Выбор Ярославля в качестве анисоветского плацдарма в непосредственной близости от Москвы был обусловлен рядом объективных и субъективных факторов. Объективные очевидны. Перечислю основные из них:
а) транспортная логистика - город был выгодно расположен на перекрестье водных, железнодорожных и гужевых (тогда уже отчасти автомобильных) путей
б) скопление военных припасов (крупные склады на ж/д станции Всполье)
в) сосредоточение в городе офицерских воинских сил старой армии
г) "Епархиально-купеческая колыбель", "гнездо контрреволюции" - Ярославль действительно был крупным купеческим самостоятельным и самодостаточным городом, который большей частью своих среднегородских и буржуазных слоёв без энтузиазма воспринял события осени 1917 года
Но были и субъективные факторы. Ключевой из них - поведение местных "рыцарей" революции, ставших на деле "халифами на час"! Об этом подробнее ниже.
В период гражданской войны в повседневном сознании народа и его слуг засели призывы «грабь награбленное», идея красногвардейской атаки на капитал и пафос внешнего отрицания старого мира с его законами. Возможно, ещё и по этим причинам преступное поведение самих обывателей в быту (самосуды, воровство) и стражей порядка при исполнении служебных обязанностей породила с точки зрения обычной морали ситуацию вопиющего беззакония. Ещё Л.Д. Троцкий предупреждал, что нельзя измерять войну и революцию «аршином повседневной жизни». Мерилом же чрезвычайщины периода «военного коммунизма» были далекие от христианских и старорежимных ценности и идеалы.
По этой причине убогого понимания свободы при советской власти как вседозволенности и возможности социальной мести сами коммунистические власти часто граничили в своих поступках с разбоем, а порою и нарушали даже революционные законы.
На 90 % «бессовестные приспособленцы», по мнению Л.Б. Красина, «колбасные», по словам З.Н. Гиппиус, большевики «пришли к власти» и установили диктаторский режим в Советской России. В основу его были положены принципы силы, вражды, беззакония под эгидой коммунистических лозунгов. Крупнейший специалист в отечественной науке по периоду «военного коммунизма» Е.Г. Гимпельсон писал в одной из последних своих работ о большевиках, как о «кровавых нигилистах», порождавших «разгул беззакония и в центре и на местах». Опираясь на собранный за полвека по всей стране архивный материал, он отмечал, что были в их рядах и у власти люди с уголовным прошлым, которые допускали «своеволие, вымогательство».1
В декабре 1917 г. М. Горький в одной из статей написал, что новые бюрократы брали взятки «так же ловко, как это делали чиновники царской власти». Жизнеспособность этого явления в новых условиях подтверждает тот факт, что уже 8 мая 1918 г. СНК издал декрет против взяточничества, предусматривавший наказание в виде пяти лет тюрьмы. 2 Несмотря на это, мздоимство продолжало жить. Традиции российской бюрократии и тяжелое материальное положение эпохи голода и дефицита в сочетании друг с другом брали верх над страхом перед законом и не давали иных моделей поведения причастным к власти.
Помимо взяточничества по всей стране процветало воровство, превышение должностных полномочий. Воры и шкурники были в Сибири. Один из характерных примеров - ижевский военком Сарапула-Сидельников, расстрелянный восставшими рабочими.3
В Москве, например, пьяный комиссар ВЧК Г. Лазаргашвили 2 марта 1918 г. вошёл со своим собутыльником через переднюю площадку в московский трамвай №24. Он стал угрожать револьвером кондуктору Граховскому, который попытался высадить буйного пассажира, нарушившего правила и не предъявившего бесплатный билет.4 В ходе следственного разбирательства принципиального кондуктора чуть было самого не посадили.
