Начиталась на Дзене историй про «дачные страдания» и войны с соседями и вспомнилась история из 80-х…
В Якутске дачи на Вилюйском тракте особо не котировались. Во-первых, далеко от города, во-вторых, по тому же направлению располагался городской мусорный полигон (в народе просто свалка), ну и самое главное – зимой автобус туда не ходил, электричество отключалось, зимовать было невозможно. Но был и один весомый плюс – зимой дачи стояли нетронутыми, бичам больше нравились более близкие к городу дачные массивы.
Именно там, на Вилюйском тракте, папе выделили участок, огромный, с высокими соснами, прямо на берегу озера. За два лета папа с помощью маминых братьев и племянников возвел отличный добротный дом, да и участок облагородил, построил летнюю кухню, баню, различные надворные постройки и теплицы. Даже газонную лужайку умудрился соорудить, а ведь была середина 80-х!
И вот приезжаем как-то на дачу после долгой зимы, и вдруг обнаруживаем, что из дома исчезла почти вся мебель: кровати, кресла, диван, круглый стол, а главное, гардероб! Это был огромный старинный дубовый шкаф, который заносили в дом сразу шесть дюжих мужиков! Папа ещё смеялся, что гардероб на века, мы все умрем, а он стоять будет. Гардероб этот папе отдала Нюточка со словами:
- Он еще моему деду служил, и вам пригодится.
Качество у гардероба было отменное, не рассохся, не скрипел, блестел своими резными дубовыми дверцами. Я иногда забиралась в него просто посидеть, подумать, причем закрыть дверцы на ключ можно было и с внешней, и с внутренней стороны.
И вот исчез. Жалко было, конечно, но еще более удивительно – как? Как сумели вытащить эту громадину, уж очень этот гардероб был тяжелый. Ну да ладно, что поделаешь? Милицию вызывать смысла не было, утащили явно поздней осенью, потому что, когда мы приехали, ни единого следа не было. Папа даже предположил, что гардероб на дрова пустили, хотя никаких щепок на полу не наблюдалось.
А тут на улице соседи стали собираться. Папа к ним вышел, разговорился. Оказалось, побывали во всех домах на нашей улице, утащили всё, вплоть до кастрюль. Особенно наш сосед Иван Николаевич сокрушался, говорил, что не успел с дачи какие-то редкие книги вывезти, которые по осени оставил. Чуть ли не прижизненное издание собрания сочинений Пушкина и Библия какого-то там древнего года. Поохали, мол, и до нас добрались, вот ведь сволочи! Старуха Тараканова из дома напротив всё утятницу чугунную жалела, говорила:
- Чтоб вору эта утятница на ногу упала! Неповадно будет таскать чужое!
Но смирились, а куда деваться-то? Дачный сезон покатился, соседи часто собирались на улице, хвастали кто невиданным урожаем смородины и охты, кто толстыми индоутками, а Никифор Петрович хвалился своим щенком, мол, умница необычайный.
А в один из дней Хлебниковы прибежали:
- У нас всю смородину кто-то оборвал, даже зеленых ягод не оставил!
А там и Макаровы:
- Из двенадцати индоуток ровно половина пропала!
А уж когда на улице услышали крики Никифора Петровича, зовущего своего щенка, люди всполошились. А как иначе-то? Получается, вор завелся, причем это кто-то из своих, ведь откуда пришлым знать расписание дня соседей? Или как можно подгадать именно тот момент, когда Никифор Петрович, обычно безвылазно сидящий на даче, вдруг на час к соседу на другую улицу ушёл? Иван Николаевич, тот, у которого Пушкина свистнули, предложил капканы поставить, но Тараканова заявила:
- Зашибется вор, покалечится, нас же и посадят. Вот если он утяницу на ногу уронит, другое дело, тут сам виноват! А капканы… Да и дети наши угодить в них могут. Нет, я лично против!
Нерадостно стало на дачах, все друг на друга с подозрением смотрят, аж противно. И общаться меньше стали, хотя раньше всей улицей праздники совместно отмечали.
В середине лета с Иваном Николаевичем беда приключилась, ногу сильно повредил. Говорил со слезами на глазах:
- Дурак старый! Я капкан у себя всё же поставил, да и позабыл. Вот и угодил в него, дурак и есть!
Увезли его на «Скорой», все соседи дежурство установили, чтобы за его огородом ухаживать. В один день мы с Наташкой там сорняки рвём, в другой – Макаровы картошку окучивают, а то и Никифор Петрович с шлангом прогуливается, поливает. Всем миром, что говорится, помогаем.
Дом свой Иван Николаевич перед отъездом закрыл, даже ставни заколотил:
- Залезут ведь, окаянные! Как пить дать, залезут. Так хоть какая-то защита, если рубить начнут, соседи услышат!
А через две недели приехала его дочка, заплаканная, в чёрном платочке. Она-то сама в другом городе жила, вызвал кто-то:
- Папа умер. Ногу сильно повредил, сепсис начался. Вот, приехала сообщить. Спасибо всем, кто помогал. Вы зайдите в дом, посмотрите, может, кто что взять захочет на память о папе.
Никто, конечно, не пошёл, кроме старухи Таракановой. Той любопытно стало, ведь при жизни сосед к себе никого не приглашал, сам по гостям ходил. А выскочила из дома как оглашенная:
- Батюшки, да что ж это делается-то?
В общем, в доме нашлось всё, что у соседей по осени пропало и потом, позднее. В подполе хлебниковская смородина, в холодильнике морозилка забита тушками индоуток… Правда, следы щенка так и не отыскались. А в бывшем нашем гардеробе и вовсе богатства оказались: горы новых детских колготок, стопки новеньких байковых пеленок, ряды сосок… Он перед пенсией снабженцем работал в «Детском мире»…
И таракановская утятница нашлась, на полу валялась, а под ней засохшие бурые пятна. Видимо, ни в какой капкан он не попадал, как старуха накаркала, так и случилось, чугунную утятницу на ногу уронил…
Никто ничего забирать не стал, всем было горько и противно. Дочка покойного говорила, мол, вы урожай соберите потом, поделите, зачем добру пропадать? Но на этот огород до конца лета так никто больше и не зашел…
P.S. Даже жалко такую хорошую картинку к такой грустной истории ставить...
