Художественный фильм «Людоед», съемки которого проходили в последние месяцы существования Советского Союза, не имеет отношения к каннибалам экваториальных стран, а был создан режиссером, родившемся в одном из поселков ГУЛАГа под Карагандой. Авторы и актеры настолько жестко воспроизвели события 50-х, что фильм до сих пор неоднозначно воспринимается аудиторией. Мы хотели бы добавить в эти оценки пронзительное мнение человека, сыгравшего в этом фильме роль второго плана…
На ленте Яндекс-дзена случайно обнаружил заметки о художественном фильме «Людоед», снятом тридцать лет назад рижским кинорежиссером, Геннадием Земелем. В отличие от авторов, упомянутых мною материалов, я видел собственными глазам, так сказать «изнутри» мучительный (иного слова не подберешь) процесс создания этого нелегкого фильма. Я в этом «красно-желто-зеленом кино» («Людоед» получился и не цветным и, не черно-белым, и не серо-буро-малиновым) сыграл мужскую роль второго плана - бандеровца, Яшку Буковинца и не только видел процесс съемок своими глазами «изнутри», но и испытал, в буквальном смысле этого расхожего словосочетания, побочные эффекты съемочного процесса на собственной шкуре. Мой «герой», двадцатишестилетний Яшка взрывает вражеский танк Т-34, провалившийся в карбидную яму-ловушку, а сам при совершении этого акта, героически погибает, сраженный меткой пулей безжалостного «эн-кэ-вэ-дэшника» и все бы ничего, да нетрезвые пиротехники переборщили с количеством взрывчатки плюс ветер, дунувшей не в ту сторону и, в результате, огненная шапка «пьяного» взрыва слегка коснулась моей спины и расплавила капроновую рубаху, расшитую традиционными «закарпатскими петухами». Но я хотел, в общем-то, написать не о личных неприятностях, выпавших на мою долю во время этой командировки, а о том уникальном географическом, геополитическом и эзотерическом месте, где проводились эти тяжелейшие съемки, «родившие» двухсерийный фильм «Людоед», вызвавший на Яндекс-Дзене такую бурную дискуссию.
Фильм снимался в окрестностях города Балхаш, на берегу одноименного озера и, не где-нибудь, а – прямо на «костях» восьмидесяти тысяч погибших, в период с 1934-ого по 1954-й годы, политзаключенных, «осваивавших» крупнейшее на территории СССР Джезказганское месторождение медных руд и строивших параллельно Балхашский медеплавильный комбинат.
Я – не профессиональный актер, и, вообще, не имею никакого отношения к актерской «братии», и на Балхаш в мае 1990-ого года меня занесло по воле случая. Скажу честно: лучше бы меня туда не «заносило»! Именно на этих съемках «Людоеда» в качестве актера я понял суть, где-то слышанной поговорки: «Нельзя безнаказанно шутить с Дьяволом!». А еще я слышал, что Христианская Церковь издавна относилась к «лицедейству» т.е. актерскому искусству, как к серьезному греху и в стародавние времена профессиональных актеров хоронили на одних участках с самоубийцами – вне пределов кладбищ, где покоились останки «благонамеренных христиан». Я не буду утомлять читателей различными моральными сентенциями, а с «красной строки» перейду к рассмотрению «существа вопроса»: почему фильм Геннадия Земеля «Людоед» действует на зрителей, как, внезапно вылитый ушат ледяной воды и обладает мощнейшей негативной энергетикой?!
Родился в 1952 году в лагерном поселке под Карагандой, в месте ссылки родителей. Затем семья вернулась в Латвию. Казахский и латышский режиссер и сценарист.
Окончил филологический факультет Латвийского государственного университета (Рига), ЛГИТМиК и Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР, мастерская Эльдара Рязанова. Работал на частных студиях и ТВ, опубликовал цикл стихов в журнале «Простор» и написал более двух десятков статей для газет Латвии и Казахстана. Последние десятилетие живет и работает преимущественно в Казахстане.
В качестве сценариста и режиссера поставил документальные фильмы «Следы на песке», «Город и реактор», цикл телефильмов к 60-летию Победы в Великой Отечественной войны на телеканале «Южная столица». Член Союза кинематографистов Латвии с 1999 года.
Призы и награды: Диплом Всесоюзного кинофестиваля в г. Минске, - режиссеру фильма "Нужна солистка" (1985).Премия «За лучший кассовый фильм 1985 года» (17 млн. зрителей в первый год проката).