В Ярославле стиль работы партийно-советской элиты также не уступал иным регионам. Красноречива откровенная фраза местного большевика Будкина, произнесённая им на заседании горисполкома в марте 1918г.: «Все противники говорят о нашем благополучии. Не надо им давать козыря».5 «Они компрометируют дело: они всей своей деятельностью толкают рабочие массы в объятия меньшевиков и правых эсеров», - писал в центр накануне июльского мятежа 1918 г. ставший по поручению центра председателем ярославского губисполкома С.М. Нахимсон ("красный губернатор" Ярославской губернии) о поведении ярославской партийной верхушки.6
«Козыри» и «компромат» были самыми разнообразными. Многочисленные архивные материалы - в частности, межведомственные отношения-записки - по городам как Ярославской, так и Костромской губерний, говорят о не прекращавшихся злоупотреблениях в системе распределения материальных благ - одежды, обуви, продовольствия – со стороны зарождавшейся тогда местной партноменклатуры. В 1918-1920 гг. коллективно и индивидуально партийно-советская элита реализовывала полученные льготы и привилегии в порядке нелимитированных, внеплановых выдач, заботясь о себе и своих близких.7. Документы повествуют и о том, как иногда эти действия пресекались советским же правосудием.8
«Рыцари революции» у власти в своей массе лучше одевались, лучше питались, чем простые рабочие и обыватели, нарушая этим нравственные императивы. Подчас они откровенно нарушали и революционный правопорядок. Например, весной 1918 г. председатель ярославского горисполкома Давид Соломонович Закгейм (23-летний "красный мэр" Ярославля) имел обыкновение «покупать» товары в магазинах и на рынке «по-революционному». А именно: он брал с прилавка, что хотел, выписывал квитки-расписки от имени горсовета и приглашал завтра подойти за деньгами. Торговцы приходили в горисполком, а вместо денег он им выписывал по 20000 р. штрафы за завышение цен на товары.
«Благополучия» добавляли и открытые реквизиции от имени Совета. К примеру, в феврале 1918 г. у бывшей владелицы ярославской кожевенной фабрики В.Н. Иконниковой правая рука Закгейма Н.П. Ворохов, бывший прапорщик из Великого Устюга и будущий ярославский губернский комиссар народного образования, лично изъял в ходе обыска 18000 р. Потерпевшей «на прожитьё» он оставил 5273 р. На вопросы о причинах обыска он твердо отвечал ей: «узнаете потом» и «деньги конфискуются – вот основание». Когда ограбленная пришла в горисполком за разъяснением, он сослался на теорию Маркса, с которой по его же признанию в воспоминаниях 1927 г. текстуально знаком не был, об изъятии денег как награбленного у народа достояния. На какие цели должны пойти эти деньги отвечал заместитель председателя горисполкома тоже предельно понятно: «На дела революции». Жалоба Иконниковой дошла до губернского ревтрибунала. В конце июня 1918 г. местные власти должны были по решению этой судебной инстанции вернуть отнятые деньги Иконниковой. Случилось ли это, сказать невозможно.
20 февраля 1918 г. по доносу прислуги Любови Филипповны Ревцовой (родом из костромских крестьян) в магазине ярославского часовщика и ювелира Л. Смушкина на ул. Власьевской в Ярославле был произведён обыск. Красногвардейцы, исполнявшие постановление горисполкома, реквизировали золотые монеты, цепочки, часы в общей сложности на сумму 30 тыс. р. Служанке-«наводчице» выдали всего 100 р. вместо обещанных 1000 р., да и это произошло лишь после неоднократных просьб и напоминаний самой Ревцовой.
Председатель горисполкома Д.С. Закгейм (между прочим, он сам работал в 1916 г. рабочим–часовщиком в Ярославле) передал, как он объяснял на следствии, «во временное пользование» своей сестре золотые часы из числа конфискованных на дело революции товаров Смушкина. «Временное пользование» на самом деле было милым и дорогим подарком, да и сама сестра, по словам его зама Н.П. Ворохова, оказалась вовсе не сестрой, а, как это не удивительно, тайной супругой красного «городского головы».
Смушкин не спекулировал вещами, вес этих предметов не превышал нормы, установленные декретом о национализации золотых изделий, который появился позже реквизиции на два месяца. Драгоценности, несмотря на признание незаконности их конфискации и постоянные требования ярославского губернского ревтрибунала, наркома советской ревизии Кедрова, кассационной комиссии отдела ВЦИК, владельцу так и не вернули даже к весне 1919 г.
