Накануне решающей стадии переговоров, когда Потёмкин должен был завершить переговоры и подписать мирный договор с Турцией, окончательно утверждающий за Россией статут Черноморской державы, изнурённый приступами болезни Григорий Александрович приказал вести себя из Ясс в Николаев. Умер в дороге 5-го октября 1791-го года.
Смерть Потёмкина произвела огромное впечатление на современников.
«Вечная тебе память, князь Григорий Александрович, - сказал, узнав о его, кончине, Пётр Александрович Румянцев и прибавил: - князь был мне соперником, может быть даже неприятелем, но Россия лишилась великого человека, а Отечество потеряло сына бессмертного по заслугам своим». Русско-турецкая война 1768 – 1774 годов выдвинула Петра Александровича Румянцева в ряды выдающихся полководцев своего времени, а он - сын сподвижника Петра I графа А.И. Румянцева, слов на ветер не бросал.
Григорий Александрович Потёмкин был достойнейшим преемником П.А. Румянцева и поднял на недосягаемую высоту его новаторские идеи в военном искусстве, о чём свидетельствуют его реформы в армии и победы над вечно зловещей для России Турцией.
Независимо от того, когда и кем было сказано: «Кадры решают всё» - это о личностях, руководящих массами людей. Исходя из этого, Потёмкин смело выдвигал и поддерживал талантливых людей: «Никто у меня, конечно, ни белого очернить, ни чёрного обелить не в состоянии, - писал он Ушакову в ответ на жалобы адмирала о происках недоброхотов, - и приобретение всякого от меня добра и уважения зависит единственно от прямых заслуг».
Терзаемый болезнью Григорий Александрович, естественно, присматривал себе преемника. Из екатерино-потёмкинскинских генералов много можно назвать имён достойных, но не все героические личности были одарены талантами государственного масштаба.
К примеру:
Суворов Александр Васильевич.
О нём француз Наполеон сказал следующее: «Суворов был человеком с сильной волей и характером, делавшим чудеса со своей армией, но всё же не имевшим военного таланта, что не даёт ему права быть причисленным к великим полководцам».
Каменский Михаил Фёдорович.
О нём в ноябре 1799 года Фёдор Васильевич Растопчин- русский государственный деятель, писал: «...Каменский бьёт офицеров и кусает солдат,..».
Читатель, разве не знал Григорий Александрович, о том что Каменский М.Ф. В 1751 году, тринадцати лет, поступил в Сухопутный шляхетский кадетский корпус и в 1756 году выпущен поручиком в канцелярию строений. Через год перевёлся в артиллерию и получил чин капитана. В Семилетнюю войну был волонтёром во французской армии, затем участвовал в боевых действиях русских войск. Чин полковника получил в 1762 году, на пять месяцев раньше Суворова. Генерал-аншеф с 24 ноября 1784. И о том, что боевой генерал Каменский большой поклонник Фридриха II, отличавшийся страшной вспыльчивостью и неумением владеть собой? Знал.
Знал Потёмкин и о том, что Суворов и Каменский ненавидели друг друга с кампании 1774 года, когда Румянцев двинул в наступление за Дунай корпуса Каменского и Суворова. Ненависть возникла вот из-за чего: - будучи моложе Суворова, всё время отставая от него в чинах, Каменский сумел получить чин генерал-поручика несколькими месяцами раньше и, следовательно, считался старшим. Суворов воспользовался недосмотром Румянцева, который прямо не подчинил его Каменскому, и вёл свой корпус так, чтобы не встречаться с соперником. Каменский пожаловался Румянцеву. Тот резко заметил, что порядок старшинства известен всем и что Каменский сам должен заставить Суворова повиноваться. 9 июня оба корпуса соединились, но Суворов тут же двинул свой авангард в лесное дефиле к Козлуджи. Неожиданно авангард наткнулся на крупные турецкие силы и был отброшен. При отступлении Суворов едва не попал в плен. Противник при выходе из дефиле был остановлен и отброшен пехотным каре корпуса Суворова.
Суворов утверждал, что Каменский бежал, бросив его на произвол судьбы.
В реляции Каменского говорится о том, что он поддержал Суворова своей конницей.
