Сражение у городка Прейсиш-Эйлау стало самым кровопролитным в войне четвертой антинаполеоновской коалиции. Всего за день с обеих сторон полегло больше 50 тысяч человек – это вам не баран чихнул! Ну а в Восточной Пруссии противники оказались, благодаря назначенному 1 января 1807 года главнокомандующим Русской армией генералу Леонтию Беннигсену, который и решил перенести главные операции в северную часть обширного театра военных действий. Важной задачей при этом было прикрытие Кёнигсберга, который после разгрома пруссаков в 1806 году становился главной целью французской армии.
Соединившись с тем, что еще оставалось от вооруженных сил Пруссии – корпусом Лестока, Беннигсен сначала двинулся на Вислу, имея намерение по пути навешать люлей удачно подставившимся под удар превосходящих сил (у русских имелось от 65 до 68 тысяч бойцов) наполеоновским маршалам Нею и Бернадоту. Однако действовал медленно, нерешительно, и оба француза от него благополучно ускользнули. Почесав в раздумье бакенбарды, Леонтий Леонтьевич решил, что на Висле-то ему, собственно, ловить уже нечего - точнее, некого. И вместо этого растянул перед отдыхавшей армией французов свои войска аж на 80 верст, контролируя своим левым флангом пути сообщения с Кёнигсбергом и Россией. После чего погрузился в сомнения и колебания: что же делать дальше?
А вот у Буонапарте никаких рефлексий насчет дальнейшего хода кампании не было. Он рассчитывал нанести удар по тому самому левому флангу русских силами 70-72 тысяч человек (по современным данным, все-таки 65 тысяч), чтобы разбить противника по частям, прижать к находившемуся у наших в тылу Фришскому заливу и окончательно уничтожить. План отличный, слов нет, к тому же, имевший все шансы на успешное воплощение. Но вмешался, как это часто бывает, случай: 19 января (здесь и далее даты по старому стилю) разъезды сначала Елисаветградских гусар, а затем и казаков перехватили двух французских курьеров. Имевшиеся при них пакеты те сжевать не успели, так что, секретные сведения попали в руки князя Багратиона, командовавшего русским авангардом. Ввиду нависшей угрозы вся армия за три дня сосредоточилась у Янково, чему объявившийся перед ней Наполеон был неприятно удивлен, но, тем не менее, решил-таки атаковать 23 января.
Однако Беннигсен дожидаться этого не стал, накануне приказав общий отход. С этого момента как для наших, так и для французов начался период изнурительных ночных маршей, только одни отступали, а другие догоняли. После четвертого тяжелейшего перехода русская армия вошла в Прейсиш-Эйлау, однако задерживаться в нем не стала, оставив лишь сравнительно небольшой арьергард под командованием Барклая-де-Толли и выстроившись в открытом поле позади городка.
В два часа пополудни 26 января авангард Багратиона был атакован колоннами корпуса маршала Сульта. Горячий «Пётра Иванович», как известно, терпеть не мог отступать. Воспользовавшись тем, что конно-артиллерийская рота полковника Алексея Ермолова, снявшись с передков, удачно накрыла французов огнем, Багратион контратаковал и отбросил наседавших французов. При этом Петербургский драгунский полк, проскакав через замерзшее озеро, неожиданно обрушился на отступавший 28-й полк корпуса Сульта, рассеял его и захватил первого из «орлов» в наступившем году и разгоравшемся сражении при Прейсиш-Эйлау. Не менее удачно действовали Лейб-кирасирский, Иигерманландский и Курляндский драгунские, а также уже упомянутый Елисаветградский гусарский полки, блестяще отразившие попытку французской кавалерии обойти наш авангард с правого фланга. То же самое французы пытались провернуть и на фланге левом, где их отбили огнем артиллерии 8-й дивизии, после чего последовала лихая атака Изюмскпх гусар.
Только когда на поле боя появились главные силы противника во главе с самим Наполеоном, Багратион отвел свои войска через Прейсиш-Эйлау к армии. Преследовавшие его французы, несмотря на сильный огонь арьергарда Барклая-де-Толли, который встретил их на окраине, смогли ворваться город. После жестокого уличного боя русские отступили, унося своего командира, получившего тяжелое ранение. Узнав об этом, Беннигсен приказал Багратиону взять Прейсиш-Эйлау обратно. Отличавшийся беспримерной личной храбростью Пётр Иванович, сошел с коня, стал перед фронтом 4-й дивизии и лично повел ее в наступление. Дружным ударом трех штурмовых колонн неприятеля буквально вышибли из городских улиц. А Полоцкий мушкетерский полк вдобавок захватил второго «орла» - всего же в сражении русскими их было взято шесть!