«О пользовании часами Смушкина я отрицаю, часами пользовалась моя сестра…с моего ведома», - бесцеремонно заявлял следственной комиссии председатель горисполкома Закгейм в конце июня 1918 г. Тогда его отстранили от занимаемой должности. Не удивительно, что последними из дошедших до нас словами погибшего от рук восставших в ночь с 5 на 6 июля Закгейма были следующие: «Рабочие мне не доверяют».9
Другие чиновники от большевиков поступали в аналогичном ключе. Например, губернский комиссар милиции Ф.М. Горбунов в начале 1918 г. практиковал освобождение из-под стражи взамен на купеческие шубы. Член исполкома Габелко справил шубу, провернув аферу с продажей национализированного табака по подложным документам.10
Помимо полукриминальных или полузаконных, практиковались и откровенно уголовные деяния. Так, в апреле 1918 г. в числе обвиняемых ярославским губернским революционным трибуналом значился Ф.Ф. Ефимов (член ярославского продотдела), ответственный за растрату 6710 рублей.11 Сумма эта превышала годовое жалованье среднего советского служащего.
Законы монархической России были отметены революцией февраля-марта 1917 г. Большевики преступили законы России революционной и утвердили режим диктатуры осенью того же года. Это привело к исчезновению прежнего правового пространства, правоохранительной системы. Прагматичный и идеологизированный подход к праву, которым отличились большевики, не привёл их к идее и практике планомерной борьбы по искоренению преступности.
Двойственное отношение новой власти к преступному миру в первую очередь определялось идеологией. Уголовный каторжник царских времен с пролетарскими корнями мог быть признан социально более близким режиму, нежели мелкий городской буржуа. Регулярные амнистии, смягчение наказания преступникам, пострадавшим ещё от прежней власти говорят о полуснисходительном отношении к нарушителям закона. Этим большевики отнюдь не способствовали снятию криминальной напряженности в стране.
Новый взгляд на преступления, новая классификация и интерпретация преступных действий стали проводиться в жизнь. Например, преступления против церкви перестали считаться нарушением закона и не наказывались, зато частная торговля по вольным ценам или слово против режима могли стоить человеку жизни, чего раньше не было. Трактовка преступного поведения властью была подчас трудно объяснимой. Причина того кроется и в отсутствии нового свода уголовных законов. Старые же нормы права применялись сотрудниками органов с опаской быть заподозренным в «буржуазности».
Нельзя обойти вниманием проблему влияния войны на рост преступности. «Блевотина войны - октябрьское веселье!». С фронта в городскую социальную среду хлынула военная психология, масса оружия и сам «человек с ружьём» вернулся в повседневную жизнь. Стал главенствовать культ силы и насилия в обществе. Настало время простых мер и быстрых решений. Появился новый социальный тип «человек солдатообразный». Жулики и партийные активисты, обыватели и солдаты пытались носить одинаковую военную форму не только для обеспечения себе бесплатного проезда на трамваях.
Стирались внешние проявления социальных границ, и исчезала внутренняя индивидуальность отдельно взятых личностей в обществе. Стало сложно отделить преступника от стража порядка, промышленника от педагога и т.д. По внешнему виду, по манере поведения, по способу мыслить.
Тяжелое материальное положение и низкие нравственные качества стражей порядка и членов правящей партии давали дополнительный импульс росту преступности в рядах самих властных структур. Власти всех уровней и рангов нарушали закон. Возможно, многие из них искренне верили в то, что низложение буржуазных законов давало им право на любые действия под вывеской «блага народа» и «дел революции». Сама система в лице ревтрибуналов иногда поправляла самых отъявленных негодяев.
Важно отметить рост преступности не в количественных показателях и в географии распространения, а в вертикальном социальном срезе: преступная деятельность проникла во все слои социума.
