- Сдался он нам, театр этот, - ворчал Павел, ища парковку на запруженной машинами улице. – Сидели бы дома, смотрели бы телевизор...
- В кои-то веки выбрались! – возразила Катерина и посмотрела на себя в боковое зеркало. Она себе сегодня очень нравилась: платье новое, губы накрашены, волосы уложены – красота! – Давай попробуем насладиться искусством.
Дочь Даша подкидывала родителям не только внуков на выходные, но и всяческие приятности. То продуктов вкусных накупит, то цветов привезет, то плед симпатичный. А вчера притащила билеты в театр:
- Мам, пап, выберитесь из своего замкнутого круга: дом – работа – дача! Сходите на спектакль, говорят, у него бешеный успех. К тому же, это «Гамлет», классика...
Парковочное место, наконец, отыскалось, причем недалеко от входа в театр, и довольные Лисичкины чинно проследовали в храм искусства.
В театре Павел немного оживился, обнаружив буфет. Они с Катериной взяли по бутерброду с белой рыбой и по бокалу шампанского, культурно вкусили угощение за столиком и решили, что Дашкина идея не так уж и плоха.
- Надо почаще выбираться, - говорила Катерина, усаживаясь на свое место в середине партера. – Давай будем сами покупать билеты и ходить в театр, Паш?
- Может быть, может быть, - проворчал Павел. После бутерброда он размяк и рассчитывал немного подремать во время спектакля, тихонько, чтоб никто не заметил.
В зале начало темнеть, и Катерина, предвкушая интересное зрелище, зааплодировала.
Костюмы и декорации оказались, мягко говоря, странными. Люди, одетые частично в современные, частично в средневековые наряды, бродили между кубами и загогулинами, призванными изображать различные места действия. Режиссерское прочтение пьесы и вовсе удивляло. Розенкранц и Гильденстерн пили, как последние грузчики; Гамлет сидел на веществах, и его сумасшествие казалось настоящим, а не наигранным; Офелия была от кого-то беременна и не говорила, от кого...
Через пятнадцать минут после начала Катерина поймала себя на том, что сидит, открыв рот, чувствуя себя беспомощной перед современным искусством, перекорежившим искусство несовременное. Она никак не могла осознать, зачем режиссер взял гениальную пьесу и напихал в нее... все это. Какого-то дополнительного смысла происходящему ни пьянство, ни беременность не придавали, а потому – зачем, зачем?!
- Какая у них в глазах тоска, у актеров, - сказал Павел на ухо Катерине. – Давай в антракте уйдем.
- Давай.
Но антракта не было. Режиссер, будто зная, что иначе половина зала сбежит, перерыв попросту отменил. Пришлось досиживать до конца. Когда актеры выходили на поклон, невежливая публика уже вовсю ломилась из зала, лишь бы скорее оказаться подальше и забыть обо всем, как о страшном сне. Две дамы рядом с Катериной чопорно обсуждали тонкий режиссерский замысел и гениальные нюансы, и Катерина пыталась понять: зрительницы держат лицо, чтобы не сочли необразованными, или им действительно понравился спектакль?
- Такой театр не про нас, - сказал Павел, когда вышли из здания. – Ей-богу, Кать, лучше б я футбол посмотрел.
- Лучше б и я футбол посмотрела, - мрачно сказала Катерина. – Ну, Дашка... Хоть бы описание почитала, предупредила нас.
- Ладно, - сказал Павел, - сейчас заедем в магазин, купим еды, да и посмотрим какую-нибудь комедию старую! Надо это заполировать.
- «Иван Васильевич меняет профессию»! – мгновенно выбрала Катерина, и они хором с Павлом процитировали:
- И меня вылечат!
© Баранова А.А., 2023