В первый же день пребывания в городе Балхаш всех нас, будущих актеров фильма привезли на, так называемое «место массовых захоронений политзаключенных». Более страшного зрелища я не видел в своей жизни ни – до, ни – после этой «обязательно-познавательной» экскурсии…
Продолговатые холмики братских могил, в которых, якобы, «покоилось» по сто человек, покрытые зелеными, желтыми и белыми пятнами двуокиси меди и еще каких-то химических осадков, постоянно выпадающих из местной атмосферы, безнадежно отравленной «лисьим хвостом» ядовито-оранжевого дыма, круглосуточно исторгаемого из главной трубы медеплавильного комбината… Постоянный ветер из пустыни, насыщенный крупным зернистым песком, засоряющий глаза и носовые пазухи… Одна часть «кладбища» тонет в солончаковом болоте, другая наибольшая часть скрыта городской свалкой, с официального ведома городских властей Балхаша, из года в год, на протяжении десятилетий «наваливаемая» ковшами мощных бульдозеров на безымянные братские могилы несчастных узников БалхЛага…
Здесь нет «вечного огня» и, облицованных мрамором и гранитом мемориальных комплексов. На все «кладбище» стоит одинокий деревянный крест трехметровой высоты, установленный в 1989 году родственниками погибших в этих местах уроженцев прибалтийских республик. К кресту прибита табличка из нержавеющей стали, на табличке выгравированы пять слов: «Здесь захоронены жертвы сталинских репрессий». Все! Хотя нет – не все.
На самом краю, свободного от городских отбросов, кладбищенского пространства лежит головой в зеленоватой (здесь все вокруг «зелено» от изобилия медных рудных высыпаний) солончаковой болотной воде, а ногами – наружу гипсовая статуя мальчика-подростка. Гипс кое-где раскрошился и наружу торчат проржавевшие «арматурные кости». Когда-то этот мальчик был кем-то установлен среди братских могил в чью-то память, а затем упал и начал со временем разрушаться…
Из болота растут гигантские камыши высотой вот с этот самый памятный деревянный крест. Из пустыни, не прекращая, дует ветер, и вершины камышей тоскливо шумят под его напором. Шуршат и шуршат, и вскоре начинает казаться, что они не просто шуршат, а читают бесконечную отходную молитву по неприкаянным душам десятков тысяч невинно убиенных, чьи останки покоятся под, гигантской по площади, городской «помойкой» - может в Балхашском руководстве все эти годы работали самые настоящие «черти».
До меня не сразу доходит – отчего же мне здесь сделалось так невыносимо жутко и почему голос моего собственного рассудка упорно нашептывает мне: «Беги отсюда без оглядки! Собирай вещи и «дуй» в аэропорт, чтобы успеть к последнему самолету и поскорее прилететь обратно в свой родной город к молодой жене и маленькой дочке!»… Я стоял там минут пятнадцать, прежде чем окончательно понял, что стою я у кромки «Кладбища на помойке», где похоронена сама Человеческая Совесть, и, что Гена Земель собрался снимать фильм о тех людях, чьи кости гнили здесь на Балхаше, под Карагандой, в густом еловом лесу под белорусскими Куропатами и - на многих других безымянных, не афишируемых погостах, разбросанных по всей нашей огромной стране, называемой когда-то Российской Империей, а затем превратившейся в Советский Союз. И, наверняка, рижский кинорежиссер, родившийся в КарЛаге, сорокалетний Геннадий Земель стоя на моем месте и молча взирая на братские могилы безымянных узников, поклялся «оживить» их и снять вот этот фильм с совершенно точным и лаконичным названием: «Людоед»!
Фильм снимался на специальную кинопленку, применяемую при спутниковой и аэрофотосъемке для поисков месторождений полезных ископаемых, в частности – залежей меди. Главный визуальный эффект получаемого, в конечном итоге, изображения при помощи кинопленки такого типа, заключается в том, что изображение получается черно-белым, но при обязательном присутствии третьего цвета – красного! Все то, что имеет на земле насыщенный зеленый цвет, на пленке этого класса выглядит «красным».
По замыслу режиссера, «Людоед» должен был получиться классическим черно-белым фильмом и только кровь в нем должна была иметь красный цвет! Роль крови играла зеленая пищевая краска. Но этой краски было слишком мало и на экране она выглядела черной, зато красноватый, сиренево-розовый оттенок получила молодая майская листва на деревьях, трава на земле и военная форма «эн-кэ-вэ-дэшников», отчего и весь внешний «облик» фильма получился мистическим, почти – неземным. Собственно, так оно и было – Геннадий Земель пытался обычными реальными средствами показать абсолютно сюррелистичный мир – один из «филиалов Ада» на Земле и – восстание в этом Аду его узников, решивших завоевать себе право пожить, как люди, хотя бы три дня!
«Людоед» надо смотреть молча и стоя, и, самое главное попытаться увидеть события, демонстрируемые на киноэкране, глазами тех нескольких десятков тысяч людей, которых убили и закопали, как бездомных собак прямо на помойке. И после окончания демонстрации «Людоеда» следует молча покидать кинозал не раскрывая ртов, ибо каждый комментарий может оказаться циничным кощунством, которое никому из зрителей не простят на Страшном Суде, непременно ожидающего каждого из живущих на планете Земля…
Алексей Резник
