Перед отправкой на сельхозработы я случайно засандалил себе занозу в средний палец от деревянных перил на лестничном марше, когда поднимался в расположение. Поначалу не придал этому значения, потому что заноза была ну просто мизерная. Но через некоторое время палец стал набухать и побаливать и к моменту отправки на картошку за город, отёк уже был заметен. Я наивно полагал, что всё заживёт само, да и в лазарет не пускали. По приезде на картошку нас поселили в деревенском концертном зале и после этого мы целый день провели в поле. Палец стал меня серьёзно беспокоить, начала распухать рука. Ночью я не смог уже спать. Болела вся конечность и лимфоузлы в подмышке. Палец пульсировал, было жутко больно. Становилось легче, когда, лёжа на кровати, поднимал руку вверх и так её держал. Всю ночь не спал и когда боль становилась невыносимой, периодически поднимал конечность вверх, чтобы ослабить боль. Утром на построении осмотр проводил военный медик в чине офицера.
- У кого-нибудь жалобы какие есть?
- Товарищ капитан! Палец болит!
- А ну-ка покажи.
Я подошёл и показал ему свою опухшую руку.
- Так! – сказал военврач, внимательно разглядывая мою конечность. – Срочно в Госпиталь! Панов, поставишь его в наряд по кухне, а вечером отправишь в госпиталь, когда уазик придёт. В гнойное отделение!
Так я попал в военный госпиталь внутренних войск города Екатеринбурга. Меня сразу отправили на операцию. Таких, как я, с опухшими конечностями, перед операционной выстроилась целая очередь. Пока я в ней стоял, то от криков, раздававшихся в операционной, делалось очень жутко. Операцию делали на живую, без обезболивания. Не было анестезии, что-то там с поставками. Когда я вошёл мне, без всяких прелюдий, разрезали палец насквозь мимо кости и вставили резинку для дренажа гноя. Не буду описывать свои мучения, но наорался я здорово. После операции я почувствовал небольшое облегчение. Меня обкололи разного рода препаратами и температура спала. Я смог, наконец-то, нормально поспать.
Несмотря на то, что здесь все были больными, дедовщины тут тоже хватало, но всё же на порядок меньше. В отделении был старшина, назначавшийся из выздоравливающих, которых гонял «духов» на уборку и по мелким поручениям. Но вобщем обстановку можно было оценить как «лафа». Когда с утра «духи» «отлетали» уборку, были процедуры, и можно было посмотреть телек в коридоре. Но лежать дедам было скучновато, поэтому «кач» и «лоси» были тут неизменными атрибутами.
Запомнился один случай. В госпитале давали концерт раненым. Нас молодых погнали для массовки туда. Девчонки пели, плясали, потом желали здоровья воинам чеченцам и раздавали подарки. Я чувствовал себя неловко. Ведь я не воевал. После концерта я отнёс подарок безногому воину, лежащему в нашем отделении. И у меня осталась шоколадка, которую я намеревался съесть. Зайдя в палату, я разломил её пополам и поделился с соседом по палате. Мы умяли шоколад в пару секунд. Спустя некоторое время в палату ворвался парень постарше призыва и начал что-то искать. Уж не понимаю, как он про шоколад узнал, чуйка у него что ли? Когда обнаружил у меня обёртку от шоколада, ударил меня под дых:
- Тебя делиться никто не учил?
Я, корчась от боли, вопросительно посмотрел на соседа по палате. Сосед молчал…
И ещё в копилку дедовщины. Тот парень без ног, которому я относил подарок, потерял их на войне. Был уважаемым всем отделением и обладал непререкаемым авторитетом. Где-то я провинился, а может, просто ради развлечения он скомандовал:
- Лося!
Сложно описать бурю эмоций, которая пронеслась во мне. Ослушаться я не смел. Раздумывал, что же делать? Ведь он был без ног, и я мог просто уйти. А ещё лучше «вломить». Стоп! Нельзя. Он же инвалид. Кто я буду после избиения калеки? Оглянувшись вокруг, я понял, что сделают со мной другие, если я его ослушаюсь. Пауза затянулась.
- Лося! – ещё громче потребовал безногий.
Я приложил здоровую руку ко лбу и нагнулся над ним. Он взялся за поручни у себя над кроватью и треснул мне со всей дури в лоб, а дури у него хватало, уж поверьте! Он довольный рухнул на кровать. Было неприятно. Сейчас, спустя годы, я его смог бы понять. Потеряв ноги, ему нужно было какое-то утешение, какое-то признание в том, что он в этой жизни всё ещё что-то значит, ведь армия забрала главное, что может быть у человека, здоровье и его ноги. Но тогда я его не понял, А подумал: «Вот сука! Уже и ноги потерял, а всё туда же! Дедуля бл…!».
Через неделю предстояло вынимать резинку. Было также очень больно. Инфекция добралась до сухожилия. Мне рекомендовали разрабатывать палец, что бы он мог сгибаться. Ещё через неделю меня выписали обратно в учебку (в её медчасть), потому что начали прибывать раненные из Дагестана и Чечни и госпиталь нуждался в койко-местах. В санчасти палец долго не заживал, болел и доставлял кучу проблем, да и лечение уже не то. Поплевали, посмотрели и всё! Свободен! Так и выписали в учебку недолеченным. Ну а в учебке меня, конечно же, ждали коллеги по несчастью:
- Что это, мы одни будем «втухать»? Ты, я смотрю, в госпитале совсем расслабился. - разорялся мой сосед по кровати из спецназа. – Иди тоже сержантов подшивать.
Я отказался. Завязалась небольшая потасовка. Сосед задел мой недолеченный палец, что причинило мне жуткую боль. Я заорал. Сквозь лейкопластырь обильно на пол потекла кровь. Это испугало соседа. Он молниеносно выдрал из своего матраса кусок ваты, вручил его мне со словами:
- Не ори! На, приложи!
«Ну вот и отмазался!,» - подумал я, корчась от боли.
Палец долго не заживал, потому что его нельзя было мочить, но сержантов это не интересовало, и мне приходилось мыть пол вместе со всеми. Хотя я и пытался разрабатывать палец, но сухожилие так и не удалось заставить полноценно работать.
