Глава 17.
Дома у Мельниковых начался переполох. Глаша в голос рыдала, сидя на лавке. Её мать бегала кругом дочери, пытаясь выяснить причину:
- Доченька! Доченька! Да что же это! Аль кто обиду тебе какую сделал? Так ты скажи! Уж я тому!
Горькие рыдания были в ответ, Глаша лила слёзы и на расспросы не отвечала. Кое-как успокоив дочь, Ефросинья Семёновна усадила дочку супротив себя, погладила по густым черным волосам:
- Сказывай, что стряслось? Да не таи ничего, лучше сейчас признайся, пока отец в отъезде. Поговорим одни с тобою.
Глаша, всхлипывая и утирая слёзы, поведала матери, что Прошка Житников на неё и не глядит. Она его попросила до дома проводить, так он убежал от неё, скинув Глашу на бестолкового Матвейку!
- Выскочил Матвейка этот, некстати! Давай, говорит, я провожу! А Наталка с Прошкой зубы скалила всю вечорку! Знает же, гадюка, что мой он, а вишь всё норовит поперек мне дорогу перейти! – заливаясь слезами, рассказывала матери Глаша.
- Да ты сама размазня! – закричала Ефросинья на дочь, - Нос задравши где не надо ходишь! Думаешь – не знаю? Всё нарядами выхваляешься, коса долга, а ум короток! Наталка-то твоя полукавей оказалась, и без нарядов да серёг! А тебе только что и пара – Гаврилка горбатый!
Ударив дочь по лбу ладонью, Ефросинья плюнула в сердцах и вышла из избы во двор. Глаша злым взглядом исподтишка проводила мать.
«Завтра пойду к Михайлихе, - подумала Глаша, вытирая слёзы, - Всё равно по-моему будет! И матушка еще каяться станет, что меня отругала! Вот буду Житниковых сноха, её не стану в гости звать, в новую свою избу!»
Бабка Михайлиха жила в крайней к лесу избе. Давно уже вдовая, двух своих дочерей она выдала замуж в Архангельское, в зажиточные семьи, чему берёзовские кумушки несказанно дивились, говоря:
- Ни лицом не вышли, ни умом! Две кадушки, затетёхи! А старшая то, с мужем уж в Вятку уехала, он при чине хорошем стал! – говорила одна сплетница другой.
- Так ты неужто не знаешь! Ведает она, Михайлиха-то! Присуху сделала на женихов богатых, обеим дочерям! Не зря же она мыкалась, по беспутице в Архангельское добиралась! – отвечала другая, оглядываюсь, нет ли где поблизости самой Михайлихи.
Что и говорить, а не смотря на строгие запреты и отповеди отца Евстафия, а хаживали деревенские к Михайлихе, хаживали. Носили в узелке подношение, да просили о нуждах своих. Девушки на Святки, испуганно оглядываясь, как бы не увидали родители, пробирались к избе Михайлихи, чтобы погадать на жениха да замужество.
Молодки замужние шли к старухе в надежде получить от неё заговорённый оберег и понести долгожданное дитя.
С просьбами об указании, где потерянная вещь, или о другой какой нужде, всех бабка Михайлиха привечала. А уж помогала кому её ворожба, или нет – никому про то неведомо. Потому что говорить о том стыдились, боясь, что на воскресной службе ославит за это при всех отец Евстафий.
К ней и собралась поутру Глафира, пока мать из дому отлучилась. Собрала в узелок туесо́к мёду, немного крупы да дюжину свежих яиц. Выглянув во двор, Глаша уверилась, что матушки еще нет, да и брат не воротился, она накинула на плечи шаль потеплее и бегом пустилась со двора.
Ей пришлось обойти почти пол деревни кругом, из боязни встретить по дороге матушку, поэтому, когда позади уже был дом Никиткиных, Глаша облегченно вздохнула, подышала в озябшие ладошки и поскорее побежала с пригорка к дому Михайлихи.
- Что, девонька, не ко времени явилась? Не пора ишшо на женихов-то гадать, - с усмешкой встретила Глашу хозяйка.
Глафира смущенно топталась у крыльца, покраснев лицом. Сколько раз она проходила мимо этой сгорбленной старухи, не утруждая себя, красавицу, здороваться с Михайлихой… Мать журила её за то, обзывая дурой:
- Дура как есть, дура! – говорила она дочери, - Жизнь долгая, всякая нужда может приключиться…
А Глаша считала, что уж у неё-то никакой нужды в помощи противной старухи не случится! И вот теперь, скромно потупив глаза, стояла она у старухи во дворе…
- Ну, коли пришла, пройди в дом. Утро стылое нонче, чего стоять, - Михайлиха смягчилась и улыбнулась девушке, отворив дверь в избу.
