Неспешно тянулся обоз, везущий Владимира на княжение в Новгород. Много добра отмерил ему с собой князь отец, не поскупился. Сам Владимир, вместе с Добрыней, по большей части верхом следовали. Обгоняли обоз, оставляя за собой шлейф дорожной пыли. С небольшим охранным отрядом, заезжали в лежащие на пути города и села. Сворачивали с пути в леса, наперегонки пускали лошадей по равнинам. Никогда еще не испытывал Владимир такого! Вхож был в дружину киевскую, видел их жизнь, да только теперь, когда не стояла за его спиной княгиня Ольга, щедрая на наставления, не смотрел в спину суровый взгляд отца, ощутил впервые свободу. Словно крылья за спиной выросли! И здесь, вдали от Киева, его слово закон! По нраву пришлось ему сидеть у ночного костра с воями, слушать скабрезные их шутки, незлобные подтрунивая друг над дружкой.
Много времени было у него и чтобы подумать, а дум было много. Хоть познал сызмальства разницу между собой и братьями, благодаря стараниям княгини Предславы, да только теперь начала эта разница обжигать его нестерпимой горечью. Хоть и был он первым сыном князя Святослава, да не его оставил отец в Киеве! Рад был Владимир из Киева вырваться, а все же обида застряла где-то в груди тугим комом. Предложи отец выбор - он сам выбрал бы Новгород, или древлянский Овруч, но отец поделил своей волей.
-Не далече осталось уже ! - сказал как-то Добрыня, - Скоро прибудем! Тут-то рукой подать до земель Псковских! Повидать бы родные края, да сестрицу! - произнося слова эти, Добрыня искоса смотрел на Владимира - как-то он воспримет упоминание о матери?
-А что дядька! Пока обоз тянется, махнем туда! Я бывал там, да уже ничего и не помню, по малым-то летам!
Не хотелось Владимиру признаваться, что при упоминании Добрыней матери, защемило в груди. Ее лицо, нежные руки и ласковый голос, помнил княжич хорошо! Знал, что есть у него под Псковом и сестрица единоутробная, роднее братьев по крови она ему! На том и порешили. Вестников уперед засылать не стал и Добрыне запретил. Зачем-то хотел застать Малушу врасплох. Может мечталось увидеть ему на ее лице удивление и радость, и понять, люб ли еще для нее сын, или годы стерли его из материнской памяти...
Прекрасе минуло уж двенадцать зим. Хорошо и спокойно жилось ей в уединении селения, под приглядом матушки да тетушки Лады. Сколько помнила Прекраса, мать всегда была тихая, задумчивая. Смотрит куда-то вдаль и не замечает того, что творится кругом. Потом вздрогнет, словно проснется и проговорит тихонечко, так что и разобрать трудно: "Ты поди ко мне дочка! Посиди рядом!" Подбежит Прекраса, прижмется к теплому материнскому боку, вдохнет ее свежий, как лес после дождя запах и сидит, не шелохнется, пока мать рассеянно гладит ее по волосам. Другое дело Лада! Уж и возрастом солидна, а огня-то в ней, а задору, словно летами она как Прекраса! Громкий смех Лады часто звенел на дворе, когда наперегонки бежала она с Прекрасой по саду. Лада была ей первой советчицей, пособницей в шалостях, укрывательницей ее проказ. Радостями ли, горестями, первой делилась Прекраса с Ладой, а та всегда давала дельный совет.
Прекраса еще не осознала, насколько хороша! Робкие, деревенские отроки, если выходила Прекраса за ворота терема, и глаз на нее поднять боялись, помня чья она дочь. В терем же сторонних мужиков не допускали. Только совсем старый конюх, дед Прозор, да юродивый сын стряпухи Забавы, Послед, тихий и годный лишь таскать тяжести, жили на теремном дворе. Гриди, сторожившие покой терема, где жила дочь князя Святослава, дальше ворот шагу не делали. Лада, любившая сама по утрам заплести Прекрасе косы, любовалась ее необычной красой молча, до поры не желая разжигать в девице тщеславие. А сама любовалась ею: густые, длинные волосы, льняного цвета. Две косы, толщиной в руку, ложились на тонкие девичьи плечи и дивно было видеть, что не гнется она к земле под этой тяжестью! На округлом личике, над маленьким носиком, сияли огромные голубые глаза. Брови и ресницы, напротив, были черны, словно углем подведенные. На щеках Прекрасы играл легкий румянец, а пухлые губы, так и просили оставить на них поцелуй. "Ой, сведет она с ума много полу мужеского! Только бы не досталась сия красота какому извергу!" - думала Лада, моля богов защитить девицу.
В тот день погожий, Малуша, Лада и Прекраса по утру вышли в сад. Звонко чирикали птицы, радуясь солнышку. Трава еще была свежей от утренней росы. Малуша, по своему обыкновению, уселась на скамью и задумалась, предоставив дочери и Ладе самим развлекать себя. Они стали под раскидистым дубом и, задрав кверху головы, старались рассмотреть кто же так заливисто поет в его кроне. У ворот послышались встревоженные голоса гридей. Лада с Прекрасой прервали свое занятие и прислушивались к происходящему. Даже Малуша, вынырнув из своих грез, смотрела в сторону ворот. Мимо них проковылял дед Прозор.
-Что стряслось-то, дед Прозор? - спросила ему вслед Прекраса.
-Всадники до нас скачут! Шли бы вы покамест до горницы! - ответил он, не сбавляя темп.