Не давая противнику опомниться, Суворов прошёл 10 километров лесной долиной при сильной жаре, вышел на открытое пространство и, выдержав яростные атаки турецкой конницы, разгромил противника, взяв лагерь и 29 орудий. У Суворова было 8 тысяч против 40 тысяч у Абдул-Резака. Путь на Балканы был открыт.
Однако Каменский собрал военный совет, который высказался за приостановку наступления. Между Каменским и Суворовым произошло резкое объяснение, после чего Суворов уехал в Бухарест. Румянцев выговорил ему за самовольство и ещё раз отчитал Каменского за неумение пользоваться плодами победы. Впрочем, противник, потрясённый поражением, запросил мира. Героем сражения при Козлуджи был, несомненно, Суворов. Но при торжестве мира Каменский получил Георгия 2-й степени и орден Александра Невского, а Суворов – только шпагу.
Кроме того, Суворов жалуется Турчанинову в письме от 6-го февраля 1781 года: «...сей мальчик Каменский на полном побеге обещает меня разстрелять, ежели я непобежду, и за его геройство получает то и то, а мне – ни доброго слова, как и за Гирсов...»
Не мог Потёмкин допустить в преемники, хоть и боевых, но в человеческом плане мелкотравчатых генералов. Не мог!
Свой выбор Потёмкин сделал.
Накануне решающей стадии переговоров с Турцией, изнурённый приступами болезни, он на пост главнокомандующего соединённой армией назначил Михаила Васильевича Каховского, отозвав его из Тавриды.
Это был достойный преемник: - записанный в службу с 1752 года, Каховский был выпущен в 1757 году из Сухопутного шляхетского кадетского корпуса поручиком. Участвовал в Семилетней войне. Один из лучших офицеров службы генерального штаба. Каховский быстро продвинулся в чинах, занимая квартирмейстерские должности, и уже в 1768 году состоял при Генеральном штабе в чине генерал-майорского ранга. В 1791-м году командующий армией в Тавриде. Генерал-аншеф с 24 ноября 1784 года, чей талант военачальника Потёмкин ценил высоко.
Суворов «писял кипятком» и писал Д.И. Хвостову 30 июля 1792 года: «...а утвердят Каховского – уничижительно мне – я не захочу быть в повелительстве у оного, завеса неважности с возвышением моих дарованиев. Хоть я червь, не человек, но владею ещё чувствами.»
Он кинулся к Турчанинову, ставя ему на вид, что тот, зная о назначениях, ничего не сделал для своего старого друга, который по старшинству, и по своим талантам был достоин получить командование одной из армий. В своём письме от 21 июня 1792 года П.И. Турчанинову он пишет:
«... Усердная моя и простодушная служба родила мне завистников безсмертных. Положение Ваше к ним вас не соединяло, вы были мой друг и, может быть, один близ трона видели вы театр, на который вступили: Кречетников, бывший секунд-майор, Каховский – подпорутчик, как я был старший подполковник в полных действиях полевого солдата, в чем возпитанный до сей поры пребывал. Ныне 50 лет практики обратили меня в класс захребетников. Клевреты из достоинства низринули меня в старшинство, ведая, что я всех старее службою и возрастом, но не предками и камердинерством у равных. Факционный и в титле отечественника заглушит; - я жгу известь и обжигаю кирпичи, - чем ярыги с стоглавною скотиной меня в Санкт-Петербурге освистывают. Изгибы двусмысленных предлогов здесь упадают. Далек от себя смертный, о Мать Отечества! Повели вкусить приятный конец хоть перед эскадроном. Сие между одним вами и мною, предаюсь в объятия благодетельной судьбы». На что от Матери Отечества, знавшей о доброжелательном отношении Потёмкина к Суворову, императрица не могла не заподозрить последнего в двуличии и неблагодарности. Она дала понять Суворову, что не хочет его видеть.
А что Каменский?
Каховский прибыл в ставку Главкома уже после кончины Потёмкина и
неожиданно встретил противодействие со стороны Каменского, который, как старший генерал, заявил свои права на командование.
Как известно, императрица Екатерина Алексеевна безгранично доверяла Григорию Александровичу Потёмки ну, и то что вопрос преемника меж ними был согласован у меня никаких сомнений не вызывает. Поэтому Каменский был немедленно отозван в Петербург и отправлен в отставку.