Преступность изменяла повседневную жизнь. Из-за банды пресловутых «попрыгунчиков» осенью 1917 г. в Петрограде боялись выйти на улицу в вечернее и ночное время. Зимой-весной 1918 г. во всех городах боялись пьяных красногвардейцев и солдат. В ответ на постоянные угрозы жизни обыватели стали перенимать модели поведения у преступников и военизированных полукриминальных властей. Преступность сверху оправдывала и вызывала к жизни преступность снизу. Насилие - в виде самосудов - проникло в глубины массового сознания, стало заурядным бытовым явлением жизни российских городов. Кроме того, обострение правового нигилизма отразилось во всеобщем несунстве и воровстве.
Необходимо обратить внимание на нейтрализующее воздействие на массы городских жителей «синдрома 1918 г.», благодаря которому прекратились самосуды, большинство стало пассивно свыкаться с новыми условиями жизни, и большевики смогли удержаться у власти.
Это была «Пиррова победа» тяжёлого быта, материальных ценностей, коммунистической идеологии и преступной психологии над полнотой жизни, сознанием, христианскими ценностями и законопослушностью. Насилие, жестокость эпохи гражданской войны в перспективе способствовали возникновению, не ранее периода культурной революции, нового советского человека с новыми представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо.
1 Гимпельсон Е.Г. Советские управленцы: 1917-1920 гг. М., 1998. с. 167, с. 173, с. 177.
2 Горький М. Несвоевременные мысли: Заметки о революции и культуре. М., 1990. С. 99. Гимпельсон Е.Г. Советские управленцы: 1917-1920 гг. М.,1998. С. 178-179.
3 Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917-1922 гг. М., 2001. с. 445-447.
4 Вострышев М.И. Повседневная жизнь России в заседаниях мирового суда и ревтрибунала. 1860-1920-е годы. М., 2004. С. 233-234.
5 ЦДНИ ЯО. Ф.394.Оп.1.Д.88л.97.
6 Цит.по: Партия и массы в свете ленинской концепции (конец Х1Хв.- 1920-е годы). Ярославль, 1991. с.165.
7 ГАЯО. Ф.Р-180.Оп.1.Д.169.л. 191. Там же. Ф.Р-180.Оп.1.Д.250.л.590. Там же. Ф.Р-180.Оп.1.Д.166.л. 68, л. 76, л. 78, л. 82 Там же. Ф.Р-180.Оп.1.Д.440.л. 98, л.521. ГАЯО. Ф.Р-180.Оп.1.Д.169. Л. 96.Л. 129, л. 190, л. 191, л. 192, л. 213, л. 216, л. 220, л. 228, л. 229, л. 230, л. 232. Там же. Ф.Р-180.Оп.1.Д.166.л. 132-132об, л. 134, л. 138. Там же.Ф.Р-1431.Оп.1.Д.25.л.5об., л. 19, л. 113. Там же. Ф.Р-180.Оп.1.Д.440. л.6, л. 10,л. 11, л. 24, л. 31, л. 42, л. 54, л. 70, л. 73, л. 76, л. 82, л. 99, л. 107, л. 115, л. 119, л. 121, л. 290, л. 294, л. 325, л. 347, л. 524. ГАЯО.Ф.Р-180.Оп.1.Д.440.л.314, л.528.ГАЯО. Ф.Р-180.Оп.1.Д.166.л. 76, л. 78. ГАЯО. Ф.Р-180.Оп.1.Д.593.л. 111-112об. ГАНИКО. Ф. Р-1.Оп.1.Д.211.л.148, л. 159.
8 ГАНИКО. Ф.Р-1.Оп.1.Д.74.л.19. Л. 21.Там же. Ф.Р-1.Оп.1.Д.11.л.60. Там же. Ф.Р-1.Оп.1.Д.106.л. 16-18.Л. 43.
9 ГАЯО.Ф.Р-1431.Оп.2.Д.7. л. 1-3об. ГАЯО. Ф.Р-239.Оп.1.Д.190.л. 12-13, л.18. ГАЯО. Ф.Р-601. Оп.1. Д.8. л. 55-56. ЦДНИ ЯО.Ф.394. Оп.5.Д.68.л.25-26, л. 37.
10 ЦДНИ ЯО.Ф.394. Оп.5.Д.68.л.20.
11 ГАЯО. Ф.Р-601. Оп.2. Д. 71. л.1.