В этом уединенном крае, любые чужаки были в диковинку, событием. А в эти тревожные времена, когда сам Киев побывал в печенежской осаде, всяк от мала до велика понимал, что гости могут прибыть и совсем не с добром!
Они решили последовать совету Прозора и направились к терему. Уже занеся ногу на первую ступеньку, Малуша внезапно остановилась. До боли знакомый голос послышался ей, заставив сердце забиться гулко и часто. "Святослав!" - еле слышно слетело с губ и вот уж она бежит к воротам, а Лада с Прекрасой удивленно смотрят ей вслед.
Гриди спешно открывали ворота перед прибывшими. Малуша напряженно вглядывалась в спешившихся у ворот всадников ища глазами того, чей голос звучал в ушах. Она нашла его и не поверила глазам своим! Может разум покинул ее? Может шутят над ней темные злые силы? Вот стоит Святослав, но такой, какой был, когда родилась их любовь! Не могучий воин, с широкими плечами, да длинными усами, а отрок, еще не набравший силу, еще краснеющий под взглядами бойких девиц!
Владимир узнал мать сразу. Она была совсем такою, как в его воспоминаниях, только грусти прибавилось в глазах. Мать бежала ему на встречу, но внезапно, словно наткнувшись на невидимую стену, остановилась, глядя на него во все глаза.
-Здравствуй, матушка! - произнес он поклонившись. Из-за спин ратников вышел Добрыня и тогда все поняла Малуша. Не Святослав приехал к ней, а сын, что стал так на него похож! Теперь никакая сила не могла удержать ее на месте. Она снова побежала ему на встречу, схватила за раскрытые для объятий руки и упав на колени покрывала их своими поцелуями. Владимир растерялся от этого. Он опустился на колени рядом с матерью, притянул к себе. Она оказалась маленькой и худенькой, хрупкой, как птичка.
-Не плачь матушка! Больше мы с тобой не расстанемся! Слово даю!
-Епифан! Пусти меня к царевне Анне! Богом твоим, Христом, молю!- просила Ярка молодого евнуха сторожащего двери покоев, где заперли Анну.
-Шла бы отсюда, девицa! Не велено мне пускать к царевне никого!
-Плохо ей без меня! С малых лет я при ней!
-И не проси! Не пущу, не велено! - твердил свое Епифан.
-Епифан! А я же тебе монисто подарю, чистого золота! На многое тебе хватит!
Ярка вынула из-за пазухи цепочку, на которой весели золотые монетки. Как попала Ярка в императорский дворец, так и собирала те монеты по штучке, нанизывала на медную проволочку, надеясь с их помощью воротиться домой. Глаза Епифана загорелись жадным огнем. Он воровато оглянулся, вырвал монисто из рук девушки и приоткрыл немного дверь. Юрким ужом скользнула Ярка в двери, которые Епифан тут же запер за ней.
Царевна Анна сидела на огромной кровати под белым балдахином. Бледное личико было заплаканным. На фоне огромной кровати она казалась совсем маленькой, потерянной и одинокой. Кроме нее в покоях были несколько служанок, которых приставили к ней, когда заперли здесь. Служанки были не менее напуганы, чем Анна и жались друг к дружке в дальнем углу. Перед глазами Анны проносились картины того ужасного дня, когда у собора святой Софии, матушку схватила стража и поволокла куда-то. Громкий крик царицы Феофано звучал в ее ушах. Как она ругалась! Даже проститься с детьми не позволили ей! Анна прижалась к брату Василию, но чьи-то сильные руки разделили их. Братьев уводили и Анне оставалось лишь смотреть им в спину. Даже закричать она не смогла тогда... И вот уж неделю сидит здесь. Ей приносили еду и питье - она съедала несколько ложек, не понимая, что ест. Все заволокло туманом непонимания. "Что же это? Что произошло?" - спрашивала она сама у себя и не находила ответа.
Тихий скрип двери заставил Анну вздрогнуть. Серая тень просочилась в дверь. При неверном свете свечей, темная фигура, не слышным шагом приближалась к ней. Анна открыла рот, чтобы закричать, когда пришелец заговорил голосом Ярки:
-Не бойся царевна! Я это! Ярка!
Ярка вышла на свет и Анна, убедившись, что перед ней и вправду Ярка, соскочила с кровати и бросилась в ее объятия.
-Ярка! Ярка, ты пришла! - плакала она, прижимаясь к ней. - Скажи, знаешь ли ты, что с матушкой моей сталось? - спросила Анна, едва высохли первые слезы радости.
-Отвезли ее на остров Порти, в заключение...
Анна снова разрыдалась. Тот скалистый остров виден был из окон дворца. Голый и пустынный был он, лишь крикливые чайки кружились над острыми вершинами скал, Да одинокая каменная башня возвышалась на берегу.
-Что же дальше-то будет, а, Ярка? - спрашивала Анна сквозь слезы.
-Того не знаю, царевна! Да только думаю, что надо готовой тебе быть ко всему!
-Ты не уйдешь, Ярка? Не оставишь меня?
-Не оставлю! А теперь поесть тебе надобно, да поспать! Сил набраться!
Жизненная сила Ярки словно передалась Анне. Ей стало спокойнее, расправились худенькие плечи, на щеках заиграл румянец. Она нашла свою опору в лице простой болгарской девчушки, которую судьба оторвала от дома и забросила в этот далекий край...
