Сегодня – день рождения Владимира Ильича Ленина, а статьи у меня на канале крутятся в основном вокруг юридической тематики. Так что хочется вспомнить о том, что Владимир Ильич был не только революционером, вождём мирового пролетариата, первым лидером Советской России, и т.д. и т. п. – но и юристом. Причём – достаточно успешным. И когда он нелестно писал о своих бывших коллегах – он был в теме.
Короткая историческая справка
Не хочу копипастить информацию о тех делах, которые он вёл. Желающие почитать подробнее могут посмотреть материалы, например, здесь или здесь (не реклама, просто хорошо и достаточно объёмно подобранные материалы). Кому же неохота ходить по ссылкам, просто напомню: в 1887 году Владимир тогда ещё Ульянов успешно поступает на юрфак Казанского университета – ещё бы, золотой медалист!
Что любопытно, директором гимназии, которую он закончил, был Фёдор Михайлович Керенский – отец того самого А.Ф. Керенского, что был главой Временного правительства. Как раз Фёдор Михайлович, который был хорошо знаком с семьёй Ульяновых и ценил своего ученика, был не особенно доволен таким выбором Владимира: Керенский считал, что ему дорога на историко-словесный факультет.
Но, как бы то ни было, закончить университет по-человечески студенту Ульянову не довелось. Казнь старшего брата, участвовавшего в заговоре против Александра III, вступление в народовольческий кружок, участие в студенческих беспорядках – в общем, вылетел Владимир из университета ещё на первом курсе. С трудом добился разрешения сдавать экзамены после подготовки экстерном, в 1891 году неплохо сдал, получил диплом – и отправился работать помощником присяжного поверенного А.Н. Хардина, с которым познакомился, играя в шахматы по переписке.
Будучи «на наши деньги» помощником адвоката, Ульянов за полтора года провёл 15 уголовных и 4 гражданских дела, из уголовных 5 выиграл подчистую, в одном добился примирения сторон, а по остальным смягчил наказание или даже переквалифицировал дело на другую, более мягкую статью (например, по делу о несчастном случае на железной дороге он смог добиться для подзащитного замены тюремного заключения штрафом).
Надо отметить, для адвоката это очень и очень неплохо. У меня статистика хуже.
Дело Красносёлова
Одно из дел, выигранных юристом Ульяновым, было особенно красиво. Фабула там, если вкратце, такова: самарский торговец Степан Сурошников подал в полицию заявление, о том, что у него из дома пропали деньги – 113 рублей тремя купюрами: сотня-«катенька», десятка и трёшка. Через несколько дней в ту же полицейскую часть поступило заявление от Вильгельма Минкеля. Он был поваром в кухмистерской (недорогой столовой) и написал, что «хорошо живёт на свете Винни-Пух» – в смысле, бывший солдат и бывший арестант Василий Красносёлов откуда-то разжился деньгами. Красносёлова задержали, обыскали – и в сапоге у него обнаружили как раз сторублёвую купюру. Торговец Сурошников её опознал как свою (правда, не с первого раза). Заодно он припомнил, что Красносёлов несколько раз бывал у него в лавке и покупал капусту.
Казалось бы, абсолютно «гнилое» дело. Бывший арестант, только недавно освободившийся после срока за кражу, краденное нашли при нём и опознали – что ещё нужно прокурору, чтобы надолго упрятать подсудимого? И верно: суд 18 ноября 1892 года согласился с обвинителем, вердикт присяжных «Виновен», приговор к 2 годам и 9 месяцам. Вещдок, ту самую сотенную купюру, присудили вернуть потерпевшему.
Игра адвоката Ульянова
На первом этапе Владимир Ильич как защитник строил свою линию на показаниях подсудимого. Тот действительно недавно освободился – а сидел он в пересыльной тюрьме. Поскольку срок у Красносёлова был не большой, он его отбыл, не отправляясь по этапу дальше – в отличие от других заключённых. Больше того, он был на хорошем счету у администрации, ему разрешали держать инструменты – и он понемногу зарабатывал тем, что лудил, паял и починял арестантам всякие миски, чайники, котелки. Вещи эти и сейчас на «зоне» нужные, а уж тогда заключённый со своим чайником вообще был в камере блатным и уважаемым человеком. В общем, защитник упирал на то, что деньги у Красносёлова были свои, честно заработанные, пусть даже и в тюрьме. Стало быть, признавать сторублёвку украденной нельзя – а других доказательств, собственно, и не было.
В суде первой инстанции это не прокатило: были затребованы объяснения от начальника тюрьмы, тот ответил, что Красносёлов не работал в тюрьме ни дня – и откуда у него вообще деньги, он на свободу вышел без копейки в кармане? Свидетелей из числа заключённых и их родственников с воли, передававших деньги, опрашивать не стали: ну, не будет же уважаемый человек врать?
Тот факт, что самарский тюремный замок к тому времени был дико переполнен (вместо 978 заключённых по штату в нём сидело более 2000, из-за чего как раз в это примерно время Александр III распорядился строить новую тюрьму – ставший знаменитым в начале XX века «Самарский крест»),обвинение во внимание не приняло. Одним словом, начальник (в отличие от, скажем, надзирателя) не имел возможности следить, что делает конкретный заключённый.
Кроме того, в тюрьме вообще-то следили за финансами заключённых (что правильно: наличку на «зоне» и сейчас стараются не допускать). Защитник затребовал выписку на Красносёлова – но суд её проигнорировал.
Наконец, что самое весёлое, в деле имеются и нестыковки по времени: Сурошников на некоторых допросах сообщал, что кража была совершена давно, и что подозревает он своего квартиранта. Никаких очных ставок не проводилось.
Собрав всё это вместе помощник адвоката Ульянов написал кассационную жалобу в Сенат.
Что любопытно, жалоба эта сохранилась. И подписана она (довольно коряво) Красносёловым. Вот только он был неграмотным, и писал документ сам Ульянов. Некоторые историки полагают, что отправлять жалобу от своего имени он не стал потому, что документ мог лечь на стол одному из судей, выносивших приговор его брату. Жалоба от имени брата казнённого террориста, пусть даже и совсем по другому делу, могла сработать как красная тряпка для быка.
Уголовно-кассационный департамент отменил приговор, дело было возвращено на новое рассмотрение. 12 марта 1893 года суд рассмотрел дело повторно:
1. Были допрошены четверо сотрудников тюрьмы, подтвердивших слова подсудимого.
2. Были осмотрены записи тюремного эконома, который вёл учёт финансов у арестантов.
Новый вердикт присяжных: «Невиновен». Купюру-«катеньку» вернули прежнему владельцу.
Тактика Ленина как юриста
Юристы тех лет отчётливо делились на две группы:
1. Ораторы. Они добивались цели эффектными речами, риторическими фигурами, умением убедить присяжных в своей правоте. Таким, к примеру, был великий Фёдор Никифорович Плевако, способный, как рассказывают, просто уговорить состав суда.
2. Логики. Они анализировали дело целиком, находили слабое место – и раз за разом били в него, точно ломом в кирпичную стенку. В один прекрасный момент стена рушилась.
Ленин относился как раз к последней категории. Он не отличался ораторским даром, его не «заводила» аудитория. Честно говоря, его сохранившиеся речи – вообще не лучший образец риторики. Но он был аналитиком, видел цель, видел слабину – и бил именно в неё.
Результат налицо: даже в те годы оправдательный приговор для адвоката - это как для боксёра победа нокаутом. У Ленина из 16 "боёв" таких было 5.
