никто не узнает, различает ли он цвета. Узнает ли мамин голос. Папин силуэт в дверном проеме.
На вопрос, больно ли ему сейчас (она ведь мама, она знает), Олеся вдруг закрывает глаза и секунду молчит, не дышит. Потом говорит, будто уговаривая кого-то: «Ну… ему же вводят обезболивающие». Олеся смотрит на свои руки и тихо отвечает: «Да». Егору больно.
Судиться с первой больницей они пока не будут, по крайней мере до тех пор, пока не поймут, что жизнь Егора вне опасности. Кроме забытой салфетки, врачи нашли у Егора еще три занесенные больничные инфекции. Олеся повторяет несколько раз: «Три. Три разных штамма». Вряд ли она может хоть на секунду перестать думать о том, как бы все сложилось, если бы Егору оказали своевременную помощь и все закончилось еще в июне. У нее нет сил ни на что, кроме дежурств в реанимации, тревожного сна с телефоном в руке и работы, которую нельзя потерять. На восстановление Егора нужны будут миллионы. Его новую жизнь нужно будет не только отвоевывать у смерти, но и выкупать. Ни в один государственный реабилитационный центр Егора не возьмут.
В России таких тяжелых пациентов считают паллиативными. Их не лечат, не берут на реабилитацию, а отправляют доживать в хоспис. Даже в двадцать один год. Есть платный центр «Три сестры», где Егора примут с трахеостомой и гастростомой – трубками, через которые он дышит, ест и пьет. Там работают специалисты, которые знают, как помочь. Егора будут учить самостоятельно дышать, глотать слюни и еду, объяснят альтернативную коммуникацию: как показать «да» или «нет» без помощи речи. Реабилитация – это не так дорого, как сложная операция. Это гораздо дороже.
Никто не может предсказать, какой будет результат, сколько времени на него потребуется. Олеся говорит: «Конечно, мы все отдадим, все, что у нас есть, это же наш мальчик». Но у них хватит денег только на один курс, на три недели, а восстановление занимает годы, и сколько дней Егор должен будет провести в ребцентре, никто не знает.
Он не умер, но его жизнь с прогулками по Нескучному саду, обожаемыми бесконечными совещаниями, командировками, свиданиями – зимой он впервые расстался с девушкой, но кто не расставался в двадцать один год? – закончилась.
Олеся говорит об этом, сидя в машине у больницы. У нее в руках всегда телефон, сейчас муж дежурит в реанимации и пишет, что у Егора опять поднимается температура. Только что она рассказывала, как им будет сложно, но сейчас кажется, что это тяжелое будущее – лучшая награда, которая только может случиться с людьми. Олеся пытается улыбнуться на прощание, но вместо этого одними губами, без единого звука, произносит: «Господи, помоги».
На следующий день Егору становится лучше. Он снова выживает, вопреки всему. И теперь ему нужно, чтобы из больницы он поехал не домой, где его любят, но не смогут помочь, и не в хоспис, а в реабилитационный центр, где его научат жить заново. Помогите Егору!
Чтобы помочь Егору, перейдите по ссылке.
30.04.2021
- Георгий находится в реабилитационном центре. Активная медицинская реабилитация начала приносить видимы результат, это отметили все специалисты. Гоша начал выполнять команды, реагировать на речь и самое значимое, запустилось левое полушарие головного мозга, оно было поражено больше всего. Главное сейчас не останавливаться, процесс пошел!
12.04.2021
- Георгий за время нахождения в реабилитационном центре сняли трахеостому, увеличили время вертикализации без падения артериального давления, через рот съедает порцию еды.
06.04.2021
- Георгию сняли гастростому и трахеостому.
26.02.2021
- Сейчас Георгий находится в Реабилитационном центре. После операции по реконструкции черепа Георгий начал сидеть, удерживая голову. Активных движений у него пока нет, но есть попытки следить взглядом за происходящим. У Георгия улучшилось глотание: он жует и проглатывает пищу, не поперхиваясь. Это важное достижение, которое означает, что можно начать поступательно отказываться от гастростомы. Также он может дольше находиться с заглушкой на трахеостоме, что постепенно готовит Георгия к ее снятию.
Цели на ближайшие несколько курсов — снять гастростому и трахеостому, сохранить объем движений в тазобедренных суставах. Также ожидается, что Георгий морганием глаз будет давать ответы да/нет на закрытые вопросы. Кроме того, ожидается, что вместе с сопроводительными движениями эрготерапевта Георгий будет умывать рукой лицо, подносить ложку с кашей ко рту и съедать ее.
01.02.2021
- Георгию в НМИЦ нейрохирургии им. академика Н.Н. Бурденко провели операцию по внедрению программированного шунта для выведения лишней спинномозговой жидкости из головного мозга. Сейчас Георгий восстанавливается.
25.01.2021
- Сейчас Георгий находится в НМИЦ нейрохирургии им. академика Н.Н. Бурденко, после обследований и пройденной медицинской реабилитации, было принято решение об установке программированного шунта. По врачебному мнению, данный шунт должен ускорить процесс реабилитации.
