1. Вопрос, вынесенный в заглавие, начал волновать умы с момента возникновения многопартийности и возможности партию создать. Но это были 90-е годы, денег было много, все это накладывало на расчеты тогдашнюю специфику: партию создавали на коленке для решения моментальных задач (вроде прохождения в Госдуму и другую власть), и не особо считались, рассчитываясь коробками с долларами.
Но уже тогда расчеты велись вполне осознанно, как при создании предприятия выделяя главные рыночные вещи: 1. контрольный пакет, 2. конвертируемость партии, 3. рентабельность партии, 4. ликвидность партии – все эти понятия из 90-х.
В «нулевые» партии фактически были ликвидированы, а четыре из них переведены в разряд политических департаментов для простого кураторства над массами. Того требовал момент – стабилизации: количество партий к началу нулевых было таково, что они, скорее, были вредны в своей массе, поскольку создавались как такой же департамент, только при коммерческой фирме.
Изменение политического формата – когда стало понятно, что департаментная версия партий нерентабельна (тысячи бесплодных бездельников-получиновников сидят на шее бюджета) – потребовало снова обращения к проблеме стоимости партий, поскольку их необходимо создавать заново в новых условиях. Причина обновления условий очевидна: четыре основные партии просто дискредитировали партийность совершенной одноликостью и бесполезностью. А значит и нерентабельностью.
Это стало очевидно, и партии сегодня отодвинули в Госдуме, отняв у них половину списка.
Мы уперлись в вопрос о нерентабельности текущих партий.
2.
Каждая из четырёх госдумовских партий получает деньги из бюджета – в районе миллиарда. Государство оценивает партийный пакет по количеству членов партии. Заметим – не по продуктивности этой партии, а по количественным показателям.
Возникает вполне законный вопрос: отрабатывают ли партии бюджетные вложения в них? Мы не касаемся внебюджетных средств, но госбюджет – наше дело. Я как плательщик налогов пока не задаю вопросов, идет ли мой рубль в партию, о которой я даже думать не хочу, не то что ей платить.
Но ясно, что миллионы граждан на этот вопрос, узнавая, что партии находятся на содержании у государства, а значит отчасти и у них, вспыхивают и озадачиваются. Недовольство возникает сразу: а чего это государство должно платить «этим» (называются вариации оценки)?
Единственная понятная работа (хотя на это есть разные суждения) – это работа в законодательных органах власти. Но по этой работе идёт отдельная, индивидуальная оплата! Получается, общий бюджет партии увеличивается многократно. А если взять оплату аппаратов, то вопрос, рентабельно ли это? – будет суровым. Они ничего не разрабатывают, они только голосуют.
Понятно, что партии получают деньги за лояльность и контроль над массами. Это нужное дело. Никто не говорит, что партии не играют определенной организационной роли. Но мы же говорим о рентабельности – то есть балансе затрат и выхода (результата). Западные расчёты за лояльность показывают гораздо меньшие суммы.
3.
Третья часть затрат, которые вроде бы являются внебюджетными и нас могут не касаться, - затраты на выборы. Не будем углубляться в детали – это отдельный вопрос, - но нам понятно, что эти огромные деньги не пришли в экономику – а пришли в политику - на финансирование изначально нерентабельных партий. Тогда это утраивает нерентабельность текущих партий.
Проблема нерентабельности партий возбуждает вопрос об эффективности партий – как создать эффективную, конкурентную партийно-политическую систему. Эту проблему фактически озвучил, её открыв – Путин 14 декабря 2018 на своей пресс-конференции.
Нужно начинать модернизации партийной системы с вопрос о рентабельности партий, потому что первый признак конкурентной партий – её рентабельность.
Автор материала Сергей Магнитов