Каким образом дивизии Леграна все-таки удалось занять Прейсиш-Эйлау наступившей ночью – история мутная, внятного ответа на этот вопрос нет до сих пор. Как бы то ни было, к рассвету 27 января Наполеон получил донесение, что за городом на холмах между деревнями Шлодиттен и Серпален стоит вся русская армия – 67 тысяч человек при 450 орудиях. Французский император имел в своем распоряжении корпуса Сульта (16 750 бойцов), Ожеро (14 500) и Мюрата (15 200), 9 000 штыков гвардии и около 300 пушек. Но к нему спешили Даву, ведший свыше 15 тысяч солдат, и Ней, у которого было не меньше 14 500. В то время как русские могли рассчитывать лишь на подход Лестока с максимум 9 тысячами человек. Возможно, поэтому особое внимание было уделено артиллерии, управление которой объединили под командой генерала Резвого. Бо́льшую (190) часть орудий распределили по трем направлениям: 60 поставили на правом, столько же на левом флангах, а 70 замаскировали в центре, прямо против выходов из Прейсиш-Эйлау. Кроме того, при стоявшей в резерве дивизии графа Каменского имелось еще 60 пушек.
С учетом складывающейся (особенно в ближайшей перспективе) обстановки, Беннигсену, пожалуй, надлежало действовать возможно быстрее и решительнее, пока перевес в силах (особенно в артиллерии и кавалерии) еще был на его стороне. Однако русский главнокомандующий выбрал план действий, сколь неопределенный, столь и пассивный, предполагавший лишь отражение ударов противника, но никак не нанесение их по нему. В результате так, как должен был воевать Беннигсен, воевал Наполеон, который сразу же решил сковать фронт русской армии, а затем охватить ее с флангов, нанеся главный удар на левом и закончив тактическим окружением.
Хмурым утром 27 января стоял легкий – 4-6 градусов – морозец, но периодически с неба сыпал густой снег и поднималась метель, ограничивавшая видимость 49-50 шагами. Сражение началось боем головных частей наступавшего на левый фланг русских корпуса Даву - кавалерийской бригады Мюрата и дивизии Фриана с прикрывавшим Серпален отрядом генерала Карла Багговута, который ошеломил французов метким огнем артиллерии, егерей и энергичными налетами конницы. На поддержку Даву устремилась дивизия Сент-Илера из корпуса Сульта. Однако уже на подходе к Серпалену она неожиданно попала под кинжальный огонь выдвинутой с вперед артиллерии нашего левого крыла. А когда с фронта в дело включились пушки и егеря Багговута, и без того тяжелые потери французской дивизии стали стремительно увеличиваться.
Надо сказать, что едва лишь достаточно рассвело (около 9 часов утра), как вся русская артиллерия принялась усиленно палить по неприятелю, до которого было от 700 до 1000 шагов. И хотя французы не замедлили ответить, уступая в численности стволов, они несли тяжелый урон, будучи буквально засыпаемы русскими ядрами, несмотря на то, что их батареи было неплохо применены к местности. Впрочем, и нашей армии, стоявшей в тесном строю, изрядно доставалось – огонь французов пронизывал ее вплоть до глубоких резервов. Один из участников сражения, еще мало кому тогда известный Денис Давыдов свидетельствовал:
«Взаимное артиллерийское расстреливание, при пассивном стоянии всех прочих войск, длилось три часа без перерыва».
По словам очевидцев, настолько сильного и интенсивного огня артиллерии никому из них доселе видеть не доводилось, хотя люди это были опытные, имевшие за плечами не одну кампанию. Однако вернемся к Серпалену.
Упорному Сент-Илеру, все-таки, удалось обойти деревушку с запада, в то время как Фриан начал заходить в тыл русским с другой стороны. Избегая окружения, Багговут поджег Серпален и начал отходить, огрызаясь яростными атаками Изюмских гусар и Курляндских драгун. Ему удалось благополучно соединиться с Каменским, который не замедлил угостить преследовавших французов усиленной порцией картечи и ядер. Даву вновь затоптался на месте, дав знать о своих трудностях Наполеону, которого складывающаяся у маршала ситуация начинала тревожить все больше. Чтобы отвлечь внимание русских от избиваемого ими Луи Николя, французский император посылает в атаку корпус Ожеро.
Как известно, ничем хорошим ни для самого Пьера-Франсуа-Шарля, ни для его солдат этот маневр не кончился. Сбившись из-за очередной метели с пути, французы вышли не к центру русских ближе к их левому флангу, как было намечено, а уклонились в противоположную сторону. Где, отойдя от Прейсиш-Эйлау всего тысячу шагов, оказались аккурат напротив той самой замаскированной 70-пушечной батареи, которая немедля принялась расстреливать их на картечь практически в упор. Вскоре огонь на этот участок перенесла и вся остальная наша артиллерия.
В итоге сам Ожеро оказался тяжело ранен, из строя выбыли командиры его обеих дивизий, множество штаб- и обер-офицеров, убитых же нижних чинов вообще считали сотнями. И хотя французы (в мужестве им не откажешь) не желали отступать, но и вперед продвинуться уже не могли. Подошедшие сзади полки второй линии лишь увеличили общие потери корпуса, в рядах которого царили хаос и растерянность.