Глаша прошла в двери. В избе было тепло натоплено, а подивила Глашу чистота в избе. Половицы сверкали, дерево было до цвету натёрто и блестело. На выбеленной печи не было видно ни одного пятнышка сажи или копоти. Вышитые рушники украшали киот, и скатерть на столе тоже была вышита узорами. Кованый дорогой сундук стоял у стены, Глаша засмотрелась на его диковинные ручки…
- Ну, говори, с какой нуждой явилась, - Михайлиха указала Глаше на лавку у стола, сама села напротив.
- Меланья Фоминична, прими гостинец, не побрезгай, - протянула Глафира свой узелок.
- Там вон поставь. Благодарствую! Ты шаль то сымай, и коротайку свою, тепло у меня, - Михайлиха говорила непривычно ласково и по-доброму смотрела на девушку.
Глаша послушно разделась, и, оправив сарафан, робко присела на указанное хозяйкой место:
- Я просить тебя хочу, Меланья Фоминична… - и Глаша рассказала всё старухе.
Нежданно для Глаши, рассказывать ей было легко. Даже матери она не сказывала того, что сейчас открыла Михайлихе. А та, чем дольше слушала гостью, тем сильнее хмурила лицо. После, когда Глаша окончила свой рассказ, долго молчала. Взяла с печи какой-то узелок, развязала его, перебрала что-то в нем, и уж потом ответила:
- Ты, девка, неладное задумала! Ни себе счастья не сыщешь, ни парню тому. Загубишь и свою красоту, и его судьбу.
- Что же, он со мною несчастлив будет? Да ты глянь на меня, парни в деревне с меня глаз не сводят! Всякий только и ждёт, чтоб я на него хотя б поглядела!
- Да, ты и лицом хороша, и статью! А только, коли не глядит он на тебя, знать не тебя ему Бог назначил.
- Если нет у тебя власти мне помочь, так и сказывай! – сердито проворчала Глаша отвернув лицо от старухи.
А та усмехнулась, глядя на Глашу. Еще пошарила на печи, достала оттуда тонкий платок.
- Я-то помогу, только опосля ко мне не бегай пенять! И вот что, делать тебе самой надобно. Страшно это, боязно. Надо ли тебе, подумай! Ночью на мельницу, да на реку идтить занадобиться… И в лес тоже пошлю. Пойдешь ли?
- Пойду! Куда скажешь пойду и не забоюсь! – Глаша упрямо сдвинула брови.
От Михайлихи Глаша воротилась весёлая и довольная! Скоро-скоро будет Прошка у её крылечка стоять, как миленький! Тогда и матушка, и Наталка-гадюка, все увидят!
Правда, задачи задала Михайлиха Глаше непростые. Надо было добыть рубаху Прохора, да принести её старухе не позднее четверга. После ночью идти на мельницу, отнести то, что даст ей Михайлиха и отдать это неведомой Глаше «Шишиге».
- А кто это – Шишига? – осмелилась спросить Глаша у Михайлихи.
- Тебе -то что! Баба это такая, на мельнице живет да в реке! – грубо ответила старуха.
-А после что делать? – Глаша подумала, не так всё и страшно делать, зря её бабка пугает.
- А после и скажу, когда это сделаешь. Всё, уходи. До четверга не придешь, буду знать, что ты передумала.
- Не передумаю я! Благодарствуй, Меланья Фоминична! – теперь Глафира даже поклонилась старухе, чего раньше она бы никогда не сделала.
Управляя по дому то, что наказала ей мать, Глафира раздумывала, как бы ей добыть рубаху Прошкину… Не идти же ей и просить об этом его самого.
«Надо Игнатку подговорить! Посулю ему гостинец, или медяк дам! – Глаша похвалила себя за такую смекалистость, - Игнатка ещё мало́й, согласится! Скажу, что хочу Прошке сама рубаху сшить, а сказать самому боюсь, смерить с рубахи мне надобно. Поверит мне, не смыслит еще!»
Глянув в зеркало, Глафира улыбнулась своему отражению – а и хороша же она, баска! Что еще выдумала Михайлиха – не станет им с Прошкой счастья! Станет, и побольше чем другим!
От Автора:
Дорогие мои Читатели! Этот рассказ публикуется по две главы в день - в 7.00, и в 15.00 по времени города Екатеринбурга.
Прошу вас простить меня, главы стоят на отложенной публикации на указанное время, поэтому делать ссылки для перехода на каждую из глав я не успею, к сожалению. Как только будет свободная минутка- обязательно сделаю переход по ссылкам.
Проходите пожалуйста на Канал - там новые главы публикуются своевременно! Спасибо, за ваши 👍! Канал существует только благодаря вам!
Приятного чтения!